У меня всё внутри словно заледенело, и я боялся посмотреть на Холмса – мне казалось, вот-вот его кажущееся спокойствие со звоном разлетится на тысячу осколков, и тогда один бог знает, что будет дальше. Но, когда я всё-таки решился и взглянул, я не увидел ни ужаса, ни горя. Он был только хмуроват и сосредоточен, как всегда, когда перед ним вставала серьёзная проблема. Узкие губы поджались, но не кривились, а брови сошлись над переносицей, но не были горестно изломлены. Он опустился перед телом на колени и принялся расстёгивать на нём одежду.
- Холмс... – не выдержал молчания я, и, очевидно, в интонации моего голоса было что-то такое, отчего он обернулся и пристально посмотрел на меня.
- Нет, мой друг, - сказал он печально и очень мягко. – Дважды в одну ловушку – это было бы слишком. Не жалей меня и не бойся за меня, потому что это – не Айрони Бин, и записка тоже ложь.
- А кто же это? – спросил я удручённо, и прозвучало глупо.
- Не знаю. Какой-то несчастный ребёнок – наверное, сын обходчика или буфетчика, подвернувшийся этому извергу под руку.
- Сын? – не сразу уловил я.
- Да, Уотсон, сын. Это даже не девочка. А значит, игру Сони Волкодав пока не разгадал.
- Ты – тоже, - напомнил я.
- Да, и я – тоже.
- А что с запиской?
- Рука Сони, но писано под диктовку.
- Почему ты так решил?
- Сони в начале любого послания обязательно обратилась бы ко мне по имени. И она ни за что не подписалась бы «Асания» - я никогда не называл её так, она вообще не могла быть уверена, что я знаю это имя. Это – имя из той жизни, о которой она не хотела бы помнить.
- И Волкодав тоже был в той жизни, вероятно?
- Да. Думаю, да. Не знаю. Мы прежде не говорили о нём.
- Эй! – слабым голосом окликнул Раух. – А здесь ещё один труп. Женщина.
Холмс заметно вздрогнул и выпрямился, одновременно оборачиваясь:
- Где?
- В кладовке. Дверь неплотно затворена, и нога торчит. Я не стану смотреть – смотрите сами.
У этого трупа лицо обезображено не было. Череп проломили сзади. Мы увидели женщину лет сорока, невзрачную и небогатую, в белой наколке буфетчицы, сейчас красной от крови.
- Свинцовый кастет, - заключил я, осмотрев рану. – Тут без ножа обошлось.
- А, теперь понятно, - сказал Холмс. – Маленькая станция, вся семья работала в этом домике: отец путевой обходчик, он же начальник станции, мать буфетчица, их сын лет десяти – двенадцати. И жили, надо полагать, прямо здесь же. Теперь только какой-нибудь машинист, заподозрив неладное, сообщит на следующей станции о том, что остановочный пункт у разъезда «Еловый бор», если он и в самом деле так называется, обезлюдел.
- Но куда-то же вела тропинка? – вспомнил настырный Раух.
- Подождём, пока совсем рассветёт и посмотрим, - решил Холмс. – Нам теперь особенно торопиться не стоит. Ипсвичские полисмены, кажется, вознамерились свалить на нас все убийства в округе, а Марсель им в этом с радостью поможет. Учитывая, как лихо мы сошли с поезда, думаю, проводник нас запомнил. Так что лучше дождаться появления заинтересованных лиц и объясниться на месте, чем быть объявленными в розыск по всей Англии.
- Дождаться? Господи, а время? Холмс, да пока мы ждём, они...
- Мы ведь даже не знаем, куда они направились, - охладил мой пыл Холмс. – И искать Волкодава с Сони будет куда труднее, чем Анастаси Благов.
- Хотите выйти на них через Благов? – изумился Раух. – Да она, как страшный сон, постарается забыть всё, что её связывало с этими людьми. Девочку она передала – чего ещё? Ничего она вам не скажет.
- Обязательно скажет, - уверенно заявил Холмс. – Потому что есть ещё мистер Бин – номинальный отец девочки. Неужели вы думаете, что Благов таскает этого полуидиота за собой просто из христианского милосердия?
- Но я не совсем понимаю, какое отношение мистер Бин... – начал было я, но он перебил меня:
- А ты всё ещё любишь жареные каштаны? Честно говоря, я поел бы – курица и пирог как-то уже основательно забылись с вечера.
Я только головой покачал:
- Есть ли на свете человек, который понимает тебя, Холмс?
- Сони, мой старший брат и ты, - спокойно сказал он, глядя мне в глаза. – Но до самого конца только я сам. Не обижайся, Уотсон, это же всё равно ни от кого не зависит.