Саша, оставшись один в Михайловском, не занимался хозяйством, но относился к своим людям по-доброму и снисходительно. Землей и мужиками у него занимался крепостной староста, Михаил Калашников. А усадьбой и домом - няня, Арина Родионовна, которая каждое утро, шаркая ногами, обходила владения, создавала уют в его маленькой комнатке, правда, с давно не крашеными окнами, дверями, и полом…
Зато, как она натопит жарко в ней, он не встает целый день, а прямо в пестром своем халате пишет, развалясь, на своей деревянной, скрипучей кровати, вместо четвертой поломанной ножки которой подложено полено. Пишет он свои стихи и поэмы, окуная перо в баночку из-под помады. Иногда, когда ему это надоедает, он принимается жаловаться друзьям. Больше всего достается князю Вяземскому: «Я один-одинешенек, живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни».
Няня не только рассказывает ему сказки и поет старинные песни, она, голубушка, подумала и о том, что надо бы рассеять его грусть и скуку – заметив взаимный интерес любимого барчука и Оли, девятнадцилетней дочери старосты Калашникова, она их свела потихоньку.
Саша усмехнулся: «Ай да, няня! Ай да молодец – избавила меня и от отца её заодно!». Она посоветовала отправить того управляющим села Болдино, нижегородского имения отца. Саша был благодарен старушке за то, что так она позаботилась о его интимной жизни - только при её покровительстве могло все это получиться. Но в маленьком доме его желания не могли укрыться от чужих внимательных глаз.
Даже Жанно, который приехал на один день к нему, заметил, что в этом домике происходит между ним и Ольгой. Как только приехал долгожданный друг, и они вошли в дом, после первых же восторгов и восклицаний, «Что – ты?». «А как - ты?»... «Что - наши, расскажи!», Саша повел Жанно по комнатам, показывая свое «хозяйство». Вошли в нянину комнату, где уже собрались швеи. Жанно как-то сразу выхватил взглядом среди них его девушку. Она, и правда, резко отличается от других - красотой, статностью, лебединой шеей... И он, по взглядам, которыми быстро обменялись его друг и она, понял, что между ними есть что-то. Саша улыбнулся ему шаловливо и только.
Пущин с любопытством наблюдал, как среди девушек няня важно разгуливала с недовязанным чулком в руках. Немного полюбовавшись их работами, побалагурив с ними, они вернулись в комнату Саши. Во время обеда пробки шампанского хлопали друг за дружкой, звучали тосты за Русь, за Лицей, за отсутствующих друзей и за "нее"...
Они попотчевали шампанским и няню, а девушек - домашней наливкой. Все развеселились, все вместе с ними праздновали их свидание. А они не могли наговориться. Незаметно коснулись опять подозрений насчет тайного общества. Саша испытующе, очень внимательно смотрел в его глаза, пытаясь прочесть правду.
Жанно, после недолгого молчания, сказал:
- Не только я один поступил в это новое служение отечеству…
Саша вскочил и вскрикнул:
- Верно, все это в связи с майором Раевским … Владимиром Федосеевичем, которого пятый год держат в Тираспольской крепости! А у него ничего не могут выпытать…
Жанно не стал продолжать тему, как обычно.Саша с грустью поглядел на него и покачал головой:
- Впрочем, я не заставляю тебя, любезный Пущин, говорить. Может быть, ты и прав, что мне не доверяешь. Верно, я этого доверия не стою – по многим моим глупостям…
Жанно перевел разговор:
- Пушкин! Да, знаешь ли ты, как твое имя гремит по всей России? Как читающая наша публика благодарит тебя за всякий литературный подарок! А твои стихи приобрели подлинную народность!
Саша понял - самый любимый друг считает, что у него – другой удел…
Пущин спохватился:
- Да что же это я? Я же тебе привез «Горе от ума»!
Саша с любопытством уставился на него:
- Но комедия, я слышал, только в списках еще ходит?
- Вот в списках я его тебе и привез – достал Пущин рукописный сборник.
Саша принялся выхватывать вслух некоторые места, хохоча от особенно острых выражений…Но это потерпит. Он будет этим наслаждаться после…Когда останется в одиночестве…
Сашу мучил вопрос, который и решил задать другу :
-Скажи, Жанно, честно, что обо мне говорят в Москве и Петербурге? Я слышал, как царь испугался, найдя мою фамилию в записке коменданта о приезжих в столицу. Представляешь, он только тогда и успокоился, когда узнал, что это не я приехал, а Левушка!
-Знаешь, Пушкин, ты совершенно напрасно мечтаешь о политическом своем значении, вряд ли кто-нибудь на тебя будет смотреть с этой точки зрения...
Теперь Саша, в свою очередь, промолчал.
Вдруг Пущин отвлекся от разговора и стал принюхиваться и прислушиваться к чему-то.
Саша спросил с тревогой:
- Что? Что ты слышишь? Неужто кто-то так поздно едет!?
Пущин пожаловался:
-Ты знаешь, голова разболелась…Это всегда бывает у меня от угара.
Он решительно встал и подошел к одной из дверей, а когда открыл её, оттуда вырвался клуб дыма - рано закрыли трубу. Жанно позвал няню друга и заставил проветрить комнаты, открыть опять трубы. Попенял ей, что она плохо топит в такую стужу.
- Из экономии, батюшка – прошелестела сконфуженная старушка и пообещала: - Впредь будет всегда тепло, вот увидите!
Оказывается, она, думала, что гость останется и решила протопить печь в одной из комнат; Саша тоже надеялся, что друг останется - хотя бы до утра, но тот никак не мог.
- Да не забудьте топить и в бильярдной!
Он знал, что только она может скрасить томительные часы одиночества ссыльного друга.
О чем они только не говорили в эту ночь! И о Лицее – больше о нем; и о Рылееве, письмо которого Жанно привез ему, и о будущем России…Обо всем, на сколько хватило времени…
Усевшись уже в сани, Пущин оглянулся: его друг стоял с непокрытой головой на крыльце, с зажженной свечой в одной руке. Глаза наполнились слезами, но он, оглядываясь, все видел слабый огонек, все уменьшающийся, пока не пропал…
Саша с наступлением зимы не стал уже так часто ходить в Тригорское -и это общество ему надоело, хотя его там встречали с особым радушием...
Скука убивала его, и он много гулял. Один раз, не удержавшись, упал на льду вместе с лошадью, что сильно задело его самолюбие… Он ушиб руку.
Стихи к нему приходили по вдохновению, а его все не было. Он писал записки, но и проза ему осточертела…
Вернулся к комедии Грибоедова «Горе от ума». Ему показалось, что в комедии много ума и много смешного. « Но что-то я здесь не заметил ни плана, ни мысли главной, ни истины…Чацкий совсем не умный человек…Но Грибоедов о-о-очень умен. Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собой признанным. Следственно, что мне осуждать Грибоедова за отсутствие плана, завязки, и т.д. Цель Грибоедова : характеры и резкая картина нравов. В этом отношении Фамусов и Скалозуб превосходны, Софья начертана не ясно…Молчалин не довольно резко подл, не нужно ли было сделать из него и труса?..».
Саша решил поделиться своими выводами с Бестужевым Александром Александровичем. Он вместе с Кондратием Рылеевым издавал альманах «Полярная звезда» - весьма замечательное литературное явление. В этом издании вокруг молодых, талантливых и любимых публикой редакторов соединились почти все передовые представители литературы, включая и его самого, когда он из Одессы,а потом и из псковской своей деревни, поддерживал с ним оживлённую переписку по литературным вопросам и посылал ему свои стихи.
Он написал: «…Вопрос. Кто в комедии «Горе от ума» умное действующее лицо? Ответ: Грибоедов. А знаешь, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале - московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека - с первого взгляду знать, с кем имеешь дело и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подобными… Покажи это Грибоедову. Может быть, я в ином ошибся. Слушая его комедию, я не критиковал, а наслаждался. Я говорю прямо,.. без обиняков, как истинному таланту…».
В конце февраля Саша написал Левушке: «У меня произошла перемена в «министерстве»: Розу Григорьевну - экономку, назначенную матерью, я принужден был выгнать за непристойное поведение и слова, которых я не должен был вынести. А то бы она уморила няню, которая начала от нее худеть. Я велел Розе подать мне счеты... Велел перемерить хлеб и открыл некоторые злоупотребления... Впрочем, она мерзавка и воровка. Покамест я принял бразды правления».
Он усмехнулся: воровство Розы играло последнюю роль, а главное — «слова, которые он не должен был "вынести", и "обида няне». Но никто не должен знать, что он удалил нежелательную свидетельницу своего романа.
Теперь в доме они были втроем: няня, Ольга, и он…
Здесь девы юные цветут
Для прихоти развратного злодея...
Так он писал в «Деревне», а сам оказался в роли «развратного злодея». Впервые он вступил в связь с девушкой, пусть и крепостной. До этого он общался со шлюхами и опытными в любовных делах женщинами.
«Соблазнение девственницы - это новый шаг в моей сексуальной жизни… В четвертой песне Онегина я изобразил свою жизнь»,- признавался Саша Вяземскому:
Прогулки, чтенье, сон глубокий,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй,
Узде послушный конь ретивый,
Обед довольно прихотливый,
Бутылка светлого вина,
Уединенье, тишина:
Вот жизнь Онегина святая...
Да, случались в его жизни иногда и радости. Вот, тоже пятнадцатого февраля, вышла в свет первая глава романа «Евгений Онегин»…
Да вскоре он получил письмо от Дельвига, что приедет после возвращения из Витебска, куда он едет по настоянию отца. Быстрее бы его дождаться! Мочи нет!..
Наконец-то, Дельвиг здесь! Счастливый Саша с ним опять окунулся в разговоры и воспоминания о Лицее. Много спорили о литературе…Водил друга в Тригорское, знакомил с молодыми его обитательницами. Но Антон так и не обратил ни на кого внимания, несмотря на то, что всех там обворожил...
Антон с обидой ему признался:
- Знаешь, душа моя, князь Вяземский мне не ответил ни на одно мое письмо с просьбами прислать стихи в «Цветы»…
Саша вознегодовал на спесивого князя и тут же сел и накатал ему гневное письмо. Как не поддержать друга в его усилиях продолжать издавать журнал «Северные цветы»! Такое полезное дело!
Он писал Вяземскому: « Зачем ты не хотел отвечать на письма Дельвига? Он человек достойный уважения во всех отношениях и не чета нашей литературной Санкт-Петербургской сволочи. Пожалуйста, ради меня, поддержи его «Цветы» на следующий год.».
После обратился со смехом к Антону:
- Ну, барон, теперь жди его стихов в свои «Северные цветы» - они будут украшены несравненной поэзией насмешливого нашего князя… Иногда, знаешь ли, полезно нажать на свои связи, – рассмеялся он, довольный собой.
За приезд к нему барон Дельвиг был уволен со службы в Публичной библиотеке, о чем Саша узнал только спустя месяц...
Саша томился в Михайловском. Все его литературные дела решали друзья, брат…
Даже новая любовь, вспыхнувшая в его сердце к Анне Керн, не может удержать его в Михайловском. Он хочет на свободу - любыми путями! В письмах друзьям, если письма он мог отправить их с оказией, то прямо, а если через почту - иносказательно, он молит помочь ему - хлопотать перед Александром I.
Но никто не хочет впутывать себя в рискованное дело. Недовольный Вяземский ему написал в ответ на его мольбу: «Чего тебе не достает? Я знаю чего, но покорись силе обстоятельств и времени… Будем беспристрастны: не сам ли ты частью виноват в своем положении? Ты сажал цветы, не соображаясь с климатом. Мороз сделал свое, вот и все!».
С ним перекликались слова Жуковского: « Перестань быть эпиграммой, будь поэмой!»
Давно отступился от него и Карамзин, который мог ему помочь – близок к императору; но он, узнав, что его ссылают в деревню, говорят, воскликнул: «Он пострадал поделом, так как не сдержал слова исправиться, которое дал мне, уезжая в первую ссылку…» .
Тогда Саша решил схитрить и написал письмо Александру 1 с просьбой разрешить ему ехать куда-нибудь в Европу, мотивируя необходимостью в лечении, и отправил прошение Жуковскому. Но тот ему не дал ходу. Саша изумился - тот даже не понял, что его аневризма - повод вырваться отсюда!
Разозленный донельзя, он отправил Жуковскому ответ на его заполошное письмо из-за его "болезни", о которой тот якобы узнал от его матери и Левушки: « Вот тебе человеческий ответ: мой аневризм я носил десять лет и с божией помощью могу проносить еще года три. Следственно, дело не к спеху, но Михайловское душно для меня. Если бы царь меня до излечения отпустил за границу, то это было бы благодеяние, за которое я бы вечно был ему и друзьям моим благодарен…».
Саша перепоручил матери свое прошение царю. Вместо этого, мать заменила его деловую просьбу слезным письмом - в результате появилось дозволение жить и лечиться в Пскове,- с тем, чтоб губернатор имел наблюдение за его поведением и разговорами.
Ничего ему не оставалось, как ждать – никто его не понимал...
Саша, все планы которого рухнули, ядовито ответил Жуковскому: «Я все жду от человеколюбивого сердца императора, авось-либо позволит он мне со временем искать стороны мне по сердцу и лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не по приказанию высшего начальства»…
Окончательно смирившись с мыслью, что не скоро ему удастся вырваться из Михайловского, Саша поплыл по течению - посещал ежедневно Тригорское, где окунулся в запутанные отношения с Анной Керн. В середине июня она должна была вернуться в Ригу, и он ей принес стихи « Я помню чудное мгновение», которое заложил в экземпляр второй главы «Евгения Онегина»…
В начале ноября он закончил трагедию «Борис Годунов». Перечитав её вслух, он восхитился собой и стал бить в ладоши и кричать: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!».
Жуковский высказал ему в письме мысль, что царь может простить его за трагедию. Саша сомневался - хоть она им написана в хорошем духе, но он никак не смог упрятать всех его ушей под колпак юродивого.«Они торчат!» - оскалил он довольно зубы: "Да, черт ли в них!"
Как всегда, когда ему делать было нечего, он стал перечитывал свою библиотеку. В этот раз его взгляд упал на томик Шекспира. Взял «Лукрецию» и перелистал, а потом увлекся и дочитал до конца. Закончив, немного подумал: «Интересно:что если бы Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? Быть может, это охладило бы его предприимчивость, и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция бы не зарезалась…»
Мысль спародировать историю и Шекспира так заняла его мысли, что он в течение двух дней написал повесть, которую назвал - «Граф Нулин». Это было в середине ноября.
А в конце этого же месяца он узнал, что Александр I умер в Таганроге. Душа его встрепенулась и наполнилась надеждой. Теперь он не мог найти себе места, мечты его одолевали - с новой силой они уносили его в Санкт-Петербург…