Небывалая мутнопись из старославянских ризниц кралась Озорёнкову в день Васильковых зорь.
Одно лишь удобие некоей "благожи" - одно в одно зависало под память и ёрзало в ползунках надлобных сосудов показательными выступлениями.
Озорёнкова постоянно выкачивало куда-то, не сдерживая покой.
Как стройного, лощеного актера плавающего театра: накремленного, неспособного удержаться за любую ручку.
Всюду пачковались: соскок и лажа.
И быть похожим на пьяного, Озорёнкову никак не хотелось, но нужно было, и кому и зачем это всё, Озорёнков никак не знал.
Его позвали и он прибыл.
И тучные образы - раскидными облаками, вдоль сцены, шарились у него под носом: темные гавкающие тени лениво перебирались с ходу на ход.
И душа. Душа похожая на полное ведро винограду исхозно дымилось осами. Истекало тягучей смолой нектара. И прям в пышный палас.
А в примерке Антонио Елови, который улетел вместе с барышом, заделанным для пьесы Гольгольтского «Звонари», пустота и пыль, содранные плакаты и поломанный стул, навсегда останутся в бесплатной премьере знаковым событием.
Премьера в Кудатском? А за что? За так, господа и дамы. За так!
И вот опять. Анна Сергевна приготовила липовый салат в старом прорванном барабане, чуть не как всегда заделанном под громадную посудину.
Лола Пикимоновна в отместку, увидав «брейк» в барабане, в ту самую пору, переделала свой пирог иначе, в самую середину туго водрузила надкусанный кусочек сардельки и оглядела со стороны.
Сарделька, которая давно излежалась в морозилке, черным делом, поди, подсохла в морщины, и верно торчащим концом, вьюжила сень сомнения на счет съедобности данного стрепного события.
Гроков приволок пять бутылей дешевого сапожного пива опять.
Пиво сляпанное на вкус было похоже на сок из тряпки, и ему уже не раз говорили, что нужно кончать пить гадкое.
И вот когда Вильен Душин всё-таки заломил куриные ножки на показ - на лице опухшего от воды стола появилось тайное оживление и треск сервировочных приборов.
Можно было садиться вечерять.
Когда все расселись и принялись молотить нарубленное, спеченное и всякое иное, под аппетит и компанию, Озорёнокв уснул.
Ему снились большие криветки и белое Абхазское вино, питое им на днях у Кавровски.
Озорёнков очнулся только тогда, когда Лола Пикимоновна всунула в зубы ему пик пирога, похожий на сардельку, излежавшуюся в морозилке, сморщенную и прекрасную, как шкура лосося после копчения.
И Озорёнокв зажевал её.
Премьеру надо зажевать. Премьеру...