В одну из редакций русскоязычной прессы Германии вошёл немолодой человек. На его одутловатом лице, изборождённом глубокими морщинами, застыл благоговейный трепет. Одет посетитель был более, чем странно: весь его туалет представлял собой набор неподходящих один к другому, ни по цвету, ни по размеру, предметов одежды. Зелёный пиджак c объёмными плечами и рукавами, свисающими ниже кистей рук, резко контрастировал с оранжевой в синию полоску рубашкой. Из потёртых, неопределённого цвета брюк он явно вырос. Стоптанные сандалеты на босу ногу завершали наряд посетителя. Из разинутых пастей видавшей виды обуви торчали пальцы с сухими мозолями, бесстыдно демонстрируя такие чёрные, изогнутые коромыслом ногти, что перед ними в паническом страхе ретировалась бы любая хищная птица!
Мужчина, имеющий возможность своим обличьем украсить обложку детского сборника с ужастиками о похождениях Бармалея, пригладил буйную растительность на голове и оглядел таблички на дверях. Найдя кабинет Досужева, главного редактора газеты, он медленно, как в гипнотическом сне, поднял руку и трижды стукнул в дверь.
- Войдите! – отозвался раздражённый голос ответственного работника, по горло занятого правками и сокращениями «в подвал».
Посетитель глубоко вздохнул и переступил заветный порог. Свершился факт исторической встречи автора с редактором! О ней давно и с вожделением мечтал этот странный дяденька, видом своим напоминающий переселенцам из стран СНГ о позорной прослойке тамошнего общества - гражданах без определённого места жительства.
Хозяин кабинета окинул гостя оценивающим взглядом. «Ну и прикид! Богема... – подумал он неприязненно. – Каждый художник от слова «худо» оригинальничает, выпендривается, лишь бы выпятиться и обратить на себя внимание!..» Но вслух, не сбрасывая маску занятости, сдержанно спросил:
- Чем могу быть полезен?
- Здравствуйте! – скромно улыбнулся гость. - Моя фамилия Писакин. Я принёс вам серьёзный материал.
- Что у вас? Очерк, рассказ, статья? – спросил Досужев, поправляя широкий светлый галстук под воротом безукоризненно белой рубашки.
- Да... – неопределённо промямлил гость.
- Присаживайтесь, господин Писакин, рассказывайте. Что-то я вас не припоминаю? Вы у нас раньше не публиковались?
- Я ещё никогда не публиковался...
- У вас рекламный материал? – оживился Досужев.
- Да... То есть, нет... Вот, ознакомьтесь, пожалуйста, – Писакин вынул из внутреннего кармана своего зелёного балахона измятый листок.
- Оставьте в отделе писем, - сразу потускнев, сухо буркнул редактор. - Время будет, посмотрю. Учтите, рукописи мы не возвращаем.
- Может, сейчас глянете? – заканючил Писакин. - Я старался! Я не гонюсь за авторской славой, жизнь заставила взяться за перо.
Писакин лукавил: привело его к редактору именно страстное желание обнародовать рождённое им в муках бессонных ночей.
- Ладно, давайте, что там у вас? - неожиданно легко согласился Досужев. Он почувствовал, что от Писакина отделаться будет не так-то просто. А, может быть, и какая-то идея возникла в творческой голове редактора, постоянно вынашивающей сногсшибательные планы и не менее грандиозные проекты.
Он взял листок у Писакина и прочитал начало рукописного объёмного текста, нацарапанного далеко некаллиграфическим почерком, с неимоверным количеством ошибок и полным отсутствием знаков препинания:
Я спИрва любил сАсеТку
А потом Иё сИстру.
Ни с Адной из них в развеТку
Ни за Што бы нИ пАшёл
Я хлИщу Ат горя воТку
АдиночИствА гнИтёт
Мне любов как скАвАроТкой
Больно по уху дала
Я б хАтел найти пАдруШку
Чтоб сгАтовила обеТ
ПАстирала мне пАдушку
И квартиру убрала
- Что это?! – у Досужева глаза выскочили на лоб. - Высоко вас занёс Пегас! И вы хотите, чтобы мы опубликовали эти ваши, простите, «нескладушки»?!
- Много вы тут понимаете! – обиделся Писакин.
Он заговорил быстро и пылко, поразив редактора довольно насыщенным словарным запасом:
- Это же белые стихи! Очень модные сейчас, кстати. Видел я, что вы тут печатаете! Всякие бездари шлют вам чёрте-что, чепуху всякую! Многие сейчас изгаляются, выдумывают всякие там «эпитеты» да «метафоры», состязаясь с собратьями по перу в «изящной словесности»! Пишут сущую бессмыслицу. Читать нечего! Ждёшь, ждёшь, когда какой-нибудь ваш хвалёный поэт что-то стоящее выродит в очередном своём «опусе», а в итоге до последней строчки некую тарабарщину с грехом пополам дожуёшь, а глотать нечего! Пшик и разочарование от такого чтива! Лучше бы ваши бумагомаратели занялись полезным физическим трудом! А то пишут, лишь бы потешить себя миражной славой. А меня, между прочим, нужда по большому... счёту к творчеству толкнула. Это ж, если хотите знать, крик души!
- Ну, вот что, - придя в себя от изумления и уловив краткую паузу в страстной тираде Писакина, с металлической ноткой в голосе отчеканил редактор. - Во-первых, не надо так огульно критиковать наших авторов; во-вторых, не рассчитывайте поправить своё финансовое положение за счёт редакции. За стихи мы не платим даже хорошим поэтам. А ваше «творение», откровенно говоря, слабое в художественном плане. Схематично раскрыты образы героев, к тому же тема вашего произведения не актуальна, она не отражает современной действительности и проблематики общества.
- Ещё как отражает! – всплеснул руками Писакин. - Это же и есть наша суровая действительность. Наша наиглавнейшая проблематика. Нет общения – вот, наша действительность! Сидим по своим норам, на корню засыхаем. Жизнь проходит! Я здесь бедствую так, что врагу не пожелаешь! Хорошо тем землякам, какие живут в Германии своими кланами, а у меня близких нет, мне словом не с кем перемолвиться, хоть волком вой! От тоски дичать начинаю! Я стихи сочинять начал, чтобы умом не тронуться. Напечатайте, умоляю вас! Есть ведь добрые люди, они должны отозваться. А то ведь без людского сочувствия и внимания наложить можно, извините, руки на себя!
- Ну, хорошо, – вдруг устало махнул рукой Досужев. - Опубликуем. Но только - в прозе, если, конечно, разрешаете текст подвергнуть основательной правке.
- Я согласен, согласен! - обрадовался Писакин. – Главное, вы смысл не исказите, и сохраните моё авторство...
Через месяц в газете, где главным редактором был Досужев, под фамилией Писакина вышла заметка: «Я, одинокий, интересный мужчина в расцвете лет, ищу подругу, которая поймёт мою израненную, тонкую душу, и сочувственно отнесётся к моему увлечению стихосложением...»
Вместе с газетой Писакину пришёл приличный счёт: заметка была помещена в разделе объявлений и рекламы (ни для кого не секрет, что русские газеты в Германии выживают за счёт этой рубрики!).
Но в Писакине всё пело от восторга: впервые вышла в свет одна из его работ! Доказал он-таки кое-кому, что попадёт в прессу!
«Жить и не крикнуть - не в моих правилах! Меня не заткнёте!» – мысленно обращался Писакин к своей многочисленной насмешливой родове, не признающей его поэтического дара и постоянно упрекающей в пустом времяпровождении.
Пусть ему пришлось немного схитрить, намеренно подчеркнув перед редактором своё «сиротство» в расчёте на то, чтобы разжалобить. Но разве он не одинокий островок, заброшенный в море непонимания!
«Надо писать, писать как можно чаще, - довольно потирал руки Писакин. - Пусть обо мне вся Германия узнает, а там и успех придёт, никуда не денется!»
В мечтах ему рисовалась сладость триумфа: все родственники, ещё недавно называвшие его «бездельником-алкашом», низкопочтенно тянутся к нему, всеми признанному поэту, заискивают перед ним, осыпают цветами и поют дифирамбы!..
09.03.08.