Культурные ценности

Евгений Феоктистович Маслов
Культурные ценности.

    Если из заголовка исключить первое слово, то смысл задуманного рассказа теряется, а если рассматривать в совокупности, то мгновенно в сознании здравомыслящих людей отображается быт, нравы, культура и развитие того народа, который собирал, сохранял, группировал эти ценности веками не только для обозрения, но и глубокого изучения. Люди хранят эти реликвии в музеях, палатах, галереях.
   Тридцать пять лет Мария Петровна верой и правдой проработала в одном из центральных музеев России. За долгих тридцать пять лет ей пришлось поработать в разных отделах музея, экспонаты которых она глубоко изучила и любила, как одушевлённые предметы. Всё было тихо, спокойно и вдруг! Как гром среди ясного неба: неожиданно арестовывают одного из работников музея, который имел отношение к экспонатам заказника музея. Мария Петровна была шокирована новостью и поспешила на пограничную территорию соседнего участка обсудить известие с Ниной Васильевной.
    - Нина, ты слышала? Сергея Васильевича арестовали, говорят, причастен к краже экспонатов.
    - Слышала. И не только его. Кое-кого и из нашего брата к следователю вызывали. Так что дело принимает серьёзный оборот.
    - Да ты что? А я и не знала. Как это можно из музея и воровать?
    - Вер, ты, право, как от мира сего. Спустись на землю, неужели ты не видишь, что вот уже сколько лет Россию разворовывают и растаскивают по частям.
    - Любишь ты, Нина, сгущать краски. Правительство всё делает для того, чтобы улучшить нашу с тобой жизнь.
    - И в чём это проявляется?
    - Как же, на улице больше стало машин и не только отечественных, но и престижных зарубежных, люди стали красивее и моднее одеваться, в магазинах пропали очереди, на прилавках появились товары, которые прежде были в дефиците.
    - Ты права, но посмотри на лица людей. На каждом лице печать озабоченности и неуверенности в завтрашнем дне. Что касается машин, одежды, это в жизни не самое главное, а, скорее, является приложением к жизни. Главное - жильё; тепло; продукты питания. Человечество только потому и выжило, что имело бесплатно пещеру с огнём и продукты питания. Правда и сейчас всё это есть, но уж больно цены кусаются.
    - Ну, с голоду, допустим, пока ещё никто не умер и не замёрз.
    - Правильно не умер и не замёрз у стен кремля, а ты поезжай подальше от Москвы километров на триста в глубинку и увидишь, что не всё так гладко, как кажется.
    - Как там, в глубинке, я не знаю, СМИ на эту тему особо не распространяются, а вот с приходом к нам нового заместителя директора зарплату нам прибавляют уже третий год.
    - Пенсию тебе тоже каждый год прибавляют, а что – то ты в кругосветное путешествие не съездила ни разу.
    - Я и при коммунистах никуда не могла поехать. А сейчас езжай, куда угодно, были бы деньги.
    - Вот именно, деньги. Все взаимоотношения между людьми строятся на этом капиталистическом зле. После очередной, богу противной и русскому человеку, революции мы потеряли самое дорогое – людей с человеческим лицом. Ну скажи на милость, разве мы знали, что такое терроризм, детская преступность, когда один ребёнок убивает другого, только за то, что он не поделился конфетой или детская беспризорность, которая явилась безмозглостью или «мозглостью» архитекторов перестройки.
    - Здесь ты, Нина, конечно, права. Меня тоже возмущает, что наше телевидение не несёт в массы истинную культуру, а всякую коммерческую шелуху, культурный мусор, насилие, секс, разврат, а ведь дети всё это впитывают в себя, как в губку. Стоит ли после этого удивляться, что детская, подростковая преступность в стране растёт, как грибы после дождя. Надо бы ответственным лицам вникнуть в корень зла этих вопросов.
    - Твои мысли я разделяю, но ………..
    Не успела Нина Васильевна что – то дополнить к сказанному Верой, как вынуждена, была прервать свою мысль скороговоркой:
    - Ой, Вера, Григорий Моисеевич идёт - расходимся.
    Григорий Моисеевич медленно подошёл, вежливо поздоровался, погрозил пухленьким пальчиком и назидательно произнёс:
    - Дорогие сотрудницы, делаю вам замечание за грубое нарушение трудовой дисциплины. Во время работы нужно заниматься делом, а не разговорами, и не оставлять экспонаты без присмотра. Вам понятно?
    - Понятно, Григорий Моисеевич.
    - Чтобы это было в последний раз. И вообще готовьтесь к широкомасштабной проверке на целостность и наличие по описи экспонатов. Начнём, пожалуй, с вашего отдела Вера Петровна. Так что готовьте свои шедевры народов востока к проверке, - сказал он и проследовал в кабинет директора.
    Григорий Моисеевич вошёл в кабинет, плотно закрыл за собой дверь, поздоровался за руку с директором и спросил:
    - Борисович, ты чего такой хмурый?
    - Я смотрю, ты больно весёлый. А тебе известно, что компетентные органы прокуратуры намереваются провести у нас проверку на предмет хранения и сбережения культурных ценностей?
    - Конечно, но мы же не будем с тобой их ждать, а эту работу начнём сами сегодня же.
    - Ну да, конечно, а им скажем, что у нас всё нормально, и они поверят, съехидничал директор.
    - Напротив, выявим все хищения. Мы же с тобой прекрасно знаем, кто тащил горшки, черепки. Также нами зафиксировано, куда сбывали, кто покупал. Вся эта дребедень немедленно начнёт возвращаться, стоит нам только свиснуть.
    - Слушай, а ведь это мысль, - сказал повеселевший директор
    - А ты хмурился, всего и дел – то на копейку. Ну, чего, чего опять – то хмуришься?
    - А как быть с отделом Загладской? Ведь у неё было больше тысячи экземпляров, а по описи едва четыреста наберётся, да и камер слежения там нет.
    - Придётся ею пожертвовать, говорят у неё сердце ни к чёрту. Вот на неё всё и повесим, а кто из близких помогал сбывать товар, отсидят годика по три, четыре, за такие денежки можно и отсидеть, чтобы потом безбедно жить. Главное не признавать свою вину. Вон наш друг Януновский отсидел три года, за какие – то там книжонки и ничего, в центре Москвы открыл адвокатскую контору. А Пластелина? Так та говорят, вообще не сидела. Пока судили, рядили, и весь срок прошёл, даже лишка прихватила. А возьми социальных строителей. Те вообще сумели смыться с деньгами туда, откуда воров не выдают, а посадили на нары подставных Иван Ивановичей. Так что, Борисович, учись мозгами шевелить.
    - Нет, ты, Моисеевич, всё – таки гений. Слушай, а меня с работы не попрут.
    - И здесь я кое – что предусмотрел. Завтра собирается наша, ничего не делающая, ассоциация. Вот пусть и поработает, объявит тебе вотум доверия, а САМ объявит тебе выговор.
    - А если вмешается министр культуры?
    - Брось ты. У него своих дел невпроворот.
    - Ну, ты меня просто успокоил. Осталось обсудить главное.
    - Что ещё?
    - Как быть с вопросом подмены картин-оригиналов копиями.
    - А кто догадается - обыватель, работники прокуратуры? Исключено. Истинных специалистов не так много, а те, что рядом, наши люди. Так что не беспокойся.
    - Меня беспокоит та, четырёх метровая.
    - Это, где «Петрушка» с известной мадам?
    - Да.
    - Здесь я даже тебя в курс дела не ввёл, что предусмотрено на этот счёт. Под этой копией имеется ещё одна копия, только ещё более с тщательным старением. По ней уже работают наши эксперты и уже точно установили, что под этим «шедевром» имеется ещё один, более ценный «шедевр». Ты прости, но пока ты в отпуске загорал, авторитетная комиссия приняла решение расчистить квадратик верхнего «шедевра» и заглянуть на нижний. Заглянули и ахнули. Три дня восхищались неповторимостью письма и оригинальной игрой красок. Пока они восхищались, я не терял время даром и добился замены одного «оригинала» другим, что под ним. Решение принято и сейчас вовсю меняют нашу верхнюю копию на  нашу нижнюю копию. Так что зря ты прискакал, иди спокойно догуливай свой отпуск.
    - Ну, ты даёшь, Моисеевич, о тебе хоть романы пиши, - уже без печати озабоченности на лице произнёс радостный Михаил Борисович, открывая сейф и доставая початую бутылку дорогого коньяка.
    Выпили, закусили, и Михаил Борисович спросил:
    - Моисеевич, скажи, а чем всё – таки отличается копия номер два от копии номер один?
    - Да так, сущие пустяки. Если на оригинале и копии номер один «Петрушка» откинул на сторону ногу в ботфорте вправо, то на копии номер два влево  и ещё некоторые несущественные мелочи.
    Посидели ещё немного, покурили, отдохнули и разошлись. Борисович - догуливать свой отпуск, а Моисеевич в святая святых -  в мастерскую реставрации, где скрупулёзно по долям миллиметра искусные мастерицы возрождали к жизни его «творение». Глядя на их работу, замдиректора подумал, а чем, собственно, творение современных художников хуже работ старинных мастеров? И пришёл к неожиданному выводу: а ничем! И современные художники не менее талантливы, а вот знаменитости им не хватает. Похоже, всё дело во времени. Кто знает, может быть, через пару, тройку веков картины Шилова будут признаны русским шедевром, а он по знаменитости встанет вровень с такими художниками, как Гоя, Левитан, Шишкин, Айвазовский…
     Прошла неделя. Вера Петровна на свой страх и риск вновь направилась на пограничную территорию с Ниной Васильевной обсудить очередную новость.
    - Нина, ты слышала, в отделе русской культуры у Загладской обнаружена большая недостача наиболее ценных вещей.
    - Слышала. А у тебя как?
    - У меня всё нормально, проверили, всё сошлось.
    - У меня тоже всё на месте, хотя, когда проверяли, душа уходила в пятки. Брать ничего не брала, а всё равно переживала, даже «медвежья болезнь» приключилась, пришлось принимать лекарство.
Мимо них быстро прошла одна из сотрудниц и на ходу сообщила:
Женщины, быстро расходитесь. Я бегу к заместителю директора. Только что на рабочем месте Загладскую хватил удар, похоже умерла. Через минуту заместитель директора озабоченный бегом пробежал мимо Нины Васильевны.
    Разговоры, хлопоты, заботы. Загладскую похоронили. После её смерти прокуратура дело не закрыла. Чем дело кончится, не ясно. Ясно одно, что в России 2269 музеев, в них 80 миллионов экспонатов. Официально по статистике ежегодно пропадают 60-70 предметов. А не официально? Одному богу известно. А раньше воровали? По – божески, наверное, да. А, начиная с 1991 года, похоже, воруют безбожно.

     P. S. Рассказ выдуман автором от начала до конца, но не лишён смысла.