31
За Гибралтаром, как только повернули на север, погода вновь стала соответствовать времени года. Похолодало; над океаном поползли туманы, временами сеялся осенний дождь. Ветер развёл довольно крупную волну.
Бискайский залив своё неофициальное название, (или как сейчас модно говорить «брэнд»), «Кладбище кораблей» на этот раз не подтвердил; и «Алтай» прополз его, на трёх-четырёх дизелях, вполне благополучно, если не считать пары приключений.
Второму механику понадобилось откачать смазочное масло из одной запасной цистерны в другую. Ну, вот он и начал его перекачивать. И видно отвлёкся от маслоуказательного стекла, вовремя не остановил насос и подпрессовал цистерну. А «гусак» – воздушная труба из цистерны, выходила на палубу в аккурат рядышком с капитанским «жигулёнком» раскрепленным по-походному.
Ну и… малолитражка оказалась смазанной дизельным маслом… чтобы не ржавела в морской воде. А второй получил от кэпа очередного «фитиля».
Другой случай оказался гораздо серьёзнее и мог иметь весьма печальные последствия.
По выходу в океан и в связи с ухудшением погоды, для лучшей остойчивости судна капитан приказал принять водяной балласт в так называемый диптанк – то есть в самый глубокий топливный танк, находящийся под носовым трюмом. Система заполнения его забортной водой была настроена, и в течении трёх суток очередной вахтенный механик записывал в машинно-вахтенном журнале: «Продолжается приём водяного балласта в диптанк №1».
Оно и вправду дало положительный результат, так как свежая погода стала мало помалу переходить в средней силы шторм. «Алтай» перестал подпрыгивать на волне, как консервная банка, а подобно всем приличным пароходам начал упрямо раскачиваться, словно детская игрушка «ванька-встанька».
Вот только Женька жаловался, что траулер стал как-то хуже слушаться руля.
А потом электрик полез в носовой трюм, – где у него в заначке хранился ящик с лампочками… и прибежал оттуда с квадратными глазами, сообщив, что в трюме вода гуляет не хуже чем за бортом. Оказалось, что крышка люка не была заболчена, после ремонта, и океанская вода, перекачиваемая насосом, заполнив танк, попёрла через открытую горловину в трюм, превратив его в довольно таки приличное озеро.
Воду естественно откачали, люк задраили, а вся машинная команда, во главе с «дедом», наслушалась много неприятных и непечатных слов от остального экипажа «Алтая».
На подходе к Ла-Маншу дали в радиоцентр запрос: «Куда идти дальше?».
Ответ последовал незамедлительно: «Следуйте вокруг Ирландии в Мурманск».
Ну, вот и приехали! Прощай город Киль! Прощайте Галинкины сапоги.
«Алтай» отвернул влево и пошел, дугою огибая с запада Ирландию и Шотландию, Гибридские и Фарерские острова. А погода становилась всё хуже и хуже.
Стало совсем скучно: и развлечений почти ни каких не осталось, и форсмажорных, или как сейчас по-новому говорят, экстримальных ситуаций больше не происходило.
Народ со скуки стал чудить. Притащили в ЦПУ журнальчики, какие у кого остались от прежних заходов в иностранные порты. Вырезали из них девиц, в соблазнительных позах, слегка одетых, и совсем… в чём мама родила. И наклеили их на стёкла, через которые из ЦПУ обозревается машинное отделение.
Однако стармех быстро пресёк эту эротическую наглядную агитацию.
– Паразиты! – орал «дед», срывая ни в чём не повинных девиц со стёкол. – Один секс в голове! За своими голыми бабами машину мне провороните.
Из развлечений оставался один только «бобслей». На камбузе стащили пластмассовый поднос. Один «спортсмен» усаживался на него, а другой упирался ему ногой в спину. Как только волна ложила резко траулер на борт, резиновая дорожка вдоль ГРЩ превращалась в прекрасную крутую горку. Напарник по «бобслею» пинал «саночника» ногой в спину и тот летел вниз. Чтобы он не расквасился об переборку, там его страховал ещё один ассистент. Затем судно валилось на другой борт и заезд продолжался снова, но в обратную сторону.
Норвежское море приготовило нашему пароходу сюрприз в виде малоподвижного циклона. Точнее сюрприз этот прогнозировался радио-метеосводкой, но мы в него всё таки вляпались довольно неожиданно. И что хуже всего: кормою к волне, а носом на гористые берега Скандинавии.
Наверное, это был самый сильный шторм, который я видел собственными глазами; и вряд ли когда увижу ещё раз, в связи с моим теперешним сухопутным образом жизни. Но поразили меня даже не громадные, похожие на горы волны, а сплошная водяная завеса, наподобие снежной пурги, метущаяся над рассерженным океаном. Это был словно тропический ливень, но только почти сплошной поток его струй, против всех законов физики, нёсся не сверху вниз, а параллельно океану. Такой силы был ветер сотворивший этот солёный дождь, сумасшедше хлеставший корпус, мачты и надстройки бедного «Алтая».
Все наружные двери были плотно задраены, и на палубу носа никто не высовывал. Ход сбавили до малого, но это не мешало нашему пароходу довольно резво двигаться к скалистым фиордам Норвегии.
Конечно же нужно было развернуться носом на волну; то бишь к Америке передом, а к старушке Европе задом, и штормоваться себе до тех пор, пока малоподвижному циклону не надоест стоять на одном месте, и он отправится хулиганить и разбойничать в другой район Атлантического океана.
Вот только при повороте, высокобортный, громоздкий «Алтай», подставив борт волне, мог запросто перевернуться кверху килем.
Решили потерпеть с манёвром, подождать пока шторм хоть немного утихнет. Но он и не думал ослабевать.
Наконец капитану надоело ждать милости от природы, – норвежский берег становился опасно близким. По судовой трансляции объявили, что после полуночи будет произведен поворот. Всем приказали надеть спасательные жилеты. Свободным от вахт – сидеть по каютам, но в койки спать не ложиться.
Сдав сменившему меня второму механику вахту в машине, я поднялся наверх, помылся в душевой, переоделся, сходил поужинал, вернулся в каюту, нацепил спасательный жилет и отправился в салон отдыха команды. Там уже сидело несколько человек. Меломаны, включив радиолу, слушали зарубежную эстраду. Любители поговорить обсуждали международную политику и предстоящий манёвр «Алтая». В общем – клуб по интересам.
Не знаю, то ли по молодости, по глупости или по неопытности, но страха за собственную жизнь я почему-то тогда не испытывал, хоть было и понятно, что ситуация, в какой мы очутились, не из приятных. А может, это так положительно действовал пример моих товарищей – более опытных моряков.
Нет! Надо всё-таки отдать им должное: рыбаки – мужественный народ. Недаром говориться: «Рыбак – вдвойне моряк!». И я всю жизнь буду гордиться, что и мне довелось, хоть и недолго, порыбачить с ними в океане.
Просидев примерно с час в салоне, и наслушавшись музыки и разговоров, я отправился в каюту, прилёг в койку и …нечаянно заснул. А утром узнал, что поворот был совершён вполне успешно, не считая такой мелочи как несколько разбитых тарелок, вылетевших из раскрывшегося буфетного шкафа в кают-компании.
Царь морской – Нептун, наверное посчитал, что послеремонтные ходовые испытания, устроенные им судну и экипажу, прошли удовлетворительно, и оставил нас, наконец, в покое. И мы могли наслаждаться, пока, временным затишьем. «Алтай» продвигался теперь на север в виду норвежского берега. Слева по борту расстилался пустынный безбрежный океан, всё ещё дышавший крупной свинцовой зыбью. А справа вздымали к серому, хмурому небу свои сахарные головы вершины Скандинавских гор.
А ещё через сутки открылся вход в Кольский залив. Итак, круиз вокруг Европы, без заходов, подошел к финишу, и можно было подводить итоги. Пароход наш, слава Богу, не потонул, и экипаж весь был жив и здоров. И хоть вместо двух недель «Алтай» плёлся до Мурманска почти месяц, зато мы, – то есть машинная команда, довели таки энергетическую установку судна до вполне приличного состояния. И теперь, после кратковременного докования, «Алтай» мог смело отправляться на рыбалку, – в шестимесячный рейс к берегам Канады.
---------------
ЦПУ - центральный пост управления в машинном отделении судна.
ГРЩ - главный распределительный электрощит в машине судна.
Продолжение следует.