ГЛАВА 36
БЕГЛЕЦ
Мужчина ничего не понимал. Он с удивлением всматривался в незнакомое лицо прелестной девушки и все шире раскрывал свои и без того большие глаза.
— Артем Антонович, — подошел к нему заведующий реанимацией, — вы слышите нас, Артем Антонович?
— Слышу, — неохотно откликнулся больной и снова стал недоуменно вглядываться в красивую молодую особу, до вопроса врача упорно называющую его папой.
— Как вы себя чувствуете? — не отставал от пациента дотошный Иван Васильевич. — Обезболивающий укольчик сделать?
— Нет, — сухо выдавил из себя Мороз и всем своим видом показал, что аудиенция окончена. — У меня ничего не болит.
— Ладненько, — будто не замечая холодности иноземца, удовлетворительно потер руки Потапов и скоренько убежал в свое отделение. А за ним нехотя поплелся и Алешка, скрепя сердце оставляя беременную жену подле сумасшедшего американца. Что еще взбредет ему в голову?
— Так Вы всего лишь близнец, брат моего отца, — раздосадовано протянула блондинка. — Тот, который эмигрировал в Соединенные Штаты.
— Вы дочка Германа? — дернулся к ней мужчина и схватился за правый бок.
— Укольчик, укольчик, — будто обрадовалась молоденькая медсестричка и подлетела к Артему Антоновичу.
— Отойдите, — недобро сверкнул глазами на прилежную работницу пациент. — Я же на русском языке сказал, что у меня ничего не болит.
— Да, я его дочь, — сникла Ядя, — и я очень надеялась, что он все-таки жив.
— У Германа была жена, трое детей, где они? — словно не слушая собеседницу, потребовал ответа американец. — В Михайловске про них выведать ничего не получилось.
— От кого вы узнали о племянниках и о том, что мы жили в Михайловске? — удивилась Ядвига.
— До сорок первого года я никогда не терял их из виду, — нахмурился ее родной дядя, тот, которого она никогда не знала и поэтому не любила. — А потом ситуация изменилась.
— Антон и Анюта погибли на войне, — жалобно всхлипнула младшая дочь Германа и с удивлением увидела, как быстро меняется лицо новоявленного родственника, — а мама…
— Мама? Что мама? — нетерпеливо перебил запнувшуюся девушку янки.
— Она очень долго ждала папу, она искала его и плакала все время, но потом….
— А потом? — строго произнес иноземец, и Ядя почувствовала, что сдает экзамен у взыскательного экзаменатора, который всех студентов обязательно заваливает.
— Совсем недавно она вышла замуж, — заискивающе пролепетала Ядвига.
— Этого и следовало ожидать, — с усмешкой подытожил их диалог американец.
— Какое Вы имеете право ее осуждать! — вспылила молодая женщина и ощутила, как испуганно дернулся ее еще не родившийся ребенок. — Она ждала отца около тридцати лет!
— Я… не осуждаю ее, — после длительной паузы хмуро проговорил иностранец. — Я просто подвожу итог.
— Какой итог? — Ядя чуть не плакала. — Разве можете Вы знать, что мамочка до сих пор любит своего первого мужа? Но не должна же она на старости лет мучиться от одиночества там, в Михайловске, тем более что я переехала в Москву!
— Разумеется, — ядовито усмехнулся родственничек.
— А как Вы жили, когда уехали из Белоруссии? — изо всех сил стараясь взять себя в руки, осторожно произнесла Ядвига, ведь она всем сердцем желала увести разговор от маминого скороспелого замужества, а этим самым, возможно, помириться с братом своего отца.
— Эмигрировал в свободную страну, — судорожно сглотнул слюну иноземец. — Извините, я не готов к вопросам и хочу спать.
Американец нервничал, и молодая женщина поднялась со стула, чтобы покинуть своего единственного на свете дядю, которого, скорее всего, потеряет навсегда, ибо он не готов или, скорее всего, не хочет общаться с нею.
— Приходите завтра, — неожиданно стрельнул в племянницу глазами Артем Антонович. — Завтра и поговорим.
Ядвига ушла, а Мороз долго лежал с закрытыми глазами и вспоминал свою так быстро промелькнувшую жизнь, ибо полна была она страданий и приключений. Тогда, когда арестовали родителей, их сын находился в лесной сторожке на берегу реки, так как любил рыбалку и охоту. Он частенько уходил от людей и переводил дух на вольной волюшке, но в тот день ему отдохнуть не довелось.
Неожиданно прибежал Мстислав с холщовым мешком на плече, он дико таращил глаза и не мог отдышаться. А когда дыхание стало позволять говорить, друг детства обрушился на траву и произнес только одно слово:
— Взяли.
Но Артем понял все, он все всегда понимал с полуслова, видимо, наделила этим умением его сама матушка-природа. Или Бог, которому так рьяно служил его батюшка. Да и самый последний из крестьян сориентировался б в такой ситуации, когда всю интеллигенцию города пересажали по тюрьмам.
Интересно, что большей частью цвет его малой родины был еврейской нации, но это белорусов не смущало, ибо евреи предпочитали ни с кем не ссориться, а жить себе потихоньку и решать наболевшие вопросы по-доброму.
— У дороги ждет машина, за рулем мой батя, — швыряя в руки товарища таинственный холщовый мешок, выдавил из себя Мстислав. — Они тебя тоже искали, но никто не выдал. Надо бежать.
— Отец ни в чем не виноват, разберутся, отпустят, — постарался равнодушно произнести Артем. Но голова кружилась, и стали ватными ноги.
— Собирайся и идем, — дернул за руку охотника Мстислав. — У папы везде уши и этим ушам утром стало известно, что священника и его жену ночью же и расстреляли. Крепись!
Облака исступленно закружились над головой Мороза, и он вопрошающе поднял побелевшее лицо к небесам, чтобы осведомиться у Господа, которому так преданно служили его родители, почему Он их предал.
— Некогда философствовать! — прикрикнул на восставшего против самого Создателя Запольский.
И Артем неосознанно начал производить какие-то действия, ибо не понимал, что делают его руки и ноги, а потом покорно побрел через бурелом к автомобилю, нетерпеливо дожидающемуся пассажира.
Переодев в украинское крестьянское одеяние, снабдив документами и проездным билетом, его чуть ли не насильно увезли к железнодорожному вокзалу и, благополучно минуя дежуривших чекистов, отправили в Мурманск, из которого на рыболовецком судне и частной лодке переправили в Норвегию, а спустя несколько дней и в далекий Нью-Йорк.
И везде ему помогали евреи, их разветвленная по миру, словно паутина, дружная диаспора. Хорошо помнил беглец, что, волнуясь, писал на перроне записку брату и умолял Мстислава непременно найти Германа, чтобы хотя на бумаге проститься с ним, в душе надеясь на встречу.
Ведь не могли же достать на далеком Урале затерявшегося, ни в чем не повинного человека карающие руки красных террористов! Но Артем ошибался, как ошибались многие несчастные, оставаясь в этой стране, которая не прощала никому ничего!
В Соединенных Штатах он попросил политического убежища, но сквернословить по радио на оставленную родину не согласился, как не уламывали его рьяные вездесущие журналисты. Диссидента тщательно проверили и через определенное время дали гражданство, он даже женился на прекрасной черноокой Саре, дочери богатого еврея, владельца огромного сталелитейного завода.
Но во время родов она скончалась от анафилактического шока на какой-то препарат, а через день погиб от неизвестной вирусной инфекции и их единственный сыночек. Так и остался бобылем красавец белорус, так как померкли в его глазах все американские девушки, всячески завлекающие небедного жениха. Окончив юридическое отделение университета, он занялся политикой и, благодаря тестю, не покидающему горемыку зятя, улетел в Советский Союз, так как найти брата было его мечтой.
Мстислав как-то присылал весточку, что проживает Герман в Михайловске, туда и направил стопы американец. Прибыв на Урал, первым делом пошел он в горисполком, но там ему вежливо объяснили, что директора универмага расстреляли еще в тридцать седьмом, но потом реабилитировали, а вдова реабилитированного уехала в деревню с детьми, и их в городе нету.
Покрутившись по городу, Артем Антонович так и не нашел следов семьи брата, хотя сдавалось ему, лукавят горожане, умело отводят настороженные взгляды от иностранца. А винить наученного горьким опытом советского человека беглец не мог и элементарно не имел права.
Вернувшись в Москву, Мороз неожиданно получил приглашение на работу в американском посольстве, почему-то согласился на это предложение и осел в России, в душе надеясь на тот невероятный случай, который поможет сойтись с семьей погибшего брата. И этот случай произошел. Чего он хотел от встречи с русскими родственниками, Артем не знал, но ослепительно красивая девушка, носящая имя его горячо любимой матушки, совсем не похожая на Германа, его только раздражала, и он не мог скрыть этого раздражения.
Еще в Нью-Йорке он познакомился с рыжеволосой ирландкой Джейн, владелицей магазина, на какой-то светской вечеринке, они сошлись и около полугода жили вместе, а потом огненная красотка ему изменила, и тогда Мороз возненавидел весь женский род.
И эта его неверная невестка не осталась преданна своему мужу, а одним махом выскочила за первого встречного. Хотя… отчего за первого встречного? С полной уверенностью этот факт утверждать Артем Антонович не мог, но именно так считать ему было приятнее.
Почему? Да потому что злыдня фортуна не подарила одинокому мужчине любимую женщину, которая бы провела подле него всю свою жизнь.
— Укольчик, — неслышно подошла к нему шустрая молоденькая медсестра, и пациент, тяжело вздохнув, покорно подставил ей руку.
На следующий день, после прихода делегации с работы, Ядвига явилась снова, и снова разговора у родственников не получилось. Не помогли и фрукты, заботливо положенные девушкой на тумбочку, и ее блестящие, словно заплаканные, глаза. Вчера она сразу же позвонила матери, благо служебный телефон Лебедеву выделили незамедлительно, как нужному в городе человеку.
Уля долго молчала в трубку, словно собиралась с мыслями, но приехать к дочери отказалась, мол, нечего ворошить старое, тем более что заносчивый брат Германа не желает признавать единственную племянницу. Да и больно Ульяне смотреть на человека, как две капли воды похожего на ее любимого.
«Любимого, — отметила тогда еще Ядя, — значит…»
Да, Лилия не любила Егора Тимофеевича, но была благодарна ему за искренние тепло и нежность, которыми он окружил несчастную, одинокую женщину. А еще за защищенность, а это, Улюшка знала, ценится русскими бабами даже больше пылких, кратковременных нередко, чувств.
И о том она поведала дочери, как близкой подруге, способной понять и простить такую же мужнюю жену, как и она сама. Но любопытство терзало. Возможно, не любопытство, а что-то другое, например, возможность еще разок взглянуть на лицо возлюбленного, которое, к сожалению, принадлежит другому, чужому и враждебному к ней человеку.
— Что случилось, родная? — осторожно тронул ее за плечико Медведев и, почувствовав его напряженность, резко отдернул руку. Снова Снегурочка замуровалась в лед и не пускает мужа в самые секретные тайники души. Но к этому не привыкать, тем более что нет на свете красивее женщины, чем его Белая Лилия.
— Из Штатов приехал близнец Германа, — ощутив горечь Егора, глухо произнесла Уля, — но он не желает видеть меня и мою дочь.
— Так стоит ли навязываться? — заглянул ей в глаза Медведев и облегченно вздохнул, ведь прав тот мужик, прав, не сможет невестка устоять перед его внешностью, и тогда… Что будет тогда, мужчина не знал, но чувствовал, что ничего хорошего из их встречи не выйдет. По крайней мере, для него, влюбленного в свою Снегурочку по уши.
И Ядя думала о том же, когда смотрела на красивого, еще не старого пациента своего мужа, приходящегося ей родным дядей.
— Приходите к нам в гости, когда выздоровеете, конечно, — непроизвольно ляпнули ее губы, а глаза вспыхнули то ли от обиды, то ли от замешательства.
— Приду, — неожиданно откликнулся молчавший до сих пор Мороз.
— Неужели? — совсем по-детски ахнула девушка и стыдливо склонила голову. — Только мама не может приехать, да и не к чему это.
— Почему? — заинтересовался Артем Антонович. Хотел ли он видеть женщину, которая влюбила в себя его брата, но не сохранила ему верность? А сохранил ли он сам верность Саре, когда увлекся ветреной Джейн? В таком случае, стоит ли отказываться от счастья иметь родных, ибо нет на свете у него сейчас никого ближе этой прелестной девочки, похожей, наверное, на свою мать, которую он почему-то дико ревнует к хваткому русскому мужику.
— Черт знает что! — раздраженно прошептал янки, так как ругаться по-английски так и не научился.
— Вам плохо? — обеспокоилась самовольная сиделка и поняла, что может не отвечать на провокационный вопрос больного.
— Ты расскажешь мне о своей жизни и судьбе племянников? — совсем по-доброму поинтересовался Мороз. — Я хочу знать о вас все! А потом я поведаю о себе.
Они проговорили до обеда, и только тогда разгневанный супруг выдворил жену из палаты еще недавно умирающего американца.
«Он слишком категоричен, — отметил про себя увиденное Артем. — Видимо, Яде с ним приходится несладко.
И почему-то жаль стало ему эту опечаленную девочку с голубыми, все понимающими глазами, которые таили в себе нечто такое, что он, хорошо разбирающийся в людях, так и не смог отгадать.
А через неделю Мороза выписали, и сразу же на пороге его палаты неожиданно возникла Снегурочка, так он назвал свою единственную родную душу.
— Вы едете к нам, — оживленно скомандовала эта родная душа, и бывший пациент русской клиники не смог отказать очаровательной девушке в выполнении ее лестного для него распоряжения.
Хотя… как воспримет ее приказ непредсказуемый Алексей Александрович? Он-то не очень набивается в родственники!
Но Лебедев благосклонно отнесся к прихотям жены. Она имела полное право принимать у себя родичей, пусть даже и неблагонадежных, несмотря на то, что позорила его, кандидата в компартию, перед этой самой партией.
— К вечеру за мной приедут из резиденции посла, — неуверенно произнес Мороз, — но я могу побыть до встречи с шефом у вас.
И они укатили на такси в Ядину крохотную двухкомнатную квартирку, которой искренне удивился американец. Не может заведующий отделением престижной клиники проживать в таких условиях! Впрочем, в СССР все может быть.
Его накормили необычайно вкусным, давно забытым настоящим украинским борщом с хрустящими белорусскими драниками, напоили компотом из сухофруктов, и подумалось беглецу из России, что давно он не был так счастлив.
«Хорошо, что здесь нет заносчивого Лебедева, а вот загадочная Ульяна так и не появилась, — констатировал сей малоприятный факт янки и, взглянув на дорогие наручные часы, с досадой крякнул: через десять минут ему придется откланиваться и отбывать в посольство.
Действительно, в указанный срок за ним приехали, и тогда Мороз, набравшись храбрости, нежно поцеловал в щечку хозяюшку дома и пригласил на званый обед, который давали в консульстве время от времени.
— Не забудь позвать маму, — сверкнув зубами, белизне которых удивилась Ядвига, сказал брат-близнец ее погибшего отца. — И мужа, конечно же.
Возле прибывшего «Форда» собрались зеваки, они тыкали пальцами в машину и что-то возбужденно обсуждали. Не обращая на людей внимания, дядя непринужденно уселся в авто и отбыл в свое посольство, а когда он уехал, Ядя, повинуясь чувственному порыву, вновь позвонила матери и снова стала умолять ее прилететь в Москву.
— Она непременно приедет, — вдруг услышала молодая женщина неунывающий голос отчима. — Только со мною, так как меня партия посылает туда в командировку.
— Ну и чудесно! — фальшиво вскричала Ядвига и почувствовала, как земля уходит из-под ее ног. Что же она наделала? Что наделала! Не сможет Лилия устоять перед Артемом Антоновичем! Не сможет!
Продолжение следует