В мелкой осенней измороси, словно в тумане, чуть проглядывали чёрные крыши и голые старые тополя за обочиной дороги, давно растерявшие листья и оттого кажущиеся мёртвыми. Но Валерка не замечал этого уныния, не обращал внимания на пролетавшие мимо фуры, в дополнение к измороси обдававшие его с ног до головы туманным шлейфом из поднятой с асфальта воды, грязи и выхлопных газов. Он вышел за город и молодым размашистым шагом спешил по обочине шоссе к едва проступавшим в ненастной хмари очертаниям завода.
Валерка был счастлив, и никакая непогода не могла омрачить переполнявшего его прилива радости. Наконец-то он нашёл работу! Уже много дней он безрезультатно слонялся по улицам своего маленького городка. Он с утра уходил из дома, чтобы не срамиться за свое вынужденное безделье перед женой и тёщей. Сначала он обходил в поисках работы небольшие производства, затем, отчаявшись, стал заглядывать во все двери подряд, за исключением жилых подъездов. В поисках хоть какой-нибудь работы Валерка забыл, что имеет квалификацию электрика и пятилетний стаж работы по специальности. Он ежедневно опрашивал грузчиков и подсобных рабочих магазинов, не увольняется ли кто-то из них, интересовался у завмагов, не будут ли они принимать на предстоящую зиму дворников для уборки снега. Валерка возвращался домой намеренно поздно, после обеда. Молча, под укоризненные взгляды тёщи он съедал тарелку жидкого супа и уходил на огород. Осенью там практически делать было уже нечего, но Валерка ковырял лопатой опустевшие грядки, тянул время, поглядывая на часы. После пяти он пойдёт в детсад за сыном, а в половине восьмого придёт с работы жена. Слава Богу, хоть она работает, правда, за гроши. И то сказать – что за зарплата в пять тысяч, если половину из них надо отдать за квартиру. А покрутись-ка, продавщица, в магазине с девяти до семи без обеда!
Всё-таки удачно позавчера Валерка обмолвился с соседом, который подсказал ему насчёт завода. Валерка даже представить себе не мог, что вдруг там для него окажется вакансия, поэтому без особой надежды на успех пошёл в отдел кадров. И - удача! Только накануне освободилось место резчика металла на каком-то станке. В отдел кадров подошёл мастер, невысокий седоголовый крепыш, пристально оглядел Валерку и, наскоро переговорив с ним, согласно кивнул кадровичке.
И вот сейчас Валерка как на крыльях летел на свой завод, бережно неся в потайном кармане уже изрядно подмокшей куртки «бегунок» о прохождении медкомиссии. Хорошо ещё, что в городской поликлинике сидят понимающие люди. Забежит Валерка в кабинет, протянет бегунок, а врач без лишней волокиты царапнет ручкой: годен. А иначе бы и за три дня всех не пройти…
Валерка подходил к дверям проходной, а впереди, на территории, что-то грохало, визжало и скрежетало. Он улыбнулся, припомнив вдруг когда-то давно услышанное выражение «шумит-гудит родной завод…» Показал он бегунок кадровичке и отправился на инструктаж к инженеру по технике безопасности. Та дама тоже Валерку надолго не задержала. Открыла замызганную папку, в пачке бумаг отрыла какую-то инструкцию, сунула Валерке. Как будто он, электрик, таких бумажек не видел! Но для проформы Валерка просмотрел инструкцию по диагонали, положил обратно на стол. Дама, уже занятая своим чайником, поставила свою подпись в его бегунке, пробормотав что-то о карточке, которую она на него, Валерку, потом заполнит…
Целый месяц Валерка штабелевал ползущие по ленте конвейера металлические трубы. Пронзительно визжащая дисковая пила резала бесконечную трубу на одинаковые шестиметровые отрезки, которые Валерка со своим напарником, худым пожилым мужиком из соседней с заводом деревни, стаскивали металлическими крючьями с конвейера. Выполнять эти манипуляции с двух сторон нужно было совершенно синхронно, иначе длинная упругая труба начинала с грохотом прыгать по площадке, грозя переломать ноги.
Работа эта не была в почёте, ветераны цеха обходили её стороной, поэтому она и доставалась в первую очередь новичкам да безропотным деревенским работягам. Но Валерка не сетовал, не возмущался и не требовал, чтобы его перевели на резку металла, терпеливо ожидая своего часа. Чтобы уберечь ноги, он раздобыл кирзовые сапоги, поскольку полученные на цеховом складе пудовые ботинки могли защитить только ступни. В голенища сапог Валерка украдкой, во избежание насмешек, вставлял самодельные вкладыши, вырезанные из отслуживших свой век валенок. Однажды он похвалил себя за такую предусмотрительность, когда зазевался и не сдёрнул вовремя свой конец трубы с конвейера. Заплясавшая труба ударила его по лодыжке, оставила опухоль и здоровенный синяк, но зато кость была цела.
По окончании смены, в раздевалке, когда Валерка украдкой осматривал ногу, к нему подошёл пожилой седой токарь и, взглянув на посиневшую лодыжку, посоветовал:
- Уходи-ка ты, парень, со штабелёвки поскорее, если не хочешь калекой стать.
- Да я бы ушёл, но как? Меня вообще-то на резку принимали, - вздохнул Валерка.
- Не знаю как! Бригадира своего подмажь, что ли… Он не откажется, точно знаю.
Валеркиным бригадиром был красномордый и рыжеволосый толстяк Николаич, которого все его подчинённые скрыто презирали за откровенное стремление выбиться в начальство. Не имея никакого технического образования, едва одолев лет пятнадцать назад среднюю школу, он сумел здесь кому-то угодить, за что год назад и был из рядовых рабочих назначен бригадиром. Он сменил обычную красную каску на белую, носил под не испачканной в смазке, как прежде, спецовкой голубую рубашку с вечно грязным, затёртым воротником, стянутым, вместо оторванной верхней пуговицы, засаленным галстуком на резинке. Под мышкой Николаича вечно была зажата чёрная дешёвая папка с несколькими листками серой бумаги для докладных записок, а из нагрудного кармана спецовки многозначительно выглядывали наконечники авторучек.
В течение смены конвейер останавливался на двадцать минут, чтобы обслуживающие его «рабы» успели перехватить из своих пакетов и термосов здесь же, в цеху, за почерневшим от технических масел огромным столом. Некурящий Валерка не сразу понял, что специально отведённые для курения места предназначены только для мастеров и бригадиров. Для перекуров конвейер не останавливался, поэтому рабочий персонал курил на рабочих местах без отрыва от производства.
Со следующей зарплаты Валерка, помня простой и мудрый совет, проставился. Захмелевший Николаич похвалил его за усердие, за почтение к начальству и пообещал поставить на резку, объявив, что испытательный срок Валерка достойно выдержал.
Не обманул бригадир, перевел на резку. Валерка уже давно присматривался к стану для резки, куда плыла по конвейеру стальная лента метровой ширины, исчезавшая в ненасытной широкой пасти валов с дисковыми ножами и выползавшая с противоположной стороны стана, иссечённая на несколько узких полос. По команде Николаича он полсмены наблюдал, как работает парень, которого ему на этом стане предстояло сменить, и с удовлетворением отметил для себя, что на штабелевке труб было куда труднее. Собственно, работа здесь заключалась только в периодической очистке валов и ножей от грязи. Все остальное время оператор только наблюдал за работой стана, готовый при возникновении нештатной ситуации немедленно нажать красную кнопку остановки.
Вторую половину смены Валерка сам стоял за пультом. Но остановил стан он только один раз под наблюдением находившегося рядом бригадира, чтобы очистить валы и ножи металлической щёткой. При этом, оценив конструкцию стана, Валерка прикинул, что если вот здесь приспособить специально сделанную раму, снабжённую щёткой во всю её длину, то очистка могла бы происходить автоматически, во время работы. Он даже решил поделиться своими мыслями с бригадиром, но вовремя одумался. А вдруг на смех его Николаич поднимет, мол, нашёлся рационализатор-выскочка, первый день на стане - а поди ты! Тут люди годами работают, неужели не додумались бы без него…
Через несколько дней, когда Валерка, остановив стан, старательно работал щёткой, к нему подошёл главный инженер вместе с бригадиром:
- Так, стажёр, ну и чем же ты тут занимаешься один, без бригадира? – сдвинув на затылок белую пластиковую каску, ехидно спросил главный инженер.
- Я разве не говорил тебе, чтобы без меня в стан не лазил? – набросился на Валерку Николаич. Его и без того красное лицо стало совершенно багровым. Валерка вытаращил глаза, хотел возразить, мол, в первый раз слышу, но вовремя сообразил, что бригадир просто выкручивается, и промолчал. Главный инженер ещё раз грозно сверкнул глазами, бросил коротко бригадиру: «Лишить месячной премии!» и ушёл.
Валерка стал останавливать стан и чистить ножи и валы, когда рядом был бригадир, но тот появлялся всё реже и реже. Валерка нервничал, не осмеливаясь самостоятельно останавливать стан для его чистки, помня строгий наказ. Однажды подошёл к Валерке парень, работавший до него оператором на стане:
- Ну, и как?
- Нормально, только вот Николаича хрен дождёшься, чтобы ножи почистить. Давно пора останавливать, а его всё нет! - раздражённо ответил Валерка.
Парень посмотрел на валы, плюнул и ухмыльнулся:
- Я чистил на работающем, без остановки.
- А не опасно? – засомневался Валерка. – Вдруг замотает!
- Не замотает, только голицы не надевай, лучше перчатки, - посоветовал парень.
На следующий день Валерка попробовал чистить стан на ходу. Получилось хорошо, если не считать вымазанных рук. После работы он забежал в хозмаг, купил пару перчаток.
Однажды за такой очисткой Валерку застал бригадир. Валерка с виноватым видом потупился, ожидая нагоняй за нарушение техники безопасности, но Николаич, к его удивлению, лишь сказал:
- Смотри, аккуратнее, чтобы начальство не увидело.
Прошло ещё около месяца. Валерка давно останавливал стан только из-за отсутствия сырья, то есть когда нечего было резать. Он свободно и уверенно орудовал щёткой, глядя, как ползёт и ползёт под ножи стальное полотно. И вдруг однажды…
Напрасно Валерка не придал значения порвавшейся на среднем пальце перчатке! Сползший с пальца во время чистки трикотажный обрывок захватило ножом, и следом за ним в валы нырнула вся кисть его правой руки.
Валерка уже не видел, как проворно отключил стан чудом оказавшийся рядом бригадир, как снимали вал, чтобы освободить его изуродованную руку. Кажется, он даже ещё не ощущал настоящей боли, находясь в шоке. Он сидел в раздевалке, окружённый галдящими людьми, и молча смотрел на свою руку, лишённую кожи, красную от крови, с обрезками пальцев и торчащими в разные стороны белыми обрывками сухожилий.
Валерку переодели, фельдшер «Скорой» бережно упаковала в бинты и вату то, что ещё недавно было кистью его правой руки. Вместе с ним в машину принесли пакет с двумя валеркиными пальцами. За неимением льда, в котором пальцы срочно надлежало доставить к нейрохирургам, их засыпали мороженой клюквой из холодильника директорской секретарши.
«Скорая» умчалась, а в кабинете директора ажиотаж был в самом разгаре. Полуживая от испуга, уже пропахшая валерьянкой инженер по технике безопасности трясущимися пальцами вписывала в журнал валеркину фамилию и дату проведения инструктажа.
- Что ты трясёшься? – не выдержал директор. – Как ты такими руками его подпись нарисуешь?
- Светлана! – крикнул он в приоткрытую дверь секретарше. – Быстро найди мне образец подписи этого Шорохова!
Через минуту та принесла заявление Валерки о приёме на работу. Директор всмотрелся:
- Хорошо, несложная закорючка! – удовлетворенно отметил он и проворно заработал ручкой на чистом листе бумаги…
Через два дня Валерку навестили в больнице его мастер и бригадир Николаич. Положив в тумбочку пакет с яблоками, мастер сочувственно качал головой:
- Как же так, Валерий! Ты же нас всех подвёл! Теперь прокуратура всю душу из нас вытрясет…
Валерке было очень стыдно, но он ничего не мог сказать в свое оправдание, прошептав только:
- Я сам виноват!
- А кто же ещё! – облегчённо подхватил Николаич. – Ты сам сейчас, конечно, написать объяснительную не сможешь, так мы её уже заготовили… Левой-то рукой сможешь как-нибудь?
Он поднёс Валерке предусмотрительно прикреплённые скрепкой к своей чёрной папке исписанные чужим почерком листы. Валерка бегло пробежал «своё» объяснение, где подробно и детально было расписано, как он проходил обучение технике безопасности, как тщательно контролировали его руководители соблюдение им всех правил, как, улучив минутку и оставшись без бдительного начальственного ока, он самовольно полез в работающий механизм…
Но сейчас Валерке было уже всё равно. Он взял левой рукой поданную ручку, черкнул ею внизу листа и устало закрыл глаза. Его правая рука, стоящая на локте вертикально и упакованная в бинты, горела огнём. Валерка не раз пытался уложить её поудобнее, но любой наклон изуродованной кисти вызывал прилив крови и такую невыносимую боль, что он почёл за благо держать её вертикально. Он и спал так же много ночей, с поднятой вверх, как будто голосующей за что-то, рукой, если можно было считать сном временные провалы в забытье после очередного обезболивающего укола.
Но всё, слава Богу, проходит… Прошло два месяца – и Валерка вновь появился на своём заводе. Но его визит не привлек внимания ни директора, ни прочих руководящих чинов. Валерка просто забрал свою трудовую книжку, необходимую для назначения пенсии по инвалидности. Он старался утешить себя мыслью, что иметь пенсию в такое смутное время всё же лучше, чем не иметь ничего. В отделе кадров он ещё неумело, коряво, левой рукой расписался в получении трудовой книжки, придерживая журнал обтянутыми чёрной кожей остатками правой кисти, затем зашёл в бухгалтерию, где забрал у кассира причитающийся ему расчёт и, уходя, оставил на проходной у контролера свой теперь уже ненужный пропуск.
Выйдя за проходную, Валерка вспомнил ставшее уже привычным выражение «шумит-гудит родной завод…» и горько усмехнулся. Он шёл к городу привычной дорогой, подняв воротник куртки от бьющей в ухо запоздалой мартовской метели и спрятав под расстёгнутую на груди «молнию» зябнущую правую руку. А мимо него равнодушно пролетали машины, обдавая высокую, чуть сгорбленную фигуру грязным вонючим туманом.