Мы познакомились в Ростове в ожидании прогулочного теплохода по Дону. Женщина была примерно моих лет, поэтому темы общие у нас нашлись. Сначала обсудили хамство молоденькой продавщицы билетов на теплоход. У неё не было сдачи и оказалось, что виноваты в этом все мы. Видимо девушке было безразлично, сколько она билетов продаст, да и продаст ли вообще. Потом мы поизучали меню блюд, которые нам предлагали во время прогулки и тоже повозмущались: стакан чаю стоил 40 рублей. Но от негатива нас отвлёк перечень однодневных туров выходного дня на воде. Особенно мою попутчицу заинтересовал Азов.
- А вы там бывали? – поинтересовалась я у своей новой знакомой.
- Нет, к сожалению, я ведь не местная, из Подмосковья. В одном из ваших сёл мы с мужем два года назад купили домик. Приехали к родственникам в гости, но так нам здесь понравилось, что решили перебраться насовсем. Хотела бы я своих новых подруг пригласить в Азов, я так много о нём читала. Да боюсь, они не согласятся поехать.
- Почему? Посчитают, что дорого? – полюбопытствовала я.
- Да наверное и дорого, но главное не в этом. Не захотят. Для них выехать куда-нибудь за пределы своего хутора – целая проблема. А поездку в Азов они просто посчитают глупостью, блажью на которую тратить деньги всё равно, что их выбросить.
И она стала рассказывать о своих новых подругах. Вернее о соседках. И чем больше она говорила, тем сильнее у меня перехватывало горло. Господи! Какие нано технологии, какая всеобщая компьютеризация!!!
Хутор, в котором моя новая знакомая купила домик, пока ещё не вымирающий, но это вопрос времени. Когда-то это была бригада колхоза. Большого колхоза. Потом как пошли всякие ООО, ТОО – остались все живущие в нём без работы. Молодёжь и даже люди среднего возраста рассосались по городам. А пенсионеры и те, кому до пенсии оставалось всего ничего, остались со своим огородом и хозяйством. На это жили сами и помогали жить детям и внукам – тем, что нашли работу в городе. Или не нашли вовсе.
Новую жительницу хутора женщины приняли по-доброму. Но понять, что её в таком почтенном возрасте заставило уехать из родных мест, не могли. Тем не менее, в один из ближайших вечеров пригласили на свои бабьи посиделки. Была весна. И весь световой день женщины трудились на огородах. Собрались они толи и впрямь по поводу, а толи затем, чтобы познакомиться с новой хуторянкой. Для них это было событие значимое. В последние двадцать лет люди их места только покидали. А здесь к ним приехали.
Стол заставили так, что Лидия Александровна (так звали мою новую знакомую) засомневалась. Сможет ли она всё хотя бы попробовать. Ну естественно была и самогоночка, и вино домашнее. Для неё же, на всякий случай приготовили бутылочку купленного вина. И пили, и ели женщины, как заправские мужики. Разговоры за столом вели о знакомых, которых не было рядом, о том, как хорошо жили раньше, о таком-сяком начальстве, о бешеных ценах, о видах на урожай. А потом были песни… Куда там купающимся в роскоши звёздам эстрады.
- А я слушала, и мне плакать хотелось, - тихо произнесла Лидия Александровна и надолго замолчала.
- Отчего же, если они так хорошо пели? – прервала я затянувшееся молчание.
- Да не знаю сама. И от нежности к этим женщинам, и от жалости, и от их протяжных песен. А утром, когда я ещё спала, они уже работали. Коров надо подоить и в поле проводить, накормить поросят, птицу и в огород. И так каждый день. Я поначалу даже недоумевала: ну что за жизнь? Работа до изнеможения, а отдушина одна: редкие посиделки с извечной самогонкой. Весной у них и на телевизор времени не хватало. Да что там недоумевала, скажу честно: я их даже где-то в душе презирала. Но потом как послушала, какую жизнь прожили эти женщины и растерялась, и изменила своё отношение к ним.
- А мои подруги там, в Подмосковье вполне удачливые тётки ещё и ноют, жалуются на что-то. А эти не ноют, не жалуются. Они просто рассказывают о своей жизни так, между прочим. Мало какой из них повезло с замужеством. Мужики у них тоже всю жизнь тяжело физически работали да пили. Так ведь ещё и не все работали, иные сидели на шее жён. Они вспоминали свою жизнь, а мне хотелось им крикнуть: «Что же вы с жизнью своей сделали? Зачем? Она ведь одна и больше не повторится». Но вот ведь как: они вовсе и не считают, что жизнь у них плохая. Если бы не перестройка, если бы не развалился колхоз, то в нём так же как они работали бы их дети, и все были бы счастливы. И я поняла, что мою жалость, моё недоумение надо спрятать подальше и ни в коем случае им не показывать…
Я попыталась как-то объяснить Лидии Александровне, что женщины в селе так жили веками, что изменить всё сразу невозможно, что их дочери будут жить иначе. Но она на меня так посмотрела, словно хотела сказать: «А сама-то ты этому веришь?» и я замолчала. И к разговору этому мы больше не вернулись, хоть и сели на теплоходе рядом. Радиогид повёл свой рассказ об истории Ростова-наДону, о Донском крае и моя случайная попутчица стала его внимательно слушать. А я бегала с фотоаппаратом от одного борта к другому в поисках интересного кадра.
Долго я не могла забыть встречу с этой женщиной и её рассказ. Хотя для меня то, что она поведала не было новостью. Только смотрела я на это под другим углом. Мало того, в моих зарисовках, очерках они были положительными героинями. Я восторгалась силой их духа, оптимизмом, умением выживать и не ныть, а находить и в своей, с точки зрения моей попутчицы, убогой жизни, радости и цели, ради которых стоит жить. И я их не жалела. Ни в коем случае. А вот после знакомства с Лидией Александровной стала жалеть. И так захотелось, чтобы их также пожалели дети, которые увозят от мамы в город полные сумки снеди, да ещё и денежек в придачу. И чтобы их пожалели мужья и перестали пить и материть. И чтобы сделали им настоящий праздник, ничего не имеющий общего с застольем.