Поросёнок

Проскуряков Владимир
   В окошко постучали. Сергей перевернулся на другой бок, натянул одеяло на ухо и проворчал жене:
    - Сходи, посмотри - кого ещё там чёрт принёс спозаранку в выходной.
   Супруга нехотя сползла с кровати и пошлёпала босыми ногами к окну, пнув не вовремя мяукнувшую голодную кошку.
     - Володька это, брат твой! – с раздражением бросила она мужу и, набросив на плечи обшарпанный халат, пошла открывать. Сергей сел на кровати и потянулся за штанами.

     - Здорово, братуха, уж извиняй, что рано потревожил! -  Володька в затёртых спортивных брюках и тельняшке присел на стул возле дверей. – Я к тебе с вечера приходил дважды, да машины, гляжу, нет, значит, ты ещё не дома.
     - Я поздно вчера приехал, с мужиками посидели по случаю окончания трудовой недели.
     - Я так и подумал… Помоги, братуха! Ветеринар вчера нашего поросёнка приговорил. Поросёнок уже неделю не ест ни хрена, вот Люська и вызвала. Ветеринар говорит, что может и подохнуть. Чем заболел – богу весть! Короче, надо резать. Не время, мясо продавать придётся, но уж лучше так, чем вдруг в одночасье всё пропадет, если сдохнет.
     - Понятно! Ладно, сейчас подойду. Ножик-то брать?
     - Бери да поточи получше. Кстати, братуха, у тебя нет ли чем-нибудь опохмелиться. Я вчера тоже…
     - Смеёшься? Откуда!

   Когда Сергей подошёл во двор к Володьке, тот сидел на штабеле брёвен и наждаком скоблил здоровенный тесак.
     - Ты не таким ли ножом резать собрался? – удивился Сергей.
     - Это я тебе готовлю, ты резать будешь, у меня сил сегодня – никаких.
   Сергей присмотрелся. Нет, не врёт братан, в самом деле выглядит плохо, бледный, с испариной на лбу.
     - Ничего себе! Да я ни разу сам не резал, всегда людей просил! Слушай, а может, тебя полечить, так ты и сам с поросёнком управишься?
     - Какое там - полечить! Ты на Люську посмотри! Она же, мегера, живьём съест!
   И в самом деле, расстроенная, с красными от слёз глазами Люська у печурки возле сарая гремела вёдрами, грела воду. Володька поскрёб затылок и пошёл к забору, отделяющему его двор от соседнего дома.
     - Колян! Колян! – завопил он,  бессильно вцепившись в прожилину. Окно дома растворилось, высунулась смуглая заспанная голова.
     - Чего надо?
     - Колян, выйди, потолковать надо!
   Окно захлопнулось, на крыльцо вышел молодой парень в жёваных форменных милицейских брюках и голубой рубашке нараспашку. Босиком он прошёл через мокрые от росы грядки лука и подошёл к забору.
     - Слушай, Колян, - заговорщически зашептал Володька, - у тебя ведь, как у участкового, пистолет на постоянном ношении?
     - Ну, да, а что?
     - Будь добр, стрельни поросёнка! Серёга, братан мой, не резал ни разу, а я сегодня после вчерашнего - никакой. А тут рука твёрдая нужна и глаз точный. Не смогу сегодня… Или у тебя все патроны на учёте?
   Колян задумался:
     - Патроны-то у меня в заначке неучтённые есть, но ведь шум будет, люди нажалуются начальнику.
     - А мы его прямо там. В срубе за двумя дверями не услышит никто. Стрельни, Колян, сдохнет ведь поросёнок-то! А я тебе, как полагается, все потрошки…
   После упоминания о потрошках все опасения у Коляна сразу развеялись. Через пять минут он в полной форме и в фуражке, с кобурой на поясе явился к Володьке на двор.
     - А ты чего в форме вылупился? – удивлённо вытаращил глаза Володька.
     - Так солиднее, пусть люди думают, что я при исполнении, - Колян кивнул, указывая на улицу. На противоположной стороне улицы, у закрытого сельмага, стояли несколько женщин, ждали открытия.
     - Ну, пойдём, посмотрим! – Колян поднялся и в сопровождении Володьки вошёл в хлев. В нос ударил едкий запах навоза и мочи. Пройдя, пригнувшись, обе двери, Колян остановился, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку.
     - Ни хрена себе! – поразился он, разглядев за изгрызенной загородкой огромную тушу.      - А как же вы его потом отсюда вытащите, он же неподъёмный?
     - Вот и я думаю… Слушай, Колян! А давай я его во двор к корыту со жратвой выпущу! Он к корыту, а ты его. А я тебе за риск к потрошкам ещё и мясца добавлю!
     - А – была не была!

   Володька с Сергеем скоренько выволокли из поросячьего загона большую деревянную колоду с обглоданным краем и поставили её прямо у входа в хлев. Люська искрошила туда буханку хлеба и залила прокисшим молоком. Колян изготовился, выбрал удобную позицию, достал из кобуры пистолет, взвёл затвор и скомандовал:
     - Выпускай!
   Володька нырнул в хлев, выскочил назад, оставив распахнутой двери и проворно спрятался за штабель брёвен, держа в руке свой огромный нож.
 
   Волнующе тянулись мгновения, минуты… Колян  замер с пистолетом в руке. Наконец, послышалось утробное хрюканье, из тёмного проёма двери показался розовый пятачок, два огромных волосатых уха и маленькие заплывшие глазки. Здоровенный боров, которого почему-то до сих пор хозяева называли уменьшительно «поросёнком», покачиваясь, стоял в дверях, не выходя на двор. Он словно чувствовал своей свинской интуицией, что ему уготована какая-то пакость. Наконец, он вышел наружу, с трудом передвигаясь на коротеньких ножках. Вероятно, этим ножкам было очень тяжело носить такую тушу. Поросёнок подошёл к корыту, по привычке сунул в него рыло. В этот момент Колян, с трёх метров тщательно прицелившись под лопатку, выстрелил.
   Пронзительный визг накрыл двор, а затем и улицу. Поросёнок от выстрела вздрогнул, как-то смешно подпрыгнул на месте и неожиданно резво рванул по двору. Колян выстрелил ещё раз. Поросёнок бросился к калитке, вышиб её головой, кажется, даже не заметив, что она была закрыта на щеколду.
   Прогремел ещё один выстрел. С диким визгом, разбрызгивая кровь, поросёнок пронёсся возле дверей сельмага. Бабы, тоже с визгом, разбежались - кто куда. Поросёнок, обезумев, нарезал круги на пыльной дороге, а в середине этого круга стоял взбешенный Колян и всаживал в поросёнка пулю за пулей. Наконец, поросёнок влетел обратно во двор, сшиб с ног некстати подвернувшуюся Люську, забежал в хлев, далее – в родной загон, где и благополучно испустил дух.

   Всё стихло. Колян с сожалением рассматривал пустую обойму. Володька разбирал загон в хлеве и готовил верёвки, чтобы тянуть тушу поросёнка наружу. Сергей раскочегаривал паяльную лампу. Тишину нарушала только пришедшая в себя Люська, которая крыла мужиков отборным матом.
   Спустя два часа вся троица сидела за столом. Колян, успевший переодеться и утащить домой законные «потрошки», как глава застолья разливал по гранёным стаканам водку из запотевшей, из холодильника, бутылки. Умиротворённая Люська втащила в избу большую шкворчащую сковороду с жареной свининой.
     - Нет, ну это надо ж! – удивлялся Володька. - Все восемь пуль – и в поросёнке, ни одного промаха!
     - Знать бы мне, что он у вас бронебойный – ни за что бы не согласился! – ворчал Колян.