Командировка

Владимир Усатов
Я вообще не знаю, кто придумал ездить на юг в автобусе. Тем более, в автобусе от предприятия. С наглухо заколоченным туалетом, а значит, без философского пивопопивания и прочих приятственных отдохновений... Кто-то явно из недобитых эсэсовцев... Зачем так делать... Я бы лучше пешком пошел...

Сам я ехал с проверкой и вез с собой еще спеца Николаича из дружественной конторы, он должен был в хитроумных системах покопаться, откорректировать все и волшебным образом настроить.
Интеллигентнейшей души человек, когда трезв.
Одет в очки. Черепан. Маленький, правда, почти в два раза меньше меня по габаритам, но череп...

...Все-таки постепенно отпускало. Постепенно нахлынуло ничем не передаваемое чувство, когда ты вырываешься из ежедневной рутины, из череды серых будней, похожих один на другой... прочь от опостылевших чинуш... Отпускало...
Как только коньяковича на первой продолжительной остановке дунули под незамысловатую кафешную закусь, сразу и отпустило... А мож, с собой еще?... А то!... И трава вдруг сразу зеленая за окном показалась, ну так - к югам же едем! И в целом вообще... птички всякие-разные... ну и там, беседа увлекательная пошла... люди вокруг такие милые... и спина уже не так затекает...
С коньяком ехать лучше. Интереснее.
Ну, не буду утомлять, добрались кое-как, выгрузились, даже разместились в гостинице. То-сё, дела, хренотень там всякая, поработали, поделали делки разные... вам все равно неинтересно... короче, дело к вечеру... ну, как к вечеру... к послеобеду скорее... кто же в командировках себе пупки рвет? Командировки, они для того и придуманы, чтобы гармонию организма восстанавливать, релаксировать разными частями и... и чего там еще? А?... Не слушаете, что ли?... Сами, в общем, знаете, для чего в командировки командируются. Объясняю тут как маленьким... Вот...
... А, ну да! Короче, после обеда. После обеда я отловил бывалого человека - прораба Пашу и попросил указать точные координаты моря, сколько идти прямо, когда свернуть, под каким углом... прораб же, у них с расстояниями все четко, не забалуешь...
- ...Вот... - Паша старательно пучит глаза, по-видимому, напрягая мозг, - Вышли, значит, и пошли направо, все направо и направо... - показывает левой рукой налево.
Устал, думаю. Месяц все же тут пашет... Уточняю:
- Наверное, налево все-таки?
Паша смотрит на свою правую руку, как будто она растет не из него. Смотрит на меня своим выпуклым глазом... Ловлю себя на мысли, что очень хочется прямо сейчас надавить пальцем на этот глаз и заправить его вглубь. Чтобы так не торчал. Но стесняюсь.
- Ну да, налево! - возмущенно, мол, тоже мне тут... анатомы, - Вот. Идете налево... идете... потом поворачиваете... - с недоверием смотрит на свою правую руку - ... опять налево...
- Через сколько?
- Что, через сколько?
- Через сколько метров поворачивать с дороги налево? - ставлю вопрос ребром.
Прорабы страшные люди.
При слове «метров» Паша почему-то начинает злиться:
- Ну... через сколько... ну не знаю... через двести где-то...
- Ага. Двести. Ну, повернули, и дальше?
- Так... ну все... мне бежать надо, там дальше рядом уже совсем... метров... немного... найдете...

Через три километра и сорок минут вычеркнутой жизни мы прочно завязли в кустах колючей акации. Дальше дороги не было.

Маленький Николаич остервенело пытался пробиваться дальше в направлении, указанном Пашей... Я отговаривал... Николаич залезал на пень, подпрыгивал на нем и заглядывая за горизонт, кричал: «Вон же оно!... Километра полтора еще...».
В общем, волевым решением я прекратил этот онанизм и повернул экспедицию к гостинице. Пиво пришлось выпить в номере.

Потом я узнал у горничной, что море есть и с другой стороны, гораздо ближе.
И мы пошли опять...
Но по роковому стечению обстоятельств на море мы так и не попали...
А все потому, что на переходе между морем и гостиницей нагло рос винзавод... Представляете?... Вот так прямо брал и рос!... Просто вопиющая провокация... И ведь не одна сука не предупредила...
А вокруг завода причудливым образом разметались магазины-магазинчики-магазюлики и все с исподтишковыми предложениями немедленно зайти и отдегустировать наконец лучшие вина Кубани и окрестностей...
Начали с дальнего. Чтобы ничего не пропустить...

Ха. После третьего к нам привязалась стая кошек с наглыми опухшими рожами. Они шли по пятам и что-то требовательно вымяукивали. Мы так и перемещались от магазина к магазину большим здоровым коллективом. Николаич был в восторге.
Проходя мимо проходной винзавода, он вдруг принял твердое решение немедленно поучаствовать в дегустации на самом предприятии. О чем ультимативно объявил охране. Он предлагал немедленно вести его под белы руки к местам проведения дегустаций, к празднику души и её периферии, а лучше сразу к бочкам... Я еле его отбил.

В целом вино было полное Г. Как его тут называют - порошковое или ароматизированное... Но! Оказывается, только последний по счету, самый крупный магазин, являлся магазином от завода. Вот там были действительно отличные вина. Правда, и дороже чем в остальных... Но у нас-то за спиной уже было этих магазинов... раз, два, три,... охо-хо... Короче, вошли.
Николаич прошмыгнул вперед. Длиннющий зал пустого магазина... бутылки-бутылки-бутылки... с одного конца бочки с разливным... ага! То, что доктор прописал.
Одиноко скучает девушка.
Маленький щуплый Николаич ходит в очках и производит обманчиво-интеллигентное впечатление.
- Здравствуйте! - радостно приветствует нас заскучавшая девушка.
- Здравствуйте! - довольно внятно начинает пьяный в сисю Николаич, - Мыбым... МЫ! БЫ!... намбым... НАМ! БЫ!... хотелосьбыб... попропоп... хм... - девушка округляет глаза, и загипнотезированно смотрит Николаичу в рот, а тот продолжает - намбым... продегас... пердегус... - удивленно причмокивает, пробуя интересное слово на вкус - ... ПЕРДЕГУС... ПЕРДЕГУСтирововать! Вот!... - они оба улыбаются, Николаич победоносно, девушка жалобно. С воодушевлением продолжает - Намбым...
Уже имею жуткое желание отвести его за магазин и отпинать в лопухах.
Отстраняю пьяного бойскаута, прекращаю эту вялотекущую шизофрению и завожу плавный диалог о достоинствах и недостатках местных вин, уже опробованных нами... Девушка размякает и предлагает попробовать несколько вариантов... ууууу... да, вино действительно шикарно...
- А «Черные глаза» играют... играют, легонько так на языке...
- Ну что вы, просто напор сильный, пузырится... но как вам букет?
- Шикарно, такие тонкие переливы!... Оно купажное?
- Да, точно. А вот «Талисман» попробуйте... а? Правда, очаровательно?
- Божественный нектар... вяжет немножко, чувствую оттенки... Каберне?
- Угадали!... А вот «белый Мускат»... это наш шедевр... как?
- Бог мой!... Какая гамма... аромат... насыщенность... оттенок меда... какой год?
- Две тысячи второй!
- Просто шарман...
- ДЕЕЕШКА!...ик... ДЕ! ВУШ! КА!... А где бымным... намбым... нам ****ей где купить?

Эх, Николаич...

Ну а в целом, все было чудесно... Странно, через три дня на вино уже смотреть не могли, хотя употребляли очень в меру... Ну оооочень...
Пиво шло лучше...
На берегу, под удивительно теплым декабрьским солнышком, разложив на точеной гальке газетку с поломанной, сочащейся свежим жирком воблой, красновато-прозрачной на изломе, благоухающей совершенно сумасводительными ароматами... и все это богатство под прохладное пиво... и под морской ветерок... и под шепот волн с цоканьем гальки... и под странное теплое зимнее солнышко... а солнышко-то того... на солнце явно к двадцати... а в Москве сейчас слякоть... ну, давай еще по одной... пузырь жарить будешь?

Перед поездом лихорадочно накупили газет. Ну как же, вычеркнуты из жизни были почти на неделю. Напрочь. Может, там Жирик уже сапоги в Индийском океане моет. А мы не в курсе.
Чувство уходящего праздника давило... Хотелось задержать... Продлить...
Поезд отчалил вечером. Николаич, потосковав у окна, решительно вздохнул и потянул меня в вагон-ресторан. Настроение было уже конечно не то, но пошли...
Закончили мы... да хрен его знает... поздно закончили... спали все уже... и вагонов похоже еще десяток какие-то вредители понавтыкали, между рестораном и точкой сна.
Ну ооочень тяжело давалось возвращение...
Сдувшегося Николаича я тащил впереди себя за шиворот...
Как только я отворачивался, чтобы аккуратно прикрыть очередную дверь, этот заслуженный пловец делал нырок вперед и втыкался волосистой частью организма в пыльную ковровую дорожку. Издавая при этом тупой звук и выбивая облачко пыли. Я приводил его в вертикаль и пытался по-отечески отряхнуть.
Он покладисто похрюкивал.
А когда мы проходили плацкарт, он вдруг вырывался и решительно лез к кому-нибудь под теплый бок, стеная о том, что сил в его маленьком хрупком организме уже не осталось, что все вокруг изверги и проч.... и проч....
И я тащил его за ногу, а он цеплялся за одеяло и тащил его за собой... а испуганный пассажир с ужасом таращился в темноту, и на грани истерики шептал «ЧТО?! ЧТО?! НЕ НАДО!» и в свою очередь не желал за просто так расставаться с выданным ему одеялом...
И я хрипел Николаичу: «Отпусти, сука!»... А ошалевший пассажир шипел мне в ответ: «Не отпущу!... Получите себе у проводника!»... А сука Николаич ничего не шипел, боролся молча...
Так мы и пыхтели, перетягивая одеяло в сюрреалистическом полумраке вагона, под перестук колес... Маленький Николаич сдавался первым, падал, тупо стукаясь своей умной головой о пыльный коврик, и я волок его дальше, оставляя взъерошенного пассажира с его ночными кошмарами...

Ну, а Москва... Москва была потом... И встречала Москва слякотью, шумом, и какой-то болезненной, промозглой хмарью, от которой сразу промокала насквозь и одежда... и душа...