(Очерк о Сергее Пахоменко)
Познакомился я с Сергеем Пахоменко в 1999 году, когда работал в издательстве Валерия Рюмина «Пегас». Как сейчас помню полупустой зал небольшого кафе на Центральном рынке. Здесь, за бокалом дешёвого пива или стаканом вина, традиционно проходили планёрки «Пегаса». Я скучал за крайним столиком у окна в ожидании Рюмина. Шеф мой как всегда запаздывал и я злился, то и дело поглядывая на часы. Не терпелось поскорее всё закончить и отправиться домой. Наконец появился Рюмин в сопровождении плечистого бородатого крепыша высокого роста. Оба были с дипломатами, – у Валеры старый, побитый и обшарпанный, у незнакомца – новенький, отливающий светлым глянцем. Рюмин нас представил друг другу. Я крепко пожал протянутую руку незнакомца. Его фамилия Пахоменко сейчас же трансформировалась в моём сознании в героя Гражданской войны Пархоменко... Сергей, оказывается, знал Рюмина задолго до меня, познакомился с ним ещё в институте Марксизма-Ленинизма, где они оба учились, повышая политическую квалификацию.
Пахоменко уже издал в «Пегасе» книжку-малютку: «Афоризмы или практические советы автора». Сейчас Сергей занимался изданием сборника своих стихов. Стихи у него были необычные, написанные нетрадиционным белым стихом. Да и сам он был необычный, неординарный, начиная с экстравагантного внешнего вида и заканчивая многочисленными увлечениями: помимо афоризмов и стихов Пахоменко всерьёз занимался научной философией и даже выработал свою, оригинальную концепцию мироздания (собственную философскую систему), изложив её в трактате «Мой мир». Ещё раньше осуществил издание в виде небольшой брошюры академического курса Физиогномики. Занимаясь более тридцати лет кропотливыми исследованиями собственной родословной, Сергей выпустил книгу «Мои предки». Это, поистине, уникальное исследование. И верно, мало кто может похвастаться знанием своей родословной, охватывающей 300-летний период! У Сергея сохранилась книга прадеда Миная Евтроповича с корявой надписью на внутренней стороне обложки: «Сия книга принадлежитъ Пахоменко Мина Евтроповъ. Месица марта 18 числа 1879 года». На стене в зале висит старинное, пожелтевшее от времени фото деда по матери Михаила Сафроновича Хита в белой каракулевой папахе на голове, в расшитом по мадьярской традиции узорчатыми шнурами, красочном гусарском мундире, с кавалерийской шашкой на боку.
Выпустив монографию «Мой мир» и угрохав на издание кучу денег, которых и так было в обрез, Сергей долгое время не решался что-либо издавать снова. И вот однажды, неожиданно позвонив мне поздним вечером, таинственно пригласил к себе. Намекнул, что есть весьма важное дело. Я пошёл, недоумевая по поводу столь позднего приглашения.
Заметно погрустневший Сергей провёл меня в свой кабинет и без обиняков, как обухом по голове, огорошил страшным признанием:
– Всё, Павел, я умираю! Рак... – и показал внушительных размеров шишку, вылезшую на груди, в верхней части.
– Ну что ты паникуешь, так уж сразу и рак? – попробовал я его успокоить. – Может, что другое?
– Я нисколько не паникую, а констатирую факт, – спокойно сказал Пахоменко. – Врач в БСМП сделал рентген, который показал опухоль... И пригласил я тебя не для того, чтобы выслушивать глупые соболезнования, а чтобы работать. Жить мне осталось недолго: от силы два-три месяца. За это время я должен успеть издать несколько намеченных книг, и главное – «Мои предки». Согласен ли ты мне помочь?
Я согласился отредактировать и перепечатать его произведения на пишущей машинке. Дело пошло быстро, так что он вскоре издал книгу своего друга Владимира Черкасова, который незадолго до этого умер, – «Марш бросок Пахоменко С. А. или «Дорога Жизни», и, конечно, «Мои предки». После переиздал афоризмы, а через некоторое время, проконсультировавшись у опытных врачей, узнал, что у него вовсе не рак, а обыкновенное скопление камней в желчных протоках.
Но, как бы там ни было, этот случай подстегнул его к изданию книг, сдвинул дело с мёртвой точки. Книги Сергея были изданы тысячными тиражами и были популярны среди читателей. «Марш бросок…» приобретали люди, интересующиеся целительством, нетрадиционными методами лечения, здоровым образом жизни. Книга «Мои предки» навела многих на мысль о своих собственных корнях, о своей родословной, генеалогическом древе и они тоже взялись за перо. А сборник афоризмов нашего героя был издан даже в Германии, чему немало способствовал его друг, поэт Владимир Лещенко.
Как я уже отмечал выше, стихи у Сергея были необычные, не вписывавшиеся в традиционный канон стихосложения, по которому, как по шпаргалке, писали стихи почти все окружающие его поэты. Сергей писал интуитивно, руководствуясь не накопленным опытом из ранее вычитанного у других, а – чувствами собственного сердца. Он мне признался как-то, что однажды, чтобы написать какое-то стихотворение, он ходил ночью на Северное городское кладбище (Сергей жил неподалёку, на улице Капустина) и там, сидя на чьей-то холодной надгробной плите, под зловещий крик ночных птиц и жуткое завывание кладбищенских бродячих собак, писал каскадом нахлынувшие враз строки.
– И не страшно было? – поинтересовался я, представив эту леденящую кровь картину, сродни кадрам из известной американской серии фильмов о «Пятнице тринадцатого...»
– Что значит страшно, не страшно? – пожал плечами Сергей Пахоменко, давая этим красноречивым жестом понять, что в мире всё относительно. – Конечно, страшно, если подходить с точки зрения обыкновенного человека. Но я перерос уже этот страх, стал на голову выше его...
Сергей готовил к выпуску книгу своих стихов. Назывался сборник «Любви, любви я посвящаю всё». Оформляла книгу лучший художник-график Ростова, давний друг автора, Марина Валентиновна Ордынская. Она – член Союза художников, профессор ЮРГИ (Южно-Российского гуманитарного института) на факультете «Дизайна и искусства». Её работы экспонировались на многочисленных выставках, как в России, так и за рубежом: она выставлялась в Германии, Франции, Канаде, странах ближнего зарубежья. М. Ордынская – известный оформитель детских и взрослых книг, сотрудничает со многими региональными и столичными издательствами. Её графика и живопись хранятся в музеях и частных коллекциях многих стран мира. Супруг Марины Валентиновны, Александр Казимирович Ордынский, тоже примечательная личность: член Союза художников России, талантливый художник-юфелир. Участвовал в международной выставке миниатюр в Торонто (Канада, 1990 г.), имел персональные выставки в Москве и в родном городе (в музее Сурб-Хач, 1998 г.).
В сборнике Сергея Пахоменко «Любви, любви я посвящаю всё» была собрана любовная лирика поэта. Да, именно – поэта, потому что все данные для того, чтобы так называться у Пахоменко были. В стихах его, пусть и не зарифмованных, внешне непритязательных, написанных скромным, не выспренним языком, – живительным фейерверком било живое человеческое чувство! Его стиль и форма были чем-то сродни уитменовскому свободному стиху. Во всяком случае, равнодушным его творчество никого не оставляло. Стихами Сергея некоторые искренне восхищались, другие же, критикуя, не оставляли камня на камне. Так, Петухов старший (отец талантливого ростовского поэта Бажена Петухова) говорил, что у Пахоменко вообще не стихи, а чуть ли не записанная в столбик проза. Были и недоброжелатели, откровенно и категорично охаивавшие его поэзию. Одна молодая женщина, поэтесса, даже с вызовом швырнула подаренную книжку стихов обратно, чуть ли не в лицо автору. И назвала всё это чушью и галиматьёй.
Пахоменко, как истинный христианин, подставил недоброжелательнице, так сказать другую щеку. Виновато, по-детски наивно улыбаясь, он молча выслушивал насмешки, стойко переносил душевные оплеухи. В душе он всех прощал, не злобился, не отчаивался. Он был выше всей этой окололитературной суеты сует... Продолжал дарить людям радость общения со своей стихотворной книгой, открывая им свой богатый поэтический мир.
Что-либо продать из тиража было большой проблемой. Люди последнее время напрочь перестали интересоваться поэзией, переключив свой капризный читательский интерес на детективы и любовные романы. Пахоменко постоянно носил в своём объёмистом, пузатом дипломате несколько десятков экземпляров книжек своих стихов и при встрече с друзьями либо во время знакомства с новыми людьми неизменно презентовал свой скромный лирический сборник. Дома открывал заветную общую тетрадь и скрупулёзно, как истинный бизнесмен (а Сергей занимался и бизнесом), вписывал в определённые графы количество подаренных сборников, не забывая упомянуть фамилий тех, кому были подарены книжки. В другой формуляр заносил количество проданных экземпляров. Но таковых было значительно меньше первых. Соотношение примерно составляло один к десяти: то есть, на десять подаренных книг приходилась всего лишь одна проданная.
Но, не смотря ни на что, духом поэт не падал и продолжал заниматься своим делом, для которого его призвал в этот мир Всевышний: писать стихи, афоризмы, научные монографии.
Моё отношение к поэтическому творчеству Сергея было неоднозначным. Сам я тоже вот уже более двух десятков лет пишу стихи: поварился и в собственном соку, походил в многочисленные городские литобъединения. Закончил московский Литературный институт имени А.М. Горького. За это время повидал и явных графоманов и одарённых поэтов-самородков. Талант Сергея Пахоменко находится примерно посередине. Есть у него и блестящие удачи, есть вещи спорные, либо недоработанные. Впрочем, как и у любого пишущего. Сказать, чтобы стихи его мне очень уж нравились?.. Не стану кривить душой, нет. Но как бы там ни было, я не отрицаю, что это стихи, и стихи настоящие! Независимо от того нравятся они мне или нет. Сергей просто не придавал значения своим поэтическим способностям, не развивал свой талант, не работал скрупулёзно со словом, никогда не ходил ни в какие литгруппы или объединения начинающих стихотворцев. Я больше чем уверен, – походи он в своё время в такие творческие коллективы молодых – сейчас бы писал не хуже некоторых, а может быть, и лучше!
Главное в стихах Сергея – это переполняющее их, бьющее через край чувство. Только на искреннем, исходящим из глубины сердца чувстве и держится каждое его творение. Чтобы не быть голословным, приведу небольшой отрывок из стихотворения «Божественная любовь»:
Когда душа пуста
И боль съедает до конца
Остаток сил моих,
Пусть некуда идти!
Пусть боль моя уйдёт в мечты!
Я выйду в степь, поле, лес,
Туда, где есть хоть краешек небес.
Я устремляю взгляд свой вверх,
Свой крик души.
Вон там моя звезда,
Вон там мой дух…
Вот видите, прямо вопль души, а не стихи. Без всяких прикрас, недомолвок, пустой словесной эквилибристики – обнажённое человеческое чувство. Чуть ли не оголённый нерв, как у Высоцкого! Что особенно хочется отметить – читает свои стихи Сергей Пахоменко мастерски, стараясь интонационным произношением умело сгладить некоторые стилистические шероховатости формы. Читает умело, артистически, так что заслушаешься. И в результате одного этого – выигрывает! Умеет подать товар лицом. Не в пример некоторым, которые, даже написав хорошее стихотворение, – прочтут его так, что ничего не поймёшь, и кроме досады ничего в душе не останется. А от прослушивания стихов Пахоменко в авторском исполнении душа и сердце наполняются радостью; слушаешь и получаешь истинное наслаждение. И уже не замечаешь: рифмованные у него стихи или нет, есть в них поэтические образы и свежие находки или таковые отсутствуют... Великое дело – хорошо, с выражением прочитать свои стихи перед слушателями!
У Сергея было много знакомых, так же пишущих стихи. Со всеми поэтами он познакомился в основном через Рюмина, который издавал его книги. Поэт, бард и художник Евгений Живицын проиллюстрировал новое переиздание его афоризмов. Известный и весьма талантливый ростовский поэт, один из основателей, так называемой «Заозёрной» школы поэзии, Игорь Бондаревский верстал тексты его книг на компьютере. Поэт Александр Чепурин поставил спектакль-пантониму на его стихи, которая с успехом прошла в Областном краеведческом музее. Интересна личность ещё одного издателя, поэта и прозаика Евгения Рябцева.
В издательстве Рябцева, которое называлось сокращённо «Литфонд», Сергей издал книгу Черкасова «Марш бросок Пахоменко С. А. или «Дорога Жизни». Привлекли его прежде всего низкие расценки на полиграфические услуги, которые значились в прайс-листе Рябцева. Но это, увы, оказался бесплатный сыр в мышеловке. В процессе работы над книгой, аппетит у Рябцева разыгрался и он начал накручивать на первоначальную, якобы низкую сумму, всё новые и новые витки арифметических знаков. Так, что в конце концов книга оказалась дороже на добрую треть от первоначальной суммы.
Я одно время сотрудничал с Евгением Рябцевым, подрабатывая в его издательстве в качестве редактора. Как-то он послал своего коммерческого директора в одну типографию за счётом на полиграфические услуги. Я появился в «Литфонде» как раз в тот момент, когда Рябцев вертел в руках этот самый счёт, с трудом разбираясь в каракулях своего сотрудника. Самого коммерческого директора в кабинете шефа не было.
– Павел, привет! Хорошо, что пришёл, – обрадовался моему появлению Рябцев. – Я вот тут что-то не пойму, что он понаписал... Бе-гот-ня – шестьсот сорок пять рублей двадцать копеек... Это что такое? – по слогам прочитал директор «Литфонда».
– Как-как, Евгений Алексеевич? – переспросил я, не поняв, о чём он спрашивает.
– Беготня – шестьсот сорок пять рублей! – повторил Рябцев. – Не пойму, Павел, что такое беготня? Может, он намекает, что эти деньги причитаются ему, за то, что он бегал в типографию? Чаевые, так сказать?.. Во крохобор, мать твою... За беготню ему плати... А этого не хотел! – Рябцев скрутил и смачно сунул в сторону двери большую дулю.
– Фигушки я ему заплачу за беготню.
– Да нет, Евгений Алексеевич, он не это имел в виду, – начал объяснять я. – Он, видимо, спутал. Не беготня, нужно было написать, а «беговка». Это такая операция на специальном станке, чтобы книга хорошо открывалась. «Беговку» пробивают на передней и задней картонной обложке книги. Иначе, если не сделать «беговку», книжку трудно будет открыть, а первая и последняя страницы вообще оторвутся от общего блока.
Вот такая была история...
Сергей участвовал, как автор, в энциклопедии Рябцева «Культура Дона третьего тысячелетия». Заплатил тысячу рублей за небольшую автобиографическую статью, а потом ещё выкупал за свой счёт авторские экземпляры. Однажды, заехав по делам в «Литфонд», застал там Игоря Бондаревского и ещё какого-то новочеркасского поэта, привёзшего в виде презента Евгению Алексеевичу трёхлитровый баллон отменного донского первача-самогона. Правда, закуски было – кот наплакал. Директор «Литфонда» барственным жестом пригласил Пахоменко принять участие в весёлом застолье. Сергей был человек простой, без комплексов, и долго уговаривать его не пришлось. Он глушил дьявольски крепкий, огненный напиток наравне с остальными поэтами, к слову сказать – заядлыми выпивохами, пил как и они из одного стакана, так же занюхивал рукавом, только вот сигареткой не затягивался. Потому что давно завязал с дурной привычкой курить. Как бы там ни было, трёхлитровую посудину горилки они приговорили за один присест. Так что ещё и мало кое-кому показалось. Сергей подобным образом приобщался к поэтическому цеху, познавал ветреную, богемную жизнь литераторов изнутри.
Второе переиздание афоризмов и книгу «Мои предки» Сергей Пахоменко выпустил в издательстве Кривицкого, который хоть и брал довольно умеренную плату за свои труды, но гнал столько откровенного брака, что иной раз в отходы сбрасывалась чуть ли не треть тиража.
До Валерия Рюмина, с 1984 года, Пахоменко был знаком с талантливым российским поэтом Борисом Примеровым, жившим в Москве. Он считался одним из лучших стихотворцев страны. Во Франции ему присудили почётную премию по литературе и опубликовали книгу его стихов наряду с произведениями Есенина и Клюева. Вот как высоко ценили его европейцы! Борис часто приезжал на родину, в Ростов, и останавливался у своего старшего брата Евгения. Тот, как и Сергей Пахоменко, занимался антиквариатом; на почве совместного увлечения они и сдружились. Сергей, помимо коллекционирования предметов старины, писал стихи и ему было интересно пообщаться со столичной знаменитостью. Евгений познакомил его с Борисом. Пахоменко показал Борису Примерову всё своё творчество. Тому некоторые стихи понравились. Он отобрал пять штук и пообещал опубликовать их в каком-нибудь московском журнале. Через несколько лет знаменитого поэта не стало... У Пахоменко осталась только его посмертная газетная подборка стихов, подаренная старшим братом Бориса, Евгением. Кстати, перепечатывала эти стихи на машинке супруга Пахоменко Татьяна.
Сергей дружил с поэтессой, актрисой театра Горького Тамарой Кожуриной, ставшей впоследствии ведущей на ростовском телевидении, художником и поэтом Евгением Живицыным и другими.
Пахоменко выпустил компакт-диск со своими стихами, который заинтересовал многие радиостанции города. Его транслировали на «Эхо Ростова», «Радио Ростова». Но своеобразным пиком поэтических достижений Сергея явилось, можно сказать триумфальное выступление с чтением своих стихов в областной Филармонии. Поэту горячо аплодировала творческая элита города, цвет интеллигенции, известные учёные и преподаватели, спортсмены, врачи, предприниматели, представители администрации города и области, собравшиеся в тот раз в Филармонии на презентацию недавно выпущенной «Литфондом» энциклопедии по культуре Дона. Сергей Анатольевич помогал организовывать эту встречу. Бескорыстно, как истинный меценат.
Кстати, ростовская Филармония запомнилась ему ещё и по другому поводу. Именно здесь к Сергею Пахоменко пришло поэтическое вдохновение и он, под его влиянием, написал дома своё первое стихотворение. Было это давно, в 1983-м году. Работал Сергей в то время в ЦНИ РО ПСК техником; здесь же, к слову сказать, трудился и его друг Петухов-старший. Пахоменко как-то пошёл в Филармонию на спектакль-пантомиму «Времена года». Спектакль был философский, в нём рассказывалось об одном несчастном человеке, который безуспешно ищет смысл жизни, но никак не может отыскать. Проходят годы, человек стареет, – а смысла всё нет. Человек мучается, страдает, – он не знает, куда идти, к какому берегу причалить... Сергей, сидя на первом ряду, не стесняясь соседей, плакал всё действие, – до такой степени было жалко потерянного человека, с которым невольно ассоциировал себя, собственные духовные поиски. Вернувшись домой, решил выразить свои чувства необычным образом, – в стихах, чего до этого никогда не бывало! Вернее, он даже ничего и не решал, стихи полились сами собой, за считанные минуты выстроившись на листах бумаги в нестройные столбцы. Сергей едва успевал их записывать, как будто его рукой водил по бумаге некто незримый, мудрый и всемогущий, живущий на небесах... Стихотворение называлось «Исток», и в нём Сергей Пахоменко попытался выразить свои философские искания о смысле жизни.
Не удержавшись, Сергей показал своё произведение знакомым ребятам – инструкторам обкома ВЛКСМ. Те сразу же раскритиковали начинающего стихотворца, категорично заявили, что так жестоко и откровенно писать нельзя. Да ещё на отвлечённую философскую тему... Мол, нужно писать о природе: о птичках певчих, полевых цветочках, о «братьях наших меньших», о любви, наконец. Товарищ Сергея Валерий Смирнов – заведующий отделения идеологии обкома комсомола – предложил показать «Исток» ведущей поэтессе области Елене Нестеровой. Она возглавляла областное литобъединение «Дон», как заботливая «литературная мама», нянчилась с многочисленными начинающими поэтами и поэтессами. Рекомендовала в печать их лучшие стихи, привлекала из Москвы выездные семинары издательства «Молодая Гвардия». Многим начинающим Елена Васильевна дала, так сказать путёвку в большую писательскую жизнь. По её рекомендации Ростиздат, который возглавлял Фёдор Фёдорович Баев, выпускал первые книжки стихов молодых литераторов.
Нестерова ознакомилась со стихотворением Пахоменко и написала от руки объективную, в общем-то не очень лестную рецензию. Отмечала отсутствие у автора элементарных стихотворных навыков, незнание техники и необходимых азов стихосложения. В то же время, отметила, что в стихотворении есть чувство, искренность... Пригласила автора посетить занятие литобъединения «Дон», для более углублённого разговора. Сергей обиделся. С горечью думал: «Ну как же она не поняла, что это не простое стихотворение, а философское! Что и написано-то оно только ради этой философской мысли о бренности земной жизни, о высоком духовном предназначении человека!»
На занятия «Дона» Пахоменко не пошёл, но заботливо сохранил листок с рецензией Елены Нестеровой. Впоследствии она трагически погибла, и таким образом у Сергея остался никому неизвестный автограф этой безвременно ушедшей из жизни, несомненно, талантливой поэтессы.
Второе произведение Сергей посвятил смыслу любви. Он давно заметил, что многие женщины безуспешно ищут идеальной любви. Об этом сняты десятки фильмов, написаны сотни повестей и романов. Но всё это не удовлетворяло Пахоменко, он решил написать своё и снова – в стихах. Так явилась на свет ода «Моя любовь», где автор попытался раскрыть философский смысл этого прекрасного человеческого чувства, найти ту идеальную любовь, к которой стремятся женщины. Впоследствии по этой оде и по стихотворению «Исток», которые Сергей считает своими лучшими достижениями, в Краеведческом музее был поставлен спектакль-пантомима. Помогал ставить и исполнял главную роль, как уже отмечалось выше, Александр Чепурин. Он возглавлял своеобразную артель поэтов-скоморохов с довольно экзотическими прозвищами: Бармалей, Старуха Шапокляк, Кащей Бессмертный. Они устраивали в различных литстудиях города забавные представления, перевоплощаясь в героев своих и чужих стихотворений, которые они представляли с помощью мимики и пантомимы. Чепурин, нарядившись в мешковатое чёрное трико, размахивал перед аудиторией игрушечным мечом, изображая Гамлета, а то вдруг бросался на воображаемого противника с самым всамделишным топором, когда, увлёкшись, входил в роль русского бунтовщика. Публика, естественно, шарахалась от этакой пантомимы в разные стороны. Сергей, из компании Чепурина, знал только Бармалея – анонимного алкоголика Мишу Дорошенко. Предлагал ему быть его учеником, точнее, – пациентом... Как и Чепурину.
Третье стихотворение, «Послание любимой», Сергей посвятил своей будущей супруге Татьяне. Поэтический шедевр был начертан гусиным пером и предварял огромный календарь за 1986 год с красочными гравюрами в стиле барокко известных французских живописцев. Такова предыстория начала поэтического творчества нашего героя Сергея Пахоменко.
Сергей неоднократно выступал с чтением своих стихов в Северо-Кавказском научном центре, где работал Юрий Андреевич Жданов (зять Сталина!), в родном РНИИ АКХ, в Республиканском центре подготовки мастеров-модельеров, что – на улице Красноармейской, на радио Дона. Кульминацией его поэтической карьеры было участие в Фестивале донской поэзии, что проходил в Лендворце.
Был на этом фестивале и я, продавал свои книги. Рядом встал со своими поэтическими сборниками и Сергей Пахоменко. Подошла известная в Ростове поэтесса Галина Койсужанка, повертела в руках книжку стихов Пахоменко.
– Девушка, купите мои стихи, – предложил сразу же Сергей, видя заинтересованность поэтессы.
– А о чём вы пишете? Почему я вас не знаю? – принялась допрашивать Койсужанка.
– Я вообще-то больше психолог, чем поэт, – принялся объяснять Пахоменко. – Стихи мои тоже в основном психологические. Я вхожу в образ того или иного персонажа и от его лица пишу стихотворение. Есть у меня произведения, написанные от лица женщины. Взгляните, например, на стихотворение «Хочу любить!»
Койсужанка нервно пролистала страницы, нашла нужное стихотворение, вдумчиво углубилась в чтение. Не дочитав и до половины, чуть ли не швырнула книгу в руки Пахоменко.
– Чушь! Как вы можете писать от лица женщины? Как вы можете понять её тонкий внутренний мир? Женские чувства? Мечты? Стремления? Как вы можете понять женскую психологию? Вы – мужчина! – Койсужанка едва не задохнулась от показного гнева. – Нет, вашу книжку я принципиально не куплю! Не обессудьте.
Она демонстративно скупила все поэтические сборники, лежавшие на столе, и обдав Пахоменко гневным, мстительным взглядом, удалилась в зрительный зал.
Вызывающее поведение поэтессы обескуражило Сергея, обида на несправедливые упрёки осталась на долгие годы, как червоточина, разъедая чистую, непорочную душу начинающего стихотворца. Впоследствии он слышал множество лестных слов о своих стихах, но попадались и суждения, подобные мнению Койсужанки. Но ничего уже не могло поколебать уверенности Пахоменко в истинности выбранной им манеры письма. Писать так, как писало большинство молодых ростовских поэтов, соблюдая все правила стихосложения, он, во-первых, не мог, а, во-вторых, – не хотел! Он искал свой собственный путь в Поэзии. И он нашёл его. Это был свободный стих, по примеру свободного стиха знаменитого американского поэта Уолта Уитмена. В подобной же манере написаны почти все русские народные песни. У нас, в России, такой стих зовётся «белым стихом», во Франции и других европейских странах – верлибром.
Пахоменко даже разработал две «формы творчества», которыми пользовался в процессе своей поэтической работы. Прежде чем взять в руку перо, он намечал цель своего произведения, мысленно конструировал, так сказать, его скелет, облекал его в мясо и кожу. После того, как стихотворение в его голове было уже создано, наступал «инсайт», – то есть выброс словесной формы, – самих стихов, как таковых. На третьем этапе Сергей входил в образ героя своего стихотворения и начинал быстро писать. Стихи просто лились из под его пера, и он еле успевал их записывать. Но если творческий «инсайт» прерывался, недописанное стихотворение лежало в его письменном столе месяцами, пока он с горем пополам, чуть ли не насильно завершал его, выдумывая концовку. Но это было уже не то. Гораздо больше он ценил стихи, написанные на одном дыхании.
Вторая «форма творчества» несколько отличалась от первой. Пахоменко вначале входил в чей-нибудь образ. Например, в стихотворении «Письмо неизвестного» он мысленно перевоплотился в образ монаха. Затем, чтобы достичь «инсайта», Сергей около двух часов концентрировал своё внимание на этом образе, жил его мыслями, греховными страстями. В результате всех этих духовных медитаций, в конце концов, наступал выплеск стихотворных строчек. Поэта как бы прорывало, и на бумагу начинал литься текст. Сергей почти не следил за правильностью стихосложения, в ущерб форме, он старался выразить только философский смысл, донести идею произведения до читателей. Главное, чего он старался добиться, – чтобы читатель сопереживал ему, духовно откликнулся на его страстный призыв. И мне кажется, – это правильно. Ведь при определённом навыке, зарифмовать можно всё, что угодно, даже телефонный справочник. Но это не будет иметь отклика у читателя. Читатель откликнется только на то стихотворение, в которое поэт вложил свою душу, вложил частицу самого себя. Именно так и пишет Сергей Пахоменко.
Помимо поэтического творчества и проб пера в прозе, Сергей был известным в городе журналистом. Его публицистические и научные статьи печатались в Ростовских газетах и журналах, их с интересом читали специалисты и простые любители. Пахоменко неоднократно принимал участие в круглых столах на телевидении, радио, конференциях. В 2009 г. председатель Союза журналистов России Всеволод Леонидович Богданов лично пригласил Сергея Пахоменко на съезд журналистов в Москву, где наш герой представлял ростовское областное отделение Союза журналистов. Благодаря своей удивительной коммуникабельности Сергей перезнакомился в столице почти со всеми выдающимися журналистами России; он показывал мне свой, довольно пухлый альбом с визитками, где было около трёхсот карточек – работников центральных и региональных газет и журналов, телевидения, радио. Многие сделали довольно заманчивые предложения о сотрудничестве. Так что, начиная с 2009 г., он стал в Москве, среди тамошней журналистской элиты, своим человеком, завязались довольно прочные деловые связи. И не только с Москвой, но и с другими городами России. Обозреватель «Литературной газеты» Ярослав Михайлович Ярошенко даже рекомендовал Сергея Пахоменко в члены Союза журналистов. В Интернете, в рубрике «Лица России», Сергей вошёл в базу данных: «Интеллектуальная элита России».
Но возвратимся к стихам, – это мне ближе, как поэту и литератору, хотя в своё время я отдал определённую дань и кропотливой корреспондентской работе в одной из районных газет. Что касается моего личного поэтического опыта, то свои самые лучшие стихи я написал под влиянием вдохновения. Вдохновение – это дар Божий, вдохновение – это чувство, а без чувства стихотворение мертво. Спросите: как же добиться вдохновения? Что нужно сделать, чтобы оно пришло? Прежде всего, нужно обязательно иметь определённую теоретическую подготовку. Без элементарных правил стихосложения мы просто не сможем правильно выразить свои чувства, при скудном словарном запасе мы не донесём свои чувства до сердца читателя. Получится как у той собаки, которая всё понимает, а сказать не может! Вот для чего нужна поэтическая учёба... Чтобы что-нибудь написать, нужно обладать элементарной грамотностью. А уж чтобы донести свои чувства до читателя, и чтобы наши чувства, облечённые в слова, его затронули, – нужно учиться чувствовать, сопереживать, любить всё живое на земле. Человек, никого и ничего не любящий, не сможет передать другому человеку никаких чувств, кроме неприязни к самому себе! И третий критерий поэтического успеха, как правильно отметил Сергей Пахоменко, – это образ. Неважно какой: то ли это образ женщины, заблудшего монаха, либо просто красочное описание природы или какого-нибудь предмета, – везде должна присутствовать частица вашей многогранной души и милосердного сердца! Без образа нет стихотворения. Как – нет его без вашего поэтического чувства и вашей теоретической подготовленности. И тут не обязательно твёрдо, на зубок знать все стихотворные размеры и все правила стихосложения, а достаточно просто читать книги. Читать нужно в основном классику: стихи, прозу... Читать и читать, каждый день, как вы каждый день насыщаете физической пищей ваш желудок. Без духовной пищи тоже можно умереть, – духовно!
2006 – 2009 гг.