Ташлинский камушек 36

Валентина Абакумова
Лена – ташлинская гостья. А Ташла, как известно, располагает к неспешным беседам, когда легко всплывают в памяти самые маленькие подробности сюжетов из жизни, которые важными кажутся, только если действительно никуда не торопишься. Но этот сюжет достоин отдельного разговора. Судите сами.
Лена работает в онкодиспансере, проводит обследование женщин на маммографе.  Её профессиональный инструмент был изготовлен в Германии и носит известное имя «Филипс».  С детства мы наслышаны о качестве немецких товаров, трудно отыскать кого-нибудь, кто бы сомневался в нём. Но Ленин маммограф отличается тем, что, будь он человеком, то считался бы просто бестактным. В самый ответственный момент, когда грудь пациентки обнажена и готова к обследованию, он вдруг раз! и отключается. Конечно, не всегда, но случается. То ли грудь чем-то не нравится, то ли энергетика обладательницы её… Сейчас на каждом углу говорят об этой «энергетике», так что мысли о ней   приходят волей-неволей. Объяснить это бестактное поведение маммографа  на физическом уровне не представляется возможным. Лене снова приходится его включать, но его реакции приходится ждать примерно так же, как компьютерной. И вот этот кусочек времени в этой ситуации кажется безнадёжно длинным. Чтобы хоть как-то отвлечь пациентку от того, что в этот момент она может подумать и об аппарате, и о человеке, который на нём работает, Лена придумала шутку, мол, вот какой патриотичный субъект, этот аппарат, работать начинает только, если слышит немецкую речь.
- Что-нибудь знаете по-немецки? – обращается она к пациентке.
- Разве только «хенде хох», - смеётся та в ответ.
- Ну, так я вас прошу, скажите ему это громко!
- Хенде хох! – повторяет, давясь от смеха, пациентка.
И вот однажды.
- Надо к нему обратиться по-немецки. Не признаёт другой речи, - сокрушается в очередной раз Лена, - спросите его: «Ви хайст ду?»
- Зачем же? – возразила пациентка, - мне рассказывали про его особенность. Я готовилась. Всю ночь учила стихотворение Гейне «Fichtenbaum», - и начала декламировать.

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна…

Только не в переводе Лермонтова, и даже не в переводе Тютчева «На севере мрачном, на дикой скале»… А именно так, как написал Гейне: по-немецки.

С тех пор, предлагая пациентке поговорить по-немецки, Лена обязательно подчёркивает, что она шутит.