Выросла Манька в самой что ни на есть глубинке, от их деревни с непонятным названием Чалтырь, хоть и большущей, но даже у Хрущёва руки не дошли построить дорогу до станции. Дорогу провёл церковный человек, которого старожилы до сих пор почитают.
Бабушка Маньки, полунабожная женщина, очень любила ходить в церковь, ставить свечки, зажигать их и долго смотреть на них и помолиться за близких. Входя в церковь, осеняла себя крестом, выходя – как и все, пятилась спиной к выходу. Но вне церкви бабушка Мария Апетовна была абсолютной атеисткой. Испортили её биология, которую она преподавала в школе, и, как водится, сам сэр Чарльз Дарвин. Хотя дед, бывший одноклассник, в церковь и вовсе не ходил, но над Дарвином посмеивался:
– Господь-то нас создал, а уж на воле каждый по-своему развивается.
Бабушка Мария деду никогда не возражала. Рука у деда была тяжелая, его все боялись, кроме жены. Но бабушка чтила мужа и невестку учила:
– Мужа люби и слушайся, их женская ласка в дом тянет!
Бабушка умела печь дивные пироги, терпеть не могла сказки, считая их мусором:
– Лучше бы мои конспекты на ночь деткам читать, они в этом возрасте всё усвоят и на всю жизнь.
Манька тайком всё же сказки читала. Чтоб не отставать от одноклассников. К счастью для Маньки, она обожала ритмику слова. Библиотекарша поинтересуется, чего ей надо, а она, смущаясь, просит:
– Мне чтоб сказка, но чтоб в стихах.
Это потом пошли другие книги. Все русские, про русских, для русских, и все книжки одна другой лучше...
В институте Манька задумалась:
– Почему все вокруг русские, а я – армянка?
Дед прищурился.
– Какая же ты армянка? Одно название!
– Ну уж нет, вся деревня армянская, и баба Маша, ну, и я, значит. Ты ведь тоже армянин!
– У меня прадеды и пра-прадеды армяне и все здесь родились, в России. Остальное всё русское... Так что сам не пойму, кто я...
Но однажды дед показал, кто он. Позвонили из райкома и спустили инструкцию:
– Приедет армянский главный поп, всех армян соберите, будут указания.
Сначала собрались в школе, в физкультзале. Уже все знали, что приедет сам католикос, посетит их деревню, как самую большую, и в церкви проповедь прочтёт.
Инструктор долго начинал и очень кратко закончил:
– Наша советская власть и коммунистическая партия ведут нас к победе коммунизма. Нечего проповедь вместо политчасов слушать! Попам не место ни в школе, ни в нашей жизни! Это пережиток прошлого, так что делайте выводы, сидите лучше дома, дороги-то развезло от дождей!
Дед, высокий, жилистый, совсем ещё не старый, но выводы насчёт советской власти успевший сделать, неожиданно запротестовал:
– Во-первых, у армян не попы, а священники, а нашего главного зовут Католикос всех армян. И я пойду в церковь, и все мы пойдём. Церковь наша особенная, наши предки ещё при Екатерине с собой хачкар притащили, святое там место!
– И я пойду, – заявила завуч школы, вдова старого коммуниста Ваграма, попавшего прошлым летом под гусеницы трактора.
– А я? Я тоже пойду! – поддержала её золовка, сельский врач.
– И я! Можно и мне?
Все собравшиеся негромко, но твёрдо заявили, что пойдут, негоже такого гостя по партийной указке встречать. К тому же, хотя католикос сидел в Эчмиадзине, единственной собственностью армян Нового Нахичевана в той, настоящей Армении, был именно он, Католикос всех армян.
Инструктор, сам армянин, женатый на православной гречанке, тоже мечтающий посмотреть на настоящего католикоса, да ещё всех армян, но опасавшийся кляуз по церковной тематике, махнул рукой:
– Да хоть все, он же не дойдёт сюда пешком, по такой грязи-то. Такие люди пешком не ходят.
Селяне обеспокоенно смотрели то на пасмурное небо за окном, то друг на друга. В кои-то веки к ним такой великий человек собрался, единственная собственность чалтырцев в святом Эчмиадзине, сам католикос всех армян, а тут и погода, и дороги... Сколько раз писали и в райком, и в область, да что толку! Инструктору лучше помочь дорогу проложить!
Назавтра стали подтягиваться селяне из соседних деревень, говорили, что католикос поедет и в Салы, где тоже прочтёт проповедь, и даже в Топты, каким-то чудом в Топтах не разрушили красивейшую церковь святого Спасителя, наверное, чья-то добрая рука не поднялась. Но когда и где будет католикос, никто не знал, ведала всем какая-то принимающая комиссия, а информацией с прихожанами, разумеется, не делилась. У местного почтальона Калуста Чалтахчяна была старенькая, но выносливая лошадь, он вызвался под дождём контролировать возможные маршруты.
Дальше в каждом доме ново-нахичеванских деревень ещё много лет пересказывали восхищённый и невероятный рассказ Калуста о том, как католикос добирался до Чалтыря.
Во-первых, члены комиссии, партийцы и несколько даже православных попов, шумно отговаривали его святейшество Вазгена от посещения и Салы, и Топты, и Чалтыря. Пошли слухи, что чалтырцы тайно передали ему письмо с просьбой обязательно побывать в их церкви святого Вознесения, святого Амбарцума. Хитрых селян можно было понять, помнили бы долго о главном армянине, а там, глядишь, и дорогу бы провели, планируя после проповеди попросить посодействовать в таком важном для любого села деле.
Как Вазген добирался до Топты и Салы, Калуст не успел увидеть, дальше сами жители могли потом рассказать, но доехав до еле заметной развилки, он стал очевидцем поразительной картины. На так называемой дороге посередь степи сгрудились машины, отобранные для такого случая, но дальше они не смогли проехать. Из машин вылезли все, кто привёз католикоса, а сам Вазген Первый и другие священники, подобрав длинные свои одеяния подмышки, бодро зашагали в сторону Чалтыря. Грязь была невероятная, машины понуро двинулись, буксуя и увязая в непролазной грязи. Стали опять уговаривать:
– Веапар, дальше не пройдём! – видимо, стесняясь того, что он не успеет ни обсушиться, ни помыться в деревенских условиях, – убеждали хозяева высокого гостя.
Но Веапар был непреклонен, плохо знали хозяева армянского Пастыря. Ведь он знал, что его ждут и не представлял себе, как можно обмануть верующих армян, да ещё в этом заброшенном бездорожье, армянском островке среди могучей, известной своими «дорогами» России.
И все его священники, в своих островерхих капюшонах и длинных одеяниях, задрали свои рясы и, хлюпая лёгкими черными туфлями, пошли за своим предводителем, утопая в грязи высотой сантиметров двадцать.
– Я даже хотел предложить свою лошадёнку, но постеснялся, а вдруг он на лошади сидеть не может, всё-таки не казак, а католикос, – утирая слёзы, Калуст каждый раз переживал эту незабываемую сцену вновь, кстати, после этого став верующим.
Наконец, показалась очень красивая чалтырская церковь святого Амбарцума, построенная ещё лет 200 назад. Народу собралось очень много, все стояли во дворах, вокруг церкви, а внутри она была набита до отказа. И прямо в таком виде, еле отодрав грязь с обуви, несмотря на усталость, прилипшие комки земли на одежде и неподобающий для Веапара вид после такой пешей прогулки, Вазген Первый прошёл к алтарю и взволнованно, необыкновенным своим чарующим голосом прочитал самую ценную для чалтырцев проповедь со времён Иосифа Аргутинского-Долгорукого.
– Трудно вообразить, что переселенные 200 лет назад со времен Екатерины Великой и трудами и под предводительством Иосифа Аргутинского, армяне, сумевшие обжить пустынные земли и привести к расцвету южные области России, сегодня находятся в таком жалком состоянии. Когда ваши деды переселились сюда, на этих землях селились лишь змеи да скорпионы, – обратясь к сегодняшнему состоянию дорог, сказал он в конце.
С мокрыми от слёз глазами он заверил чалтырцев, что поговорит с властями о дороге к селу.
С кем потом говорил Вазген Первый, может, с самим генеральным секретарём, а может, с областным руководителем, никто толком и знать не мог, но дорогу к Чалтырю не только провели, но и доложили об этом в Эчмиадзин самому Веапару.
Бабушка после этого в церкви появлялась уже с дедом, они зажигали свечки, чинно вставали у алтаря, а расходясь, первым делом вспоминали своего необычного католикоса, и Манька потом тоже стала ходить туда, сама не зная почему, любуясь ещё издали такой красивой церковью. Чем-то она стала её притягивать. А селяне будто ещё крепче полюбили свою церковь-красавицу, справедливо рассудив, что они всё же армяне и никуда от этого не денутся. Даже воскресную школу в доме саркавага Арутюна устроили, католикос с собой буквари привёз, подарил, потом ещё прислал.
Церковь, она не зря стоит на земле...