Конечно, умирать было страшно. Но разве у меня был выбор? Зыбкий шанс на остаток жизни в инвалидной коляске, в полной зависимости от посторонней помощи – этот шанс отнял у меня самонадеянный хирург, решивший показать всем, что он умеет делать операции на головном мозге. Не умел. Я наблюдал со стороны, как врачи ковырялись в моей голове и заранее знал, что у них ничего не получится. И не получилось. Они как-то в момент отошли от операционного стола, и я остался в один на один с телом, накрытым простыней.
Вот тут мне стало страшно. Потому что я осознал, что тело, которое лежало на операционном столе, оставленное врачами, безжизненное, это было мое тело. Скоро за ним придут санитары, отвезут в морг.
Мне нестерпимо захотелось вернуться обратно, но почему-то я знал, что это невозможно. Что же теперь будет?
Неожиданно рядом со мной я почувствовал чье-то присутствие. Видеть я никого не мог, но мне показалось, что это был древний старик, тощий, небритый.
- Что, и тебя зарезали? – спросил он.
- Почему – зарезали? У меня было кровоизлияние в мозг, мне делали операцию.
- Вот я и говорю, зарезали. Я тоже во время их операции умер. Руки бы им прооперировать! А заодно и бошки… Ой, извини, я не нарочно, - стушевался он. Но меня его бестактность не тронула.
- И будет что дальше? – поинтересовался я.
Я не видел старика, но ощущение было такое, как будто он пожал плечами.
- Может, тебе повезет больше, чем мне, и тебя похоронят быстро. Я тут уже почти месяц маюсь. Умер в больнице, родных никого нет, вот, жду, пока государство обо мне в последний раз позаботится. У тебя-то родственники есть?
Тут до меня стал доходить весь ужас произошедшего. Ведь у меня жена, дочь.. Работа.. Как это все будет без меня?
Старичок как будто читал мои мысли.
- Не то чтобы совсем без тебя. Главное, чтобы о тебе вспоминали, помолились бы. А если есть кто-то, кто по-настоящему тебя любит, и кого ты любишь, то шансы неплохие. Все должно в эти сорок дней решиться.
На что у меня могут оказаться неплохие шансы, я не понял, но спрашивать не решился.
И при чем тут любовь?
Тем не менее, я задумался: любит ли моя жена меня по-настоящему? Когда-то – да, любила. Однако в последние годы мы жили как кошка с собакой, раздражаясь из-за мелочей, не в состоянии выслушать друг друга, да и не радуясь особо времени, которое проводили вместе. Так, по привычке жили. Девочка, Мила, это ее дочь от первого брака. Своего отца она видела регулярно, тянулась к нему, а со мной отношения у нее не складывались. Что тоже не добавляло гармонии в мою семейную жизнь.
Так где же настоящая любовь, которая меня спасет?
В отличие от старичка, меня похоронили быстро, жена все и организовала. Плакала. Но я-то знал, что слезы она проливала не обо мне. Плакала о себе, оставшейся без мужа, с ребенком. Трудно ей придется.
У меня же после похорон появилось больше свободы передвижения, больше контактов с другими душами умерших. А их, новеньких, как и я, было много. То пароход затонул, то маньяк посвирепствовал, то поезд с рельсов сошел… Все они метались, не знали, что будет дальше. Всем им хотелось умиротвориться, найти свой покой…
И вдруг я почувствовал мощный прилив сил. Как будто меня наполнили светом, или музыкой.. Мне стало легко, и гнет неизвестности, который давил меня, страх – все отошло на задний план.
- Это она узнала о твоей смерти и плачет о тебе.
Кто это сказал?
Рядом со мной оказалась Ира. Ира, жена одного моего приятеля, погибла много лет назад в авиакатастрофе. Той самой, когда пилот дал своему сыну порулить самолетом. Он и порулил. При жизни я ее мало знал, но, тем не менее – вот так встретиться…
- Считай, тебе повезло, - продолжала она. – Тебе кто-то дарит свою любовь, и тебя это спасет.
- А тебя? Тебя кто-то спас? - спросил я.
- Мой муж, как ты знаешь, давно уже и думать забыл обо мне. Нам ведь недолго довелось пожить вместе. Сначала он, конечно, очень убивался, не мог принять произошедшего. Но потом… успокоился. Нашел другую. Даже мои фотографии запрятал в комод и закрыл на ключ, чтобы новая его супруга не наткнулась на них…
- А как же ты?
- Жду. Пока он не поймет, что любовь на свете бывает только одна. И что она не умирает.
Но что же со мной? Кто дарил мне облегчение, проливал по мне слезы?
Я стал вспоминать, что было до жены, что было во время жены… Все не то. Ничего настоящего, серьезного.
Внезапная мысль: неужели это та девчонка, с которой я познакомился в 17 лет? Да, тогда нам казалось, что мы полюбили друг друга навеки, что мы всегда будем неразлучны – в 17 лет все такие максималисты. Но ведь с тех пор столько времени прошло…
Однако, лишь только вспомнив о ней, я уже наверняка знал, что да, это она. И что все мои последующие девушки, женщины, подруги – это попытка доказать всем, доказать самому себе, что я проживу и без нее. Потому что мы расстались. Мои родители переехали жить в другой город, и меня потащили с собой. Попытки отвертеться от переезда отец решил в приказном порядке, ведь он был военным. Он занялся устройством моей карьеры, мы же потомственные офицеры…
Сначала мы с ней еще общались, переписывались, я звонил ей при каждой возможности. А потом она сказала, что все бесперспективно, глупо, ничего у нас не выйдет.
Я тогда был унижен, просто раздавлен обидой – я не стал разбираться, бороться, доказывать. Я принял ее решение.
Теперь я знаю – она ошибалась.
Теперь же и она знает, что она ошибалась.
Да, стоило умереть, чтобы нам обоим понять, как мы друг друга любим. С тех пор. Навсегда.
Сейчас, когда все встало на свои места, между нами установилась связь. Если так можно выразиться. Я чувствую ее, она чувствует меня. Мне ее любовь приносит облегчение, ей она приносит боль. Потому что она корит себя, что была так категорична. Что все решила так окончательно. Никогда и не сомневалась в правильности принятого решения. И потом, когда прошли годы, она не искала меня, не интересовалась моей жизнью. Устраивала свою.
В какой-то момент я даже подумал – а зачем ей ее устроенная жизнь? Рассталась бы с ней, и ко мне..
Но это невозможно. Всему свое время. Пусть уж она отживет свой срок, а там и встретимся. Что такое человеческая жизнь по сравнению с вечностью?
Тем временем заканчивались мои сорок дней после смерти. Меня страшила эта дата – ведь будет решаться моя судьба… Мне представлялся такой суд, вроде школьной комиссии, перед которой я предстану, и они будут разбирать мои грехи, один за другим, все припомнят, за все придется краснеть, отвечать.
Но ничего подобного не произошло.
Просто в один прекрасный – да, я не оговорился, прекрасный момент – я понял, что моя судьба решилась. Причем весьма положительно.
Я буду сопровождать ее, свою любовь, до конца ее дней, я буду ее ангелом. А после смерти мы встретимся.