***

Ангелина Верховская
Как-то не так всё, согласись.Почти неправильно или не совсем верно, как будто тот, что раскидывает наши жизни там, наверху, немного не рассчитал силы броска и кость с мягким предательским стуком легла не на ту грань.

А жизнь, как водится, идёт своим чередом: солнце встаёт и заходит, день сменяется ночью, люди занимаются любовью, ругаются, сходятся, женятся, изменяют.Несутся по утрам на работу, обсуждают за чашкой крепкого кофе кризис и девольвацию.Живут.Некоторые существуют, но не догадываются.Всё как обычно.

С моими же игральными костями действительно что-то очень сильно не так...

В статусе бакалавра каждое утро я просыпаюсь, бреду неверными шагами в ванную, и, взглянув в зеркало...Понимаю, что пусто.В моих глазах плещется, едва ли только не выливаясь через край, пустота.Ещё на закате августа меня это очень сильно пугало, я боялась смотреть в свои глаза, избегала зеркал: боялась провалится в пустоту.Свою собственную.А сейчас меня не пугает даже то, что пустота странным образом заполнила меня до краёв: пусто в глазах, в сердце, в жилах и венах.Я даже дышу пустотой и выдыхаю её в кубе.Эмоций нет.Нет слёз, нет грусти, нет истерик и комканья носовых бумажных платочков, ароматизированных ментолом.Он был бы наверное очень рад.А впрочем, какая разница.

Нет, у меня, конечно, есть попытки заплакать.Но после тех трех ночей подряд, когда я плакала в своём загородном доме, полном людей, беззвучно, с дикой болью, когда я задыхалась слезами, в груди взрывались ядерно-ледяные бомбы мощностью в тысячи-тысяч килотонн, я плакать больше не могу.Знаешь, что бывает после ядерных взрывов?Пустыня.

Это не та, грань, слышишь?Это был не верный бросок.Дай мне фору, пожалуйста, я отыграюсь.

Никто никому ничего не даст.Это жестоко.Это сухо, я знаю.Но теперь эта жизненная аксиома накрепко засела во мне.Внешне не изменилось ровным счётом ничего: я улыбаюсь, смеюсь, дерзко отвечаю на предложения заманчиво провести вечер, при этом обаятельно улыбаюсь, улыбаюсь, улыбаюсь.А мне хочется всё взорвать, разнести в клочья.Время, когда мне хотелось, чтобы он пришёл с букетом красных роз, встал на колени или взял на руки и рассыпался бы в извинениях, давно минуло.На данный миг у меня одно дикое желание: орать, да так, чтобы телефоны в 112 разорвались.Мне выть хочется, крушить всё и вся, потому как нечто пульсирующее денно и нощно у меня в груди этого настойчиво требует.Потому что я знаю, что он не придёт.Более того, для него меня нет, идти ему не к кому.Это простая истина, вот почему хочется забиться в исступленной агонии, размазывая слезами тушь по лицу и смеясь, смеясь, ибо всё до смешного просто.

Я по-прежнему просыпаюсь ночами.Я не плачу, нет.Я просыпаюсь оттого, что меня опять ведёт за руку тот, что обещал петь колыбельные на ночь и веселил меня своими шутками.Честное слово, уж лучше на стенку 37-го, чем один раз улыбнуться в ответ на его улыбку.Это мой ночной кошмар, я просыпаюсь и переворачиваюсь в простынях, прекрасно зная, что больше мне не заснуть.

Меня разбили.Это, знаешь ли, из разряда де-юро, которое им никогда не суждено узнать.

А де-факто,  это лишь то немногое, что ещё способно хоть как-то меня встряхнуть. Де-факто, мои хорошие, это то, что когда очередной из них исчезает/молчит/отвечает через друзей/не снимает трубку/предлагает остаться хорошими друзьями/ -  умирает кусочек меня.Меня настоящей, которую никто никогда не видел, как показывает печальная статистика.И с каждым разом становится всё суше и черствее под рёбрами.И мне от этого страшно.Я не хочу засыхать, потому что знаю,что где-то на моём континенте есть тот, к которому  приду просто толкнув незапертую дверь и обниму его, почувствовав безгранично любящий взгляд и тяжелые руки на своих плечах.И от стука сердца под черной рубашкой в районе шестого ребра начнется глобальная оттепель.

Где ты?

Здесь определённо что-то не так.

Time out.