Из цикла «Парадоксы и альтернативы»
«Вся сила, все будущее человечества – в труде, в соединенных усилиях миллионов свободных от угнетения людей в науке и переустройстве жизни на научных началах…»
Иван Ефремов.
1.07. 2?07. 9 часов 00 минут 00 секунд.
…Прошедшая ночь была посвящена концентрированному проживанию. Поздно вечером я остановил свой выбор на Дольчине (его также именуют Дольчино и Дульсин). Долго же подбирался я к этой фигуре, еще дольше не мог решиться. Дольчин - одна из самых загадочных, противоречивых и сильных личностей земной истории. Исследователи времени долго ошибались на его счет. Причина проста: не имеющий и малой доли той же воли, убежденности, веры и силы духа, неспособен судить об уровне этой грандиозной, даже по нашим меркам, личности.
Древние хронисты и историки видели в Дольчине еретика, фанатика, сектанта, безбожника и, самое, пожалуй, лестное: радикального революционера, сокрушителя устоев. Клерикальные ортодоксы, люто ненавидя Дольчина, перечеркивали даже самые импонирующие душевные качества, сводили его гений к шарлатанству и самозванству. А это…
…А ЭТО БЫЛ ГЕРОЙ
Не все так просто, как хотелось бы ортодоксам и сочинителям. От их узенького приземленного фокуса - все глупые, неблагодарные, недостойные памяти этого Человека мифы. А мифов хватало.
Допустим, в прошлом было принято считать, что свою прекрасную Маргариту Дольчин повстречал в женском монастыре. Стало быть, до знакомства с ним она была монашенкой? Салонная версия выводила происхождение Марго из богатого аристократического семейства.
А на деле? Мое концентрированное ночное проживание отловило сюжет, который во времена Скотта и Дюма сочли бы за смелую романтическую находку. Так как же все-таки Дольчин познакомился с Маргаритой?
По выражению автора старинной книги о другой Маргарите, встреча их поразила обоих, как финский нож. Тем более что она случилась и битый час оставалась именно на ножах. Ведь итальянская Маргарита была отчаянная… разбойница. Бесстрашно и неутомимо грабила она богатых сеньоров. Но никто даже не догадывался, что ловкий южный Робин Гуд носит юбку.
Как-то раз, возвращаясь с тайной сходки последователей своего наставника Цегарелли, Дольчин срезал крюк. Через кладбище. Вид он имел импозантный и вполне бы сошел за породистого аристократа.
Время затемно, ни зги, лишь зловещие лунные блики пауками переползают по мрамору обелисков… Вдруг с ближнего постамента на Дольчина молнией-бестией валится статуя могильная. Если бы не завидная реакция бойца, вождь бы пропустил удар кинжалом. Но он увернулся. Через миг плащ превратился в щитовую скрутку, а сам Дольчин с блеском и удивленьем отражал выпад за выпадом опытного фехтовальщика. Не буду долее скрывать, ожившую статую с кинжалом под плащом изображала Марго. Нескоро, но Дольчин одолел, а нежные проклятья засургучил поцелуем. Маргарита сомлела и сдалась. Так началась их любовь, равной которой в мировой истории стоило бы еще поискать.
Это лишь одно из тысячи открытий прожитой мною подлинной жизни Дольчина. Или вот, у Дольчина в юности был друг, впоследствии тамплиер. Этот рыцарь тайно спрятал доверенное общиной золото в трупе их общего товарища, им же убитого в ссоре. Золото принадлежало вальденсам и должно бы послужить общине Дольчина. Но тамплиер не сознался, что похитил золото.
И получилось так, что незадолго до своего поражения Дольчин случайно выследил друга-тамплиера в тот самый момент, когда тот разрывал скелет убитого товарища, а меж ребер засверкал металл сатаны… Это был удар: неподкупный Дольчин буквально за руку поймал друга своего на краже и забытом убийстве. Бесчестного рыцаря ожидала смерть. Но Дольчин на правах вождя впервые отступился от принципа и освободил тамплиера с условием, что тот никогда не попадется ему на глаза.
Как бы не так. Доблестный рыцарь Храма, зная все тайные тропы и лазейки, тем же вечером навел крестоносцев на место укрытия своего друга и спасителя. Обессиленным дульсинистам ничего не осталось как сдаться.
Так в роковой час пленения горе Дольчина усугубилось крушением идеала дружбы. Выходило, что где есть друзья, там непременно есть порука, там обязательна особая приближенность, предпочтительность выбора и, стало быть, уже не остается места для справедливости. Уже узником в веригах Дольчин накрепко усомнился: а возможна ли полная беспристрастность в этом мире своих и чужих, ближних и дальних? Еще одна неизвестная страничка жизни Дольчина…
Как все-таки трудно даже современному сознанию вместить всю информацию о маленьком куске биографии «средневекового еретика», прожитом за одну лишь ночь!
На фоне факельного горения Дольчина, его Марго и верного их друга Лонжина до чего же сухими и пресными кажутся факты официальной истории! Но факты эти, когда они верны, полезно знать, помнить и уважать. Ведь как не относись к ним, но пока Человечество продиралось сквозь дебри неизвестности к эре Справедливости, не было у него ничего, кроме таких фактов. А без этих вот крупинок скудного и сухого знания никогда бы не взросло великое дерево мудрости, блага и добродетели.
КРЕСТ И ФАКЕЛ
Предыстория мученической судьбы Дольчина открывается 1254 годом. Именно тогда в Париже выходит книга «Вечное Евангелие» - свод крамольных сочинений цистерцианского монаха-богослова Иоахима Калабрийского-Флорского. 11 последних лет своей жизни Иоахим был главой им же основанной в Калабрийских горах обители. Тот монастырь по праву считался оплотом флоренсов - самого строгого течения внутри цистерцианского ордена. И хотя сам автор умер за полвека до издания своего евангелия, оно неожиданно пришлось по душе секте спиритуалов.
Что же привлекало в учении цистерцианца? Идеи! И, прежде всего, революционная идея хилиазма, классическим зачинателем которого Иоахим и был признан. Флорский монах предсказывал близкое наступление тысячелетнего царства справедливости, предварять которое должен был «страшный суд» над выродившейся, погрязшей в пороках католической церковью и развращенным миром. Учение отца Иоахима не было пассивной проповедью справедливости, оно воинственно взывало к решительной борьбе со злом.
Другим важным пунктом «евангелия от Иоахима» было отрицание громоздкой обрядности культов и, особенно, церковных таинств. Считая их бесполезными, паразитическими, он проповедовал истинно христианскую простоту и апостольскую бедность.
Всю земную историю лидер флоренсов поделил на три части.
Первая - эра Отца - простиралась от Авраама до Иоанна Крестителя.
Вторая – Сына – обнимала эпоху от Крестителя до современности (середина 13 века).
Третьей стала эра Святого Духа, точкой отсчета коей он выбрал 1260 год. И если влияние католичества, по хронологии Флорского, распространялось на весь второй период, то в третьем Иоахим ожидал воцарения церкви обновлённой - избавленной от грехов, пороков и недостатков предыдущей. Это и была долгожданная эра тысячелетнего царства Божьего на земле.
Кроме францисканских спиритуалов, идеи Иоахима увлекли многие движениям так называемых еретиков и, особенно, Апостольских братьев - Апостоликов.
Характерно, что сама секта Апостоликов была основана в самом что ни на есть переломном и судьбоносном, согласно Иоахиму, 1260 году. Организовал ее францисканский монах Герардо Цегарелли из Пармы. Вслед за Иоахимом Апостолики боролись против обмирщения церкви, звали вернуться к апостольской простоте, раскаянию в грехах, отказу от имущества.
Вызверившееся на последователей «Вечного Евангелия» папство осудило все книги калабрийского богослова. А в 1286 году папа Гонорий IV приказал ликвидировать еретиков, к которым отнесли любые общины, существующие без папского благословения. В ответ Апостолики призвали к полному отказу от папства. Однако в 1294 году их духовный вождь Цегарелли был арестован, а спустя шесть лет сожжен. Папство и не ведало, что, предав огню старого лидера, оно тем самым породило еще более доблестного вожака. В том же году движение Апостоликов возглавил Дольчин Торньелли из города Новары, обладавший редчайшей силой воздействия на массы. В своих апокалипсических пророчествах Дольчин отрицал любые мирские блага, а вместо брака прославлял свободный духовный союз двух сердец.
Дольчин утверждал, что как только на земле будет уничтожена всякая власть, в том числе церковная, так сразу восторжествует царство социальной справедливости с всеобщим равенством и общностью имущества. Развивая идеи Иоахима, брат Дольчин выступал против частной собственности и бедности, утверждая, что отвоевать народную правду и царство справедливости можно только с оружием в руках.
Дульсинисты, его последователи, сочли брата Дольчина небесным посланцем, принесшим людям весть о царстве благодати, и нарекли главой Царства Святого Духа.
Уже во втором своём послании Дольчин провозгласил себя ректором ордена апостольского, а в ряд равных себе сподвижников и настоятелей поставил любимую свою Маргариту, братьев Лонжина из Бергамо, Фредерика Новарского, Альберта Карентского и Вальдерика Брешианского.
Что? Женщина – настоятель ордена? Столь неслыханная дерзость и крамола вздыбила ураган свирепой ярости и ненависти к опальному движению. Отныне все сильные мира сего - все богатеи, все ростовщики, вся знать, вся власть - выстроились в бесконечную колонну непримиримых врагов дульсинизма. Но Дольчин был отважен и непреклонен. В начале 1304 года он поднимает восстание крестьян близ города Верчелли в Ломбардии. Лозунги мятежников радикальны: «долой феодальные повинности, долой кабалу городской власти». По плану вожака следовало захватить долину реки Сезия и создать там крестьянскую общину, как образец для всего мира. Землю предполагалось честно поделить.
В том же 1304 году силы вооруженных дульсинистов возрастают до 5 тысяч! Удивительная вещь: в апостольском братстве даже женщины брались за оружие, сражаясь в отдельном отряде под командой Маргариты. Сильных мира сего охватила паника. До чего дошло? Сам папа Климент V в 1306 году объявляет крестовый поход против крестьян, а еще через год осуждает учение Дольчина на Вселенском соборе! Трижды собирались Крестовые походы против Дольчина! Такой ужас внушил толстосумам решительный пример крестьян одной лишь области на севере Италии!
В результате истребительной войны восставшие были оттеснены в горы – на рубежи Савойи, Новары и Верчелли. Здесь их ждали голод и чудовищный холод. Морозная зима окончательно подорвала силы дульсинистов. Окруженные превосходящими силами рыцарей во главе с епископом Верчельским они уже не могли оказывать достойного сопротивления. 23 марта 1307 года у реки Карнаскио крестоносцы нанесли поражение Дольчину. В рубке было перебито и сожжено до 1000 еретиков.
Сам Дольчин, укрывшись в неприступных горах, до последнего оказывал упорное сопротивление папской армии. Схватить крамольников удалось лишь после их полного физического истощения.
История мучений и казни Дольчина, Марго и Лонжина известна во всех чудовищных подробностях. Но даже людей нашего времени не может не тронуть их беспримерное мужество, несгибаемая воля и вера в свои силы – силы ЧЕЛОВЕКА, в светлые идеалы правды и справедливости.
Невольно задумаешься: если сразу три человека из Мракобесных веков проявили такую силу духа, умно ли и достойно сводить причины ее к убогому фанатизму? Нет, эту троицу озарял Свет, который убоялись выпустить. Свет, который не захотели увидеть - тогда и не сумели до него дорасти - потом… И так длилось век за веком. Век за веком... Мелки мы, люди…
САМОИСПОВЕДЬ
Я – Ладозар, нормальный представитель Человечества, возраст 209 лет. Никто и никогда не может меня принудить к чему-то. Да в этом и нет необходимости. Ни у меня, ни у кого-либо.
Я просто отчитываюсь. Ежедневный самоотчет – не обязанность, а внутренняя потребность. Нет у меня исповедника, контролера и грозного судьи, кроме меня самого. Мы выбрали самоисповедь. Это трудно, ответственно, но честно! Тысячи лет назад исповедь принимал кто-то. Что может быть милее? И не милее? Все зависит от характера. Наше время постаралось примирить все характеры.
Логика следует за словом. И, значит, кому интересно, тот перейдет дальше…
Наши Люди всесильны и всепамятны. Это норма состояния Человека, но вот что существенно - каждый достигает этого состояния сам. Без помощи, без подачек, без того, что раньше называлось покровительством и порукой. Каждый из нас самостоятельно постигал все науки. Мы не отказались от чтения книг, просмотра картин и фильмов. Просто переживание их происходит в сознании со скоростью, немыслимой для предков. И книгу мы прокручиваем образно, как кино, где каждый себе режиссер.
Параллельно исследованию тайн мироздания мы изучаем и сопоставляем ход мировой истории, особенно, ее трагедии и ошибки. Выяснилось, например, что еще давным-давно человечеству предоставлялись шансы гуманизировать вектор истории, избежав тем самым миллиардов смертей. Но неизменно побеждал черный вектор инерции, трусости, жадности и предательства…
А что всему виной? Оказывается, слепое доверие «простых» людей людям «большим» - пресловутым представителям власти и так называемым посвященным. Оказывается, так называемая «святая простота» - источник куда больших преступлений, чем целенаправленная подрывная деятельность самых одиозных злодеев-одиночек. Именно простые люди терзали и отправляли на эшафот лучших из светлых героев, рукоплеща их мучениям и подзуживая палачей.
Сегодня каждому открыто неизмеримое количество ВОЗМОЖНОСТЕЙ САМОРЕАЛИЗАЦИИ - творческих открытий и проявлений. Вся наша жизнь – совершенствование знаний и умений, овладение новыми профессиями, изучение прошлого посредством зеркала времени и, наконец, ЛИЧНОЕ ПРОЖИВАНИЕ судьбы любого человека прошлого.
В данное время я и специализируюсь на проживании. Трудно поверить, но самое занимательное, замечательное и сложное в этом деле – прожить удел «простого», то есть скромного, хорошего, но… неименитого человека. Того, кто не знал высоких взлетов, не занимал престижных постов, не вкусил шумных успехов, - лишь честно, мужественно и упрямо тянул свою лямку: чтобы жили его дети…
Безымянный герой, благодаря которому есть и МЫ.
Сколько подлинных героев нам предстоит еще открыть и вырвать из небытия. И сколько раскрученных небожителей рухнут перед ними со своих незаслуженных пьедесталов.
ИСТОРИЯ НЕ БУДЕТ ПЕРЕПИСАНА…
История не будет переписана, но будет честно исправлена.
Парадокс, но несмотря на, казалось бы, беспредельные возможности совершенствования, познания и неуклонное пополнение универсальных знаний, людям бесконечно далеко до полного совершенства и познания Всего…
А ведь процесс познания – это и есть самое интересное, интересное постоянно, поскольку таит бездну новых интересных возможностей приближения, достижения, изучения, сравнения, приобщения и освоения, то есть включения.
В своей самоисповеди я не устаю отмечать любопытные особенности собственного опыта концентрированного проживания судеб замечательных личностей. Познавая закономерности ноосферы, мне довелось последовательно побыть, как это ранее говорилось, в «шкуре» целого ряда ученых, разработавших знаменитые в прошлом теории. И вот что удивительно: самые «чудаковатые» и непризнанные из них оказались правы в веках: Вернадский, Чижевский, Циолковский, Поршнев, Ефремов…
В то же время куда мощнее раскрученные их титулованные современники давно опровергнуты и забыты. Более того, некоторые «гении» оказались столь нечистоплотны, что их разрекламированные открытия, насколько мы видим, на 90 % - чистое воровство. Увы, в те времена «псевдокорректности» это честное определение сдабривалось дурным словом «плагиат».
Та же история с жизнью писателей, художников, не говоря про лицедеев. До чего, оказалось, познавательно лезть в джунгли прошлого, выискивая неведомые детали явлений, складывающиеся в очевидные закономерности.
И сколь много разочарований путь сей таит!
Что ни говори, среди древних ученых и мыслителей самым долговременным, а на поверку, и самым глупым их свойством была нездоровая уверенность в своей правоте. И больше всех на арене больного апломба нагрешили так называемые теоретики...
Поначалу эти «ученые мужи» просто играли, шутили, импровизировали, но, заметив религиозную доверчивость масс, уже и сами скоренько уверовали в собственные выдумки.
С тех пор массы, на всякий случай (или, как тогда говорили «априори») слепо поверили в то, чего им не дано понять, чтобы судить, но они вдруг стали еще судить и осуждать тех, кто понимал, но критиковал эти квази-законы и псевдо-теории.
Однако я, кажется, отвлекся… на целую 1 (одну) минуту и 16 (шестнадцать) секунд… отвлекся от личного проживания удела Дольчина…
ТРИ ЧЕРНЫХ ВОРОНА СУДЬБЫ
1 июля 1307 года, полдень
- Я кричу? Вы думаете, я кричу, вы – казнящие мою плоть? Нет, и единого звука от меня не услышите вы, не добьетесь. Никогда не исторгнуть вам воя и стона из груди Дольчина. Это кричу я – себе! То стонет сквозь века и ликует душа моя… Меня услышите не вы, нет… Я ни за что не закричу вам. Ибо вам не дано понять величия и благородства тех слов, идей и мыслей, которыми хотел прошить ваши души… нет сквозь ваши души… Дольчин… иглою понимания… Чтоб угодить в саму сердцевину всеобщего благоденствия. Всем, как видно, не угодишь. Нет, современники. Нет, злопыхатели. Нет, насмешники, я не стану кричать, унижая пред вашим злочестивым прахом величие идеи света и добра. Вам дан убогий талант глумиться, плевать и пытать. Кха… О, этот дым… Я же обладаю даром предвидеть и терпеть, вынесть муки и страдания - вас же ради, при этом кротко улыбаясь вашим издевкам, вашей черствости, жестокости и неблагодарности, ибо я все равно ЛЮБЛЮ ВАС!!! Но никогда не унижусь я до малодушия воззвать к вашему милосердию. Никогда не опущусь до крика мольбы и боли, ибо если и такие, как я, будут уничижать себя после всего, что вам же сделали, то идея света навеки падет в золу, будет перемазана, истоптана, совращена. Вы протащили нас на грязной повозке через весь город, усугубляя свой восторг непрерывным колокольным набатом. И остановки, остановки… Кха-кха…Остановка на каждой площади. О, ваше неутомимое сладострастие, ваше христианское милосердие ни на минуту не оставляли нас. Крючьями и клещами, раскаляя их в котлах с углем, вы терзали и рвали наши члены и чресла. Но ни у меня, ни у Марго, ни у Лонжина вам не удалось украсть ни звука! И так на каждой площади, под священный… под божественный… под малиновый разлив колоколов. А еще ранее вы пытали нас, привязанных к стенам в инквизиторских казематах. Вы так страшились нас, что каждого приковали за руки, за ноги и даже шею. И там мы потеряли счет месяцам. На моих глазах вы сожгли Марго и Лонжина. Но лицо мое не дрогнуло, не исказилось ни на морщинку… До чего жарко… А дальше? Кха-кха-кха… Дальше вы даровали мне отдельный торжественный выезд. О, это был апофеоз церковной благостыни! Меня драли шипящими щипцами: клочок за клочком, лоскут за лоскутом, лента за лентой... А я ни звука. Только, когда отрывали нос, по плечам прошла невольная судорога, и еще, когда у святых ворот «Порта Пикта» с ангельским гоготом лишали мужского достоинства, в горле Дольчина пробулькало хриплое мычание. Мой верный Лонжин претерпел то же, и мужество не оставило его, как и меня, как и Марго - нас троих. Когда вы меня привязывали к столбу, я сказал: «Добро и Свет победят Зло и Мглу. На третий день ждите меня». Нет, братья и сестры, я кричу не для вас. А - в себя. Я не смог быть идеалом. Да и сыщется ли среди смертных такой идеал? Но кабы побольше было таких, как Дольчин… Кха-кха-кха-кха… Или таких, кто хотя бы не мешал Дольчину делать добро и нести свет. Кто не злорадствовал бы по поводу промахов ближнего. Неужто та жизнь, коротенький эпизод которой я успел вам открыть, – дело стоящее меньше того, коим вы заняты теперь, наслаждаясь моими муками? О, трясина невежества и злобы. А, может, я сам всегда был дураком, то есть идеалистом, ведь для вас эти понятия одного порядка? И разве вам не приятнее, не занимательнее всего на свете казнить и обливать грязью добрых и чистых? Я открою рот, чтобы вздохнуть… Впрочем, воздуха уже нет… Бедный и счастливый Дольчин! Кха… Ха! Ха! Ха! Ха!
Последним встрепенулся в памяти дымчатый, далекий маревый мираж.
…Вечер. Бойкий ветерок разворошил тучу, и, словно угольки из золы, просыпались золоченые звезды. Счастливые Дольчин и Маргарита выходят из арки. Сверху с шумом, едва не выхлестнув крыльями глаза, падают три черных ворона. Чуть не грянувшись оземь, птицы взмывают…
А влюбленные едва не налетают на лысого старца в сером капюшоне…
Серый монах поддевает их крючьями слезящихся глазок:
- Такая красота не для этой жизни. Этот тройной черный знак – вам.
- Но нас же двое, - растерялась Марго.
Дольчин расхохотался, отстраняя костлявую развалину:
- Как смеешь ты, Ты с зольным ободом вокруг серой плеши, каркать черные пророчества нам – златовласке и перлокудру? – и он насмешливо поиграл угольными бровями.
- Смею. – Без улыбки, подергивая кривыми перстами, шамкнул монах. - Кому если не мне знать про то, как золото и перл обращаются в золу и пепел? – и зыркнул на Маргариту*. - Тройной знак скорби себя еще явит…
…Три черных ворона. Тройной знак скорби. Монах прав. Лонжин, Марго. И теперь вот ты сам, Дольчин из Новары…
- Гляньте на демона. Ни единого стона, а ведь пламя слизало бескожную плоть до самых, почитай, мозгов! – подивился один из мирных крестьян, взирая на взвивы дымной фантасмагории, что начали удушать ближних зрителей. – И ведьма его, Марго, тьфу на нее, той же породы нечистой…
Присоседившийся зевака, по виду жилистый кузнец, внимательно оглядел селянина и покачал лобастой головой:
- Да! И откуда такие на земле берутся?
* Маргарита – Жемчужина (с латинского), Перл (с французского).
Фрагмент (анти)утопии «Анималы и аномалы» (подачи 1-5)
Целиком произведение см.:
http://proza.ru/2010/11/17/1672
http://proza.ru/2011/02/06/1804
http://proza.ru/2011/02/17/937
http://proza.ru/2011/02/19/779
http://proza.ru/2011/02/24/1476
Июнь 2008 г. (первые намётки 1984-1988 гг.)