За дверью раздались шаги, она распахнулась, и в комнату для допросов милиционеры ввели полусогнутого небритого мужичка средних лет в кирзовых сапогах, трусах и майке.
- Привели, товарищ следователь! – отрапортовал один из них с повязкой "Дежурный по КПЗ" на рукаве.
Задержанный дернулся, пытаясь вырваться из захвата, а когда не получилось, обматюкал милиционеров и, злобно зыркнув на меня, отвернулся к окну.
Так вот ты какой «Дядя Вася» - знаменитый по тюрьмам вор в авторитете...
Надо же было такому случиться, чтобы первым же делом моим на Сахалине после окончания юрфака МГУ стало его дело…
Я посмотрел на дежурного по КПЗ* и спросил, будто не знал.
– Кто это?!
Дежурный, поняв меня, принял игру.
- Перетокин Василий Павлович. Статья 103. Убийство. Четырежды судим…
Я перевел взгляд на задержанного.
- А почему в таком виде?
- Отказался одеваться... Пришлось скрутить и привести сюда так, - ответил дежурный.
Мужичок бросил на меня наглый взгляд и осклабился.
Ясно... Начинался поединок – кто кого...
- А Вы зачем здесь?! – спокойно спросил я дежурного. – Ему угождать?! Или порядок наводить?!
- Так-э… - начал было оправдываться тот.
- Не «так-э»… - перебил я его. – Пять минут на приведение "чуда" в порядок! Умыть, подтереть, одеть! И разъяснить, что будет бузить – начну бузить я! Со всеми вытекающими отсюда последствиями! - я сделал многозначащую паузу. - Все! Чтоб через пять минут он, чистый и выглаженный, стоял тут по стойке "смирно"!
Глазки мужичка на последних моих словах дрогнули и сузились…
- Есть! – произнес недовольный моими словами дежурный и вывел с напарником задержанного из комнаты.
Я встал из-за стола, подошел к окну.
За оконными решетками виднелся Поронайск - грязный сахалинский городок с деревянными тротуарами.
Две недели, которые я жил в нем после приезда из Москвы, заставили по-иному посмотреть на всю страну. Одно дело - читать о ней, разной, другое – видеть воочию. После садов и виноградников Украины, где я рос, после Москвы, где учился в самом престижном, отделанном гранитом и мрамором, университете страны, попасть по распределению на Сахалин - было путешествием в нереальное... А попасть уже на нем в этот городок - самое гнилое островное место - было достойным романтика финалом... Впрочем, городком называть его язык не поворачивался... Две улицы... фонарь... аптека... Почти по Александру Блоку, хотя писал стихи свои он не с него...
Больше всего меня убивало то, что в городке не было зелени. Горы вдали были в лесах, а в нем ничего не зеленело. Он примостился в устье реки Поронай, впадавшей в залив Терпения. Соленые береговые почвы и холодный муссонный климат не давали деревьям шанса прижиться, а потому во дворах многоэтажных домов каждую весну садили все новые и новые деревья из леса, те едва успевали зазеленеть летом, а зимой вымерзали... И так повторялось, если верить жителям, из года в год... Зато рыбы и икры красной тут было вдоволь..
Дверь вновь открылась, зашли милиционеры и одетый уже "Дядя Вася".
Смерив меня ненавидящим взглядом, он встал у стены и выдавил.
- Подозреваемый Перетокин Василий Палыч… Статья 103. Убийство.
Я кивком отпустил милиционеров и показал ему на стул.
- Садитесь...
Он прошел к столу и сел на привинченный к полу стул.
Сел напротив него и я… Поймав перетокинский взгляд, не стал отпускать его, и мы минуту-другую смотрели один на другого, словно знакомились. Наконец, он не выдержал и опустил голову... Это была уже вторая моя победа сегодня. Первая – то, что он струсил и оделся без бузы... Вторая – сейчас, когда показал слабость, отведя от меня взгляд... Из таких моментов и складываются нередко отношения с теми, дела которых ведешь... Но это я пока знал по университетской теории, а как будет в жизни, мог лишь догадываться...
Передо мной лежала папка уголовного дела, по которому его нужно было допросить, но я отодвинул ее и обратился к Перетокину.
- Следователь прокуратуры Косенко Анатолий Тимофеевич. Прислан сюда на работу из Москвы, буду вести ваше дело.
"Дядя Вася" радостно вскинул брови.
- Ааааа... То-то я смотрю - Вы «накатом» тут, не по-местному! Прапора шуганули, тудыт его! Меня - тоже! Ха-х... По-столишному...
Это была третья его ошибка... Я его не обманывал, так как действительно послан был из Москвы сюда. Но не следственными верхами - просто как выпускник вуза. А он купился на слово «Москва», которое придало ему значимости! Вон откуда следователей для меня присылают! И тем самым придал значимости и мне в своих глазах!
Я внес в протокол его данные, после чего отодвинул бумагу.
- Василий Павлович, хочу вот с чего начать. Сначала хочу понять, почему четыре судимости у Вас. К убийству вчерашнему потом перейдем...
Этот ход я заготовил ночью, продумывая, как вести с ним допрос...
Отписывая мне дело "Дяди Васи", прокурор района Д.И.Дранов предупредил, что тип он препоганый, а потому надо быть готовыми, чо он вообще откажется давать мне показания, вчерашнему студенту. По криминальным понятиям ему, имевшему столько судимостей, не "авторитетно" было отвечать на мои, сопляка, вопросы... Но свободных следователей не было, и в бой кинули меня, стажера, подготавливаемого к работе следователем... Вот ночью, обдумывая первый допрос, я и решил начать не с того, чему Перетокин станет противиться, а с того, что у него самого наболело! Девяносто процентов из ста, что он ополчится против судимостей - "невиновен был" - и что начнет чихвостить тех, кто его когда-то садил! На том и разговоримся...
- А что с судимостями?! – криво усмехнулся он. – С первой все началось, а она липовой была! Кражу милицейским надо было на Курилах раскрыть: кто-то бидон спирта украл в больнице. А тут я, поддатый, с материка заявился! Вот они на меня, приезжего, и повесили кражу ту без доказательств! - он медленно покачал головой, вспоминая события пятнадцатилетней давности. - А остальные ходки - за дело... Второй раз - за тяжкие телесные, третий – за кражу, потом - за грабеж...
- А чего это на «тяжкие» потянуло Вас вдруг?! – удивился я. – Вы же, вроде, вор! Авторитетный... И вдруг – «тяжкие телесные»...
Перетокин нервно дернулся.
- Так вышел после первой судимости, а не принимают на работу. Никуда. Вот и пошел могилы копать на кладбище. А там бомжи копали. Но хилые... Они яму за день втроем еле выдалбливали, а я такую же – один... Они на другой день втроем - еще одну, а я один – следующую! На том и сцепились! Типа "чего тут выслуживаешься"?! Кинулись на меня, а я одному промеж глаз - лопатой... Не повезло ему... богодулу... - он вздохнул и вдруг спросил. – Сигареткой не угостите?
Я достал пачку, придвинул к нему, рядом положил зажигалку.
Он достал сигарету, прикурил.
- Не будь первой ходки, - он выпустил дым, - я б сейчас, гражданин начальник, мог жить как и другие! Без судимостей! Нормальным человеком... Вы вот из Москвы приехали - значит грамотный, не чета козлам местным! А потому должны понимать все... Прав я или не прав?!
Я вздохнул.
- Прав... Но не прав…
Он опешил.
- Как это?
Я встал и, обойдя его, остановился у окна.
- Прав потому, что прав. И тут только сожалеть нужно... Но не прав вот в чем. Каждому Бог дает испытания: одному – немощь, другому – нелюбовь, третьему - детей с червоточиной, четвертому – богатство, пятому - такие же как у Вас трагедии. И надо их пройти, испытания эти, остаться человеком. Стать лучше, чем раньше! Чище! Сильнее! А у Вас сил не хватило…
"Дядя Вася" задумался.
- Складно говоришь, начальник… Да в жизни не так всё!
- А как? – повернулся к нему я.
- А так! Куда ни придешь – судимый, говорят! А судимому что - жрать не надо?! Как на жрачку, хоть на какую, заработать?! Да и просто - как с клеймом этим жить каждый день?! Не пробовали?! – он махнул всердцах рукой и бросил взгляд на пачку сигарет: видно опять захотел курить, но гордость выпрашивать не позволяла...
- Да курите! Курите... – разрешил я и, пройдя к столу, сел напротив него.
Он опять закурил.
– Знаете, сколько судимых в стране? – вздохнул я. - Ужас, сколько! А рецидивистами становятся единицы… - я выдержал паузу. - Вот если б, не дай Бог, у меня была та ситуация, как у Вас в первом случае, я б после нее уехал куда глаза глядят! Нашел бы глухое местечко, где простые люди живут и где недостаток в рабочих руках! Поставил бы себе цель стать таким же как и они! Поработал бы лет пять, показал бы всем, что действительно ошибка со мной вышла! Снял бы судимость! Обзавелся б семьей! Вон сколько женщин одиноких! Пошли б дети, внуки. И, глядишь, к концу жизни стал бы уважаемым всеми Василием Павловичем Перетокиным…
Мужичок ухмыльнулся.
- Ага, и в святые выбился б еще…
Я развел руками.
- В святые – не в святые, а человеком стал бы… Кстати, святые были и из разбойников даже! Например, преподобные Моисей Мурин, Давид, Варвар и другие исправили жизнь свою и не только спаслись этим, а и святыми стали..…
Дядя Вася был сражен услышанным.
- Да, ну...
Я кивнул.
- Мне-то обманывать зачем Вас?! Вдвойне с меня спросится потом за обман...
Перетокин криво засмеялся.
- Где это спросится?!
Я поднял глаза вверх – к Небу как бы.
- Там...
Он поднял тоже глаза, но тут же, словно застеснялся, опустил их и посмотрел с испугом на меня... Он был выбит из колеи...
- Интересно баете… Первый раз за все ходки нормального следака вижу… Тогда все матами, кулаками, угрозами менты и следаки ваши... - он вдруг вспылил и полез в бутылку, - ... А чо мне грозить?! Дальше Атоса не сошлют!
Атосом на криминальном жаргоне звался островок на реке Поронай, где находилась колония строго режима, из которой он и вышел два дня назад...
Я сделал вид, что задумался, потом, как бы очнувшись, продолжил.
- Ладно, о старом… Я вот не пойму, почему Вы, выйдя позавчера из колонии, тут же человека порешили?! Неужто не хотелось хоть чуть на воле побыть?!
"Дядя Вася" нервно поднял руку.
- А тут моей вины нет!
Попытавшись сдержаться, Перетокин секунду-другую сидел спокойно, как вдруг, сцепив зубы, стукнул кулаком по столу и перешел на крик.
- Хотел, конечно! И был бы на воле, если б не подонок этот!
Он начал говорить... и я был рад этому...
- Так что произошло между вами?! Не для протокола... Почему он «зарезанным» оказался?
Перетокин внимательно посмотрел на меня.
- Не для протокола?!
- Не для протокола! – подтвердил я.
Он помедлил, затем набрал воздуха.
- А вышел я из колонии, переночевал в Поронайске у подруги своей "Ирки Жмени", что
"дачки" носила мне. Отметили вдвоем мою "волю". Переспали. Утром встали, позавтракали и пошли погулять… - он развел руками, показывая недоумение: как все складывалось и чем обернулось. – Идем по тротуару, значит. Под ручку. А навстречу корейчонок - бухой, на ногах еле стоит. И, проходя мимо, толкает меня! Шатало его, понимаешь ли... И попер, не извинившись, дальше... – он резко взмахнул рукой. - Я подруге: «Ходят пьяные обезьяны, толкаются!». А он улышал, видно, потому что вдруг сзади как хряснет меня по башке… - он вылупил глаза, показывая удивление происшедшим. - Я разворачиваюсь, а он - еще кулаком в лицо мне! И челюсть моя - вставная – лопается, вылетает в канаву! На глазах у дамы! Представляешь, начальник?! Мать твою! Позор: хахаль со вставными зубами... Ну, я ему и двинул в ответ! А он сильным оказался, жилистым, гаденыш! Хоть и пьяный! Повалил в канаву меня и давай бить, сучонок! Когда вдруг перестал... Свалился с меня… Поднялся, за живот схватился и пошел… Убейте, не понял я, что случилось… - «Дядя Вася» изобразил на лице искреннее удивление. - Потом менты сказали, ножом его кто-то пырнул… Это, наверное, он своим ножом и поранился, когда бил меня! Все как на духу говорю!
Я сидел молча в ожидании, что он еще скажет.
- Не верите? – спросил Перетокин.
Я пожал плечами.
- Почему не верю? Могло быть и так...
- И чо мне теперь делать?! – выдохнул он, снова бросив взгляд на сигаретную пачку.
- Курите! – разрешил я в очередной раз и выждал паузу. - Плохая только версия это…
Он затянулся сигаретой, выпустил в сторону от нас клуб дыма и внимательно посмотрел на меня.
- Почему «плохая»? Так и было!
Я кивнул.
- Верю. Но только нож не его, а ваш... Подруги вашей... У нее изъяли уже ножи на квартире... Из ее комплекта и этот нож... Там еще два таких. Вы прихватили маленький, а там остались – с такими же ручками – средний и длинный. А потому брать эту версию в защиту свою – настроить против себя суд… Впрочем, это ваше дело… Как будете говорить, так и буду записывать в протокол…
Он опустил голову и выдохнул - с тихим матом – воздух…
- Думал, на воле помру... Получается – в тюрьме?!
Он резко поднял голову, и мы посмотрели друг на друга.
Наступал кульминационный момент.
- Василий Павлович, а зачем придумывать?! – спросил я. – Ответьте на пару вопросов, и я покажу зряшность такой защиты… Если хотите, конечно...
Он молчал, и это можно было расценивать как согласие.
- Первый. Вы его не трогали?
"Дядя Вася" развел руками.
- А на кой мне узкоглазый этот?!
- Он был пьян? – продолжил я.
- В стельку! – ответил Перетокин.
- Толкнул Вас?
- Да! – вскричал он.
- Вы его оскорбили после этого?
«Дядя Вася» замешкался... Скажи «оскорбил», значит и его вина в происшедшем будет…
- А что Вы испугались? – спросил я. – Ну, оскорбили, а это дело частного обвинения. Мало ли кто и кого оскорбляет словами. Не садить же всех!
- Ну, оскорбил… - ответил он.
- То есть на тот момент ситуация была 1:1... Он толкнул Вас, Вы оскорбили его и разошлись. Правильно?
Перетокин молчал.
Я поднял на него глаза.
- И вот только тогда началось то, из-за чего и произошло убийство! Он напал на Вас и принялся Вас бить! Так?
- Ну, да! Не напал бы – ничего б не было!
Теперь уже я остановил его поднятой рукой.
- Тогда вдумайтесь в то, что говорите, если не хотите загреметь на полный срок!
"Дядя Вася" удивленно уставился на меня.
- То есть?
- То есть Вы достали нож, чтобы защищаться! Не так разве?
- Это куда Вы ведете? – медленно произнес он, оценивая ситуацию.
- Никуда, - ответил я. – В суде будет фигурировать нож вашей подруги. И раз он появился, значит его достали. Кто достал? Вы! Зачем?
- Да отбиваться!
- Ну, так и надо писать тогда!
Он закусил губу.
- И что будет? – спросил вдруг он.
- А это будет оценивать суд, - ответил ему я. – Но будет верить Вам. Поэтому предлагаю все, как есть, собственноручно и записать. И еще вопрос. Только откровенно…
- Какой? – устало произнес Перетокин.
- Вы верите в оправдательный приговор?
Над столом повисла тишина.
- И что из того, верю я или нет в него? – произнес медленно он.
- А если верите, надо биться. До конца. Если же нет, надо быстро кончать это дело и возвращаться туда, откуда вышли: там, по крайней мере, нормальные, привычные для Вас условия будут, а не КПЗ…
Сказал я, видно, то, о чем он и сам уже думал.
Посидев с минуту, он придвинул к себе протокол.
Я подал ему ручку.
В прокуратуре все вылупили глаза, когда я появился с собственноручными показаниями "Дяди Васи" на трех листах, в которых он не признавал себя виновным в убийстве погибшего, но соглашался, что оно могло случиться, когда он, защищаясь от напавшего на него пьяного, достал нож…
- Ну, да… - улыбнулся, прочтя протокол, прокурор. – Если б все так было! За превышение пределов самообороны хочет спрятаться?! Но паренька вскрыли уже... Рана, с которой он убегал от Перетокина, была в живот и была не смертельной... А погиб он от двух других ран, которые "Дядя Вася" нанес ему, догнав у железной дороги! Свидетели есть, которые видели, как он и догонял корейчонка, и бил ножом у товарного состава…
Спустя какое-то время дело было закончено.
Я составил обвинительное заключение и отправился в КПЗ знакомить с ним "Дядю Васю".
Помогала ему в этом известная в сахалинской криминальной среде адвокатесса Валентина Бодрова. Они прошлись по материалам уголовного дела, прочли обвинительное заключение и, вписав в него, что вину свою Перетокин признает «частично», поставили подписи.
Забрав документы, я спрятал их в портфель и развел руками.
- Все, Василий Павлович! Закончили! Желаю справедливого решения суда! Чем еще могу помочь?!
Он встал, протянул руку для прощания и вдруг спросил
- Вопрос можно?
- Конечно, - ответил я.
"Дядя Вася" улыбнулся.
- А чего это на мое дело аж из Москвы прислали Вас? - ему не терпелось узнать секрет этого, чтобы рассказывать потом "на зоне" о своей значимости.
Я улыбнулся: наконец он спросил о том, о чем мог спросить еще в первый день.
- А меня не на ваше дело прислали. Просто прислали оттуда на Сахалин. Работать. После вуза. Я получил направление сюда как молодой специалист.
Он оторопел.
- Не понял. После какого вуза?! То есть... Сколько Вы лет следователем уже?!
Я развел руками.
- Третий месяц... Но не следователем, а стажером следователя... Ваше дело - первое у меня... А что?
Дядю Васю перекосило... Он судорожно стал ловить ртом воздух, схватился за сердце и вдруг заорал не своим голосом.
- Мааааать твоюююю! Козеееел! Купился на салааааагу какого-то! – он схватил еще ртом воздуха и, осев на стул, выдохнул. – Засмеююююют, падлу, на зоне! К параааааше отправят!
В дверях появилось двое милицейских.
- Помогите ему! – приказал я. – С сердцем плохо у него...
Выходя из комнаты, я обернулся и посмотрел на плакавшего Перетокина.
- "Дядь Вася"! Было б из-за чего убиваться! Последний совет, если можно... Отсидишь – беги куда глаза глядят! Помнишь наш разговор? Пусть старый будешь вдребезги, пусть ходить уже не будешь, а поживи хоть несколько лет по-человечески! Там, - я показал пальцев вверх, - это зачтется! Если от души будешь делать все...
*КПЗ - камера предварительного заключения