Вид у девушки был не то, чтобы скромным, скорее слишком оригинальным. Я смотрел на эту нестандартность её внешнего вида с любопытством неискушённого ловеласа. Мне хотелось нарисовать её портрет, не более того. Поцеловать и завести романтические отношения не хотелось.
Возможно, фигура её не была идеальной с точки зрения модельного бизнеса, да и лицо с азиатским акцентом меня не завлекало. Она была плотно ужата в плечах, имела излишний обхват талии. Не блистал сексуальностью и объём бёдер.
Девушка, с точки зрения восточной красоты, была в полном порядке, но мне нравились блондинки с чисто русскими чертами лица. Знакомила нас Люся, блондинка крупного телосложения, с которой я был знаком не так много времени. Нас сблизило общее тяготение сочинять стихи.
К тому же, Люся любила позировать. Альфия появилась в нашем с моей матерью доме, тоже желая познакомиться с человеком таких обширных талантов.
Рядом с Люсей Альфия выглядела подростком, потому что была, в придачу, ниже своей подруги на три четверти её головки. Люся шептала мне на ухо все подробности из жизни своей подруги. Я понял только одно; Альфие нужно выйти замуж. Мне было совершенно непонятно, почему выбор пал на мою особу, хотя особой, я, конечно, не являлся.
Да, я был мастером портретных зарисовок, живопись у меня продвигалась к мастерству плохо, но, повторяю, был я из числа скромных парней. Альфия же была дочерью директора большого завода оборонного значения.
Я рисовал её портрет акварелью, чтобы передать румянец её щёк и алый цвет губ. Губы её были очень чувственными, но глаза, при этом, имели какое-то сонное выражение, в них не читалось ни тени игривого кокетства. Всё в ней было сродни какому-то покою.
Разговор наш был малозначащий. Я не пытался касаться любовных намёков. Альфия сидела, как застывший манекен. Люся, став скучной от нашей серьёзной занятости, буркнула: - я ушла! Она, действительно, ушла, тихо прикрыв за собой входную дверь, не пытаясь выяснить, когда мы вновь встретимся.
Альфия никак не среагировала на действия подруги, что меня ещё больше укрепило в подозрении, что Люся уступает меня этой восточной красавице. Внутренне меня задел уход Люси, которая была более общительной, весёлой, хотя тоже не умела кокетничать.
Вероятнее всего, я был не во вкусе Люси, но и было такое ощущение, что я тоже не вызывал в Альфие зажигающих её душу моментов.
Портрет был закончен через два часа. Альфия с любопытством посмотрела на своё изображение, губы её чуть дрогнули, но удивительные по рисунку глаза остались холодными. Мы расстались, чтобы никогда больше не встретиться.
Люся пришла на другой день. Она посмотрела на портрет почти так же равнодушно, как и Альфия.
-Ну, как она тебе? - был её первый вопрос.
-Девушка, конечно, интересная, но второй раз рисовать её портрет мне бы не захотелось, - ответил я.
-Значит, не понравилась, - разочарованно сказала Люся. - А то, что она - дочь директора завода, этого тебе мало?
-Да что ты, Люся, говоришь? Я что, на директоре завода жениться должен? И что ты так хлопочешь о своей подруге?
-Мне нравится твой друг. Я хочу подарить тебе достойную партию. Ты беден, а станешь обеспечен по полной программе, потому что и должность тебе найдётся на этом заводе! Будешь жить, как все уважаемые люди!
Я смотрел на Люсю с нескрываемым изумлением. Мне и в голову не приходило, что мой друг, крутившийся вечно рядом со мной и Люсей, превратил меня в неудачного ухажёра.
-Ну, если тебе нравится мой друг, ты скажи ему об этом и забирай его! Я тебя не держу! - почти равнодушным тоном заявил я.
-Ну, ты и кавалер, нечего сказать! - засмеялась Люся. - Я, всё-таки, девушка. Можешь ему как-то подсказать.
-Хорошо! - согласился я.
Мы ещё несколько раз встречались с Люсей. Друг мой аккуратно мешал нам остаться наедине. Наконец, когда мне это надоело, я сообщил другу адрес Люси. У них закрутился вполне серьёзный роман, который завершился бракосочетанием.
За всю свою жизнь я так и не смог стать уважаемым человеком моего города. Мало того, даже из бедности я выкарабкаться не сумел. Мне постоянно не хватало денег на содержание семьи. Затем, когда жена ушла от меня, мне пришлось платить алименты.
Остальной суммы от моей зарплаты не хватало на приличную одежду, обувь и скромные удовольствия в виде пол-литра водки, кружки пива или бутылки шампанского.
Однажы, перебирая написанные портреты в молодости, я наткнулся на портрет Альфии.
Я долго рассматривал пожелтевший лист ватмана, на котором продолжали ярко цвести губы девушки, хотя щёки её на бумаге сильно поблёкли. Я пытался думать о том, как бы сложилась моя жизнь, если бы я послушался совета Люси, женился на Альфие, стал близким другом директора большого оборонного завода.
Но в памяти моей высветилась картина года моей работы именно на этом заводе в качестве слесаря-сборщика, когда в душном цехе мне постоянно не хватало свежего воздуха. Я ещё поработал на двух других заводах оборонного значения, и там мне было плохо от отсутствия чистого воздуха.
Экология в Советском Союзе была всегда не на высоте. Многие рабочие, с которыми я поработал, к моему семидесятилетию давно умерли. Смерть настигала заводчан не всегда в глубокой старости, при этом не выбирая работников высокой или низкой квалификации.
Летая с одного места на другое, я не нажил богатства материального, но сохранил главное богатство - здоровье. Мне не была известна дальнейшая судьба Альфии. Не встречался больше я и с Люсей. Я смотрел на портрет Альфии без какого-либо сожаления. Наверно, это происходило по той причине, что я был воспитан матерью, прожившей всю жизнь в бедности, приучившей к этой бедности и меня.
Много раз я смотрел фильмы, в которых кто-то женился без любви, польстившись богатством, кто-то выходил замуж за хорошего человека, имеющего богатство. Счастья от такого брака не видел ни владелец богатства, ни бедняк.
Я положил портрет в папку, посмотрел на экран импортного телевизора, в котором разыгрывалась драма семейного разлада. В воображении вдруг всплыли образы девушек, на которых я мог жениться. Все они были вполне достойны этого счастья или наоборот, я достоин.
Мне, почему-то, казалось, что с любой из этих девушек произошло бы то же, что и с моей женой, сбежавшей от меня к знойному любовнику. Наверно, я всё-равно остался бы в одиночестве, потому что слишком я любил творчество, отнимавшее то время, когда поцелуи и объятия требуются больше всего.
Вся жизнь в Советском Союзе была запущена по какой-то параболе. В этой кривизне любой человек превращался в винтик, который Коммунистическая Партия пристраивала в определённое резьбовое отверстие, не давая никакого выбора. Возмущение такого винтика было таким же слабым, как дуновение ветра на Останкинскую башню в городе Москве с целью изменить программу вещания радио и телевидения.
Я рассматривал написанные мною в молодости и позже портреты, как свою биографию.
Было в этом что-то от лёгкого сожаления. Хотя и говорят, что каждый человек сам делает свою судьбу такой, какая ему нравится, но я бы не хотел прожить свою жизнь иначе. Я не лгал сам себе и людям. И не моя вина в том, что это многим не нравилось.
При социализме в Советском Союзе никакого социализма практически не было. Никто не заботился ни о ком. Любой человек мог подняться высоко по служебной лестнице и легко упасть вниз. Никого бы это не расстроило, наоборот, послышались бы злорадные реплики и откровенная радость на лицах. Зависть и лесть были великим тормозом в движении государства к Коммунизму.
Вообще-то, никто не знал, что такое - Коммунизм и когда он наступит. Если говорить откровенно, люди не могут получать за свой труд одинаковое количество благ, что обещала Коммунистическая Партия СССР. У каждого свой интерес в жизни,
у каждого свой аппетит на количество потребляемых благ.
Я смотрел в экран телевизора, в котором приближалась развязка семейной драмы.
Одиночество моё скрадывалось с каждым новым кадром мыльной оперы. Я уже радовался тому, что живу один, и мне не с кем выяснять отношения. Пугала только мысль, червячком зудевшая в мозгу о стакане воды, который никто не подаст в последнюю минуту моей жизни.