Ещё один осенний понедельник
Сотовый задребезжал школьным совдеповским звонком. Я бежала к метро, пришлось выпасть из толпы и алёкнуть: «Да!» на скрытый номер.
«Слушай внимательно, - вкрадчиво-повелительно произнёс некто, с явными перегибами в личной сексуальной жизни, - в торговом центре заложена бомба. Если будешь послушной, никто не пострадает. Иди к главному входу, поднимись на ресторанный этаж на лифте. Телефон не отключай и ни с кем не разговаривай!»
Я испугалась, что опоздаю на работу и, нажав отбой, ломанулась к подземке.
Мне наперерез метнулась вторая я. У меня в снах так бывает – от двух до нескольких меня общаются друг с другом. Психологи утверждают, что это – усталость. А, кому сейчас легко?
Увидев свою вторую я, я поняла, что сплю. Сразу стало легче. Вторая я припёрла первую к стенке: «Ты куда? Из-за тебя погибнут невинные люди!» Я сбила её ручонки со своего пальто: «Я тоже люди! И, мне надо на работу!»
Телефон задребезжал школьным совдеповским звонком. Я открыла глаза. Будильник. Только такой звонок меня будит, потому что действует на нервы.
Побрела в ванную, по грязному линолеуму… Грязному?! – сегодня понедельник. Уборка в коммунальщине по субботам. В субботу было грязно. В воскресенье – очень грязно. Сегодня такое ощущение, будто из своей комнаты я вышла не в коридор, а в подворотню, где всю ночь бухали тинейджеры: полы затоптаны, туалет обоссан, под стремянкой валяются пустые водочные бутылки.
Сунула нос в график: Заварзины. Кто такие Заварзины? ХэЗэ. Здесь столько народа живёт, что я не пытаюсь кого-то запомнить. Знаю, что деньги за телефон надо отдавать во вторую дверь слева по коридору до первого поворота, а деньги за свет – в дверь в конце первого коридора, на углу, перед поворотом налево, во второй из трёх коридоров.
За четвёртой дверью справа, до поворота, живёт пенсионерка. Очень давно пенсионерка. Первостатейная сволочь. В прошлом году её муж отъехал в лучший мир. Старухе скучно. Развлекается скандалами. Она живёт в этой квартире так давно, что даже неприлично. Остальные долгожители мирно почили, а она не хочет. У неё хорошая пенсия. Ей нужны зрелища. Странно, что она не высовывается из своей конуры с воплями о залоге здоровья. Это наводит на мысль, что квартиросъёмщики Заварзины популярно объяснили раритетной клизме, где её место. Снимаю шляпу. Прощаю обоссаный пол. Ванна – тоже унитаз, если не вдаваться в детали.
Перед метро сидела моя ночная смена. То есть, моя бывшая ночная смена. Семь месяцев работы продавцом кафе в супермаркете класса Премиум были худшей из моих работ. Товарки улыбались издали, наполняя воздух пивным духом. Я тормознула потрепаться.
В переходе с Садовой на Сенную злилась на пассажиропоток: понедельник, одиннадцатый час – что, никто не работает?
Опаздываю. Точнее, еду впритык. Если повезёт с маршруткой или трамваем.
Конечно же, именно передо мной, с чувством собственного надовсемипревосходства, выбивала высоченными шпильками послание всех на хер начепуренная дама размера XXXL. Вся в розовом, с ног до головы (гламур-р!), при начёсе на мощном обесцвеченном затылке. Возраст строго неопределённый. Судя по длине и цвету юбки и стрейчевого пиджачка, у носительницы Х-хромосомы – разгар климакса.
О чём я думаю?! Надо думать о том, что, вероятно, скоро придётся искать новую работу.
Маршрутка ушла из-под носа. Трамвай появился в последнюю возможную минуту.
Едва расположилась в столовке, растягивая удовольствие над ячневой кашей, банановым йогуртом и свежими грушами, как меня по громкой связи вызвали в офис.
В головном магазине аврал, надо отправляться на подмогу, крутить подарки. А обед? Меня успокоили: «Там теперь тоже есть повар» - «Не знаю, почему тамошняя стряпуха так называется» - «А водитель сказал, что хорошая женщина» - «Верю ему на слово. Но «хорошая женщина» - не квалификация в дипломе о специальности…»
Единственным удобоваримым блюдом у хорошей женщины оказался салат из капусты с яблоками, из местной кулинарии. Я съела по тарелке вместо первого, второго и третьего. Понаблюдала за мутной жидкостью под названием «компот», вежливо поблагодарила кухарку и направилась в зал, за бутылкой швепса.
Стараясь избежать полдника и ужина, ударила по подаркам изо всех оформительских сил и так преуспела, что домой отпустили на три часа раньше. А, не прокатиться ли до МЕГИ? Глядишь, что-нибудь прикуплю. Или, хотя бы примерю.
Шопинг обещал приятные разности. Через час, удовлетворённо поглядывая на пакеты с покупками из New Yorker и C&A, зашла в английский магазин, над которым горела длинная зелёная надпись.
Если вы, в расчудесном настроении, будете передвигаться между вешалок с одеждой, а вам в это время кто-то врежет доской по лбу, что вы почувствуете?
Вот и я – почувствовала невысказанное в приличном месте счастье, что получила в лоб, а не в глаз.
Ко мне уже неслась девушка с бейджиком. Я рявкнула: «Администратора!» и направилась к стойке.
Представляете, у них над вешалками, на уровне щеки-глаза-лба (в зависимости от роста покупателя) расположены практически прозрачные полки, выступающие над плечиками с платьями! Допускаю, что когда эти полки завалены товаром, их видно. В отсутствии товара их словно нет. Но они есть. Наклоняясь к ценнику, я приложилась лбом к острому краю, на стыке длины, ширины и высоты.
Продавцы и кассиры сочувствовали: «Сами постоянно об эти проклятые полки бьёмся!» Я заинтересовалась: «А, почему не жалуетесь?» - «Жалуемся. Но хозяева – англичане, говорят, что данные полки – элемент фирменного дизайна» - «А, если бы я получила не шишку, а травму? Или, фирма считает своим долгом делать из клиентов инвалидов?»
Прибежала администратор. Попросила не писать жалобу. Обещала донести претензию до руководства. Предложила лёд на голову. Ото льда я отказалась. Жалобу писать не стала. Но сказала, потом приеду ещё, и если полки будут на прежнем месте, устрою скандал. Дело не в том, что я поимела отрицательные эмоции. А, если и при загруженной полке, об неё поранится тот, кто плохо видит, или плохо себя чувствует, или просто задумался?
В мрачном расположении духа зачем-то пошла в ИКЕА. Наверное, чтобы помрачнеть ещё больше.
Купила в отделе уценки некрашеный стул.
Обычно я иду от Владимирской по Загородному до Пяти углов, не переходя дорогу. Но тут решила сократить путь проходными дворами. Как раз загорелся зелёный над зеброй. Я уже перешла проспект, когда абсолютно уверилась в том, что женское лицо, мелькнувшее в движении к собору, принадлежит бухгалтеру с одной из моих многочисленных работ. Я развернулась и заорала: «Наталья Бо-ри-сов-на-а-а!!!»
Борисовна, занёсшая ногу над тротуаром, крутанулась на 180 градусов, сощурилась и, успокаивающе махая стартующим автомобилям, прискакала ко мне: «Натаха?! То я думаю: идёт сумасшедшая с непонятным стулом. Кто бы сомневался, что это – ты! Зачем тебе такой стул?» - «Знаете ли, уважаемая Наталья Борисовна, чем ближе к дому, тем твёрже уверенность в том, что стул мне не нужен!» - «Я даже не удивляюсь. На кой ты его купила?» - «Сегодня папа приедет с дачи. А я выбросила на помойку единственный стул, бывший в наличии. Вы откуда и куда?» - «Оттуда (мах в сторону Литейного, ну да, театр!) и домой» - «Зайдёмте ко мне, тут рядом» - «У тебя еда есть?» - «Круассаны с шоколадом и морская капуста. И яблоки» - «Ясно. Где магазин? Водку взять?» - «Не надо».
Пока Борисовна покупала что-то съедобное в магазинчике на Рубинштейна, напротив дома, в котором когда-то жил Довлатов, я отдыхала на стуле. В какой-то области Италии хозяин дома, когда хочет, чтобы его не беспокоили, выставляет перед своим домом стул. Люди обходят жилище стороной, даже машины объезжают.
Наталья Борисовна, на своей шкуре познавшая коммунальный быт, перенаселённым катакомбам не удивилась. Она удивилась, выйдя на балкон: «Натаха, ты зачем деревянный стул купила, когда у тебя такие красивые железные?» Я налила в высокий хрусталь ясную синеву «Bols»: «Да вот, планировала купить как раз такой стол и стулья. Теперь понимаю, что в этой комнате они смотреться не будут» - «Да, зачем же? Мы сидим на отличных стульях!» - «Это – уличные стулья».
Начался дождик. Я передвинула столик к окну. Полбалкона остаются сухими, если нет ветра. Зажгла свечу и вставила в фонарь. Искусственные лианы оранжевого цвета маскировали осыпающуюся лепнину правой колонны. Искусственный «осенний» фикус закрывал вид на почти сросшиеся с соседним домом леса. Под фикусом весело желтела в плетёной корзинке настоящая тыква.
Наталья Борисовна закурила, как и десять лет назад, «Петра»: «Я чего-то не понимаю. Ты купила стулья для балкона?» - «Да» - «Так. Это нормально. Учитывая, что у тебя нет даже кровати» - «У меня есть матрас!» - «Если бы ты не купила эти стулья, дерево, лианы, фонарь и свечи, тебе хватило бы на кровать» - «Тогда на балконе было бы не посидеть. Согласитесь, что балкон красивый?» - «Красивый. Да, и стул, что в комнате, вполне хороший. Только слишком светлый. Его надо покрасить» - «Зачем? Засрётся, потемнеет».
Наталья Борисовна закашлялась: «А, ты не изменилась. Замуж не выходить не передумала?» - «Я же не изменилась» - «Сколько мы не виделись?» - «Два года. С половиной. Я была у вас на премьере «Сильвы» – «Мы тебя часто вспоминаем. Я пойду» - «Заслуженному артисту России – творческий привет и признательный реверанс» - «Передам. Он обрадуется. Заходи к нам! Раньше на все премьеры была» - «Зайду».
Приехавший вечерним поездом папа приобретение дня игнорировал.
Достал из рюкзака двухлитровую банку моей любимой калины. Поужинал, приняв «для сугреву» и извлёк из серванта шахматы: «Партеичку?» Я заныла: «Па, лучше в шашки!» Папа фыркнул: «Шашки с Наташкой совместимы только в рифмованных окончаниях. Расставляй!» - «Почему, я?» - «Потому что в прошлый раз проиграла».
После одиннадцати доску с незаконченной партией отставили на комод. Папа лёг спать. И я пошла на боковую. У меня завтра мероприятие. Спокойной ночи всем. Через 23 минуты наступит вторник.
На фото: в Питере дождь. 19 сентября 2011. Балкон - любимое место, едва не единственное, которое мирит меня с жуткой коммуналкой. И я постоянно что-нибудь на нём меняю, под настроение.
Другие работы в сборнике «Сам себе Самоделкин» http://proza.ru/avtor/lazasim&book=16#16