Поговори со мною, мама...

Александр Секстолет
            
Живых все меньше в телефонной книжке,
Звенит в ушах смертельная коса,
Стучат все чаще гробовые крышки,
Чужие отвечают голоса.
( Валентин Гафт)

Обложка из синей кожи, буквы от А до Я, на пожелтевших от времени страничках телефоны и адреса людей - записная книжка, завалившаяся за зеркало в прихожей и через много лет вытащенная на свет божий, напомнила ему, как быстро бежит время. Обычно не замечаешь, как пролетают годы, и только перелистывая старую телефонную книжку, как-будто невзначай касаешься прошлого и кажется, что мир замер, а времени не стало.
      
       Он неторопливо листал страницы, перебирая в памяти лица людей. Странное это ощущение, когда мысленно видишь знакомые сюжеты из прошлого и даже помнишь реплики участников,  как будто старое кино смотришь, и знаешь наперед, что и как случится, и ты - потусторонний зритель, словно  находишься во сне и не можешь проснуться и что-либо изменить, а вихрь памяти всё кружит и кружит, листая жизнь мгновение за мгновением.  Книжки, книжки записные,  в них живут воспоминания,  сколько тайн они хранят.

  Вот инициалы и телефон его первой романтической любви, телефоны бывших жен, а вот номера товарищей по работе, друзей, родственников.  С кем-то он еще поддерживал отношения, кто-то исчез из его жизни, некоторых  он не помнил, а кое-кого хотел бы забыть навсегда и вычеркнуть из памяти, как вычеркивают ненужный больше телефон из записной книжки.

Телефон родителей. Зачем надо  было его записывать? Он помнил номер наизусть. Даже сейчас, когда прошло столько лет, и родителей уже нет в живых,  а в их  квартире   давно   живут чужие люди, он помнит номер телефона, разбуди среди  ночи и спроси - ответит и  не перепутает ни одной цифры. Ему вдруг  захотелось   вернуться в прошлое и  позвонить матери, как это бывало раньше. И эта не проходящая боль. Глупая, нелепая ссора с родителями и его поспешный отъезд, больше похожий на бегство и последовавшая за этим череда смертей. Сначала отец. Он умер легко. Разрыв аорты. Мать пережила отца всего на полгода. Говорят,она болела и терпела страшные боли. А он ничего не знал и теперь живет... с этой болью. 

Он набрал знакомый номер и стал ждать, понимая всю глупость своего поступка, лихорадочно соображая, повесить ли сразу трубку или сказать, что ошибся номером, а может честно признаться, что   ему грустно и одиноко без родителей, которые когда-то жили в этой квартире? Никто не отвечал,  и он постепенно успокоился,  оставаясь в плену иллюзий, что вот-вот услышит голос матери. Отец редко подходил к телефону, трубку всегда брала мать. Ее негромкий, ломкий, как у подростка, несмотря на возраст, голос, так нравился ему, что он никогда не начинал разговор первым и нарочно молчал, чтобы насладиться, слушая ее голос с  необыкновенным тембром и милыми, родными  интонациями.

Никто не отвечал, и он уже было собрался повесить трубку, как в телефоне что-то завыло, заурчало, гудки изменили тональность, и тут же раздался щелчок:

- Алло!...Говорите, я вас слушаю…

Знакомый голос матери позабытой нежностью ворвался в ухо,  терзая  ум невероятностью происходящего и плавя душу неожиданной радостью. Мысли терялись, уплывая, а сердце, надорванное сладкой  болью, замерло на вдохе, чтобы тут же заколотиться, как ненормальное. Возникло ощущение, что душа бросила тело, и он потерялся в пространстве и во времени, не понимая,  где он и что с ним происходит.

  - Алло! …Ну, говорите же…Не хотите?...Я вешаю трубку…

И после небольшой паузы:

- Сынок…это ты? Проказник, признавайся… опять балуешься?!
- Не хочешь говорить? – голос матери погрустнел. Если из-за нашей  ссоры, то забудь, не терзайся. Я тебя простила, ведь я же мама! - голос дрогнул и он понял, что она борется с собой, чтобы не  расплакаться

- А отец… (чуть слышный всхлип)...Он тебя любит. Не обижайся, что мы не приехали к тебе на день рождения. Ты же знаешь, он гордый, как и ты, и ни за что первым не пойдет на примирение. Знаешь, он ведь приготовил тебе подарок. Сюрприз. Правда,  запретил мне об этом рассказывать. Ты уж меня не выдавай. Ладно?

Она перешла на громкий шепот:

- Твой любимый армянский коньяк он спрятал в тайнике, в подоконнике,  в твоей квартире на кухне. Ты же знаешь, какой он мастер на все руки. Целый день провозился с тайником,  пока ты был в командировке. Там справа поищи, углубление есть и в нем колесико. Повернешь, потайной ящик и выдвинется. Я  тебе туда рубашку новую положила. Модная!Это от меня подарок.Тебе понравится.  Мне из-за границы знакомая привезла.
А с отцом помирись. Он очень переживает…

В  трубке раздался треск, похожий на атмосферные помехи, и незнакомый женский голос, записанный на автоответчик, стал объяснять, что хозяев нет дома, и просил оставить сообщение после  сигнала.

Он вздрогнул и какое-то время с недоумением разгадывал телефонную трубку.

- Сон наяву или слуховая галлюцинация?-он энергично потер виски, - Надо же! Так явственно...
Он вздохнул, прогоняя остатки воспоминаний, но одна мысль не выходила из головы:
- Тайник!

                ***

      На кухне сидел немолодой мужчина, в новой, но вышедшей из моды джинсовой рубашке и тихо плакал.
На столе стояла начатая бутылка коньяка. Прежде чем выпить снова, он достал из нагрудного кармана, найденные в тайнике несколько сотенных купюр, давно изъятых из обращения, и поздравительную открытку, которую прочитал уже раз десять:

 "Дорогой и любимый сын! Поздравляем тебя с днем твоего тридцатипятилетия. Живи долго.

Твои навсегда, папа и мама"

...И боль прошла.
 




Тверская область, по дороге Молвотицы - Осташков
сентябрь 2011