37. Дружба имени Ленина

Александр Летенко
                А.В.Летенко

                ДРУЖБА ИМЕНИ ЛЕНИНА
                (Из воспоминаний)


          Не все в России помнят про Сад Дружбы имени Ленина в советском Закарпатье. Сегодня  упоминания о нём не найти даже в Интернете, хотя, возможно, он и существует до сих пор, но под другим названием либо вообще без оного. А сад был воистину гигантский, ибо тянулся по километру по обе стороны линии границы вглубь территории СССР, Чехословакии, Венгрии и Румынии. Кроме того, что он давал много фруктов, его главная задача была быть символом. Заменяя собой колючую проволоку и контрольно-следовую полосу, он, таким образом, демонстрировал, что государства по обе стороны границы живут «по братски», то есть в дружбе, мире и согласии. Сад садом, но пограничникам работы не уменьшалось. Порядки были строгие, как и везде. Впрочем, бывали случаи, когда где-нибудь в советском приграничье в кабачок забредал похмелиться кто-то, пытавшийся расплатиться форинтами или кронами. Сразу становилось понятно, что он, «залив глаза», заночевал у «жёлтой полосы» под яблонькой и утром, спросонья не разобравшись, двинулся за  пивом не в ту сторону. Обычно таких ребят после небольшой проверки безо всяких дипломатических скандалов выпроваживали восвояси.

           Я впервые побывал в этом саду на рубеже 1970-80-х гг., когда получил поручение заняться исследованием проблем приграничного сотрудничества социалистических стран. А проблемы были. Проблемы были серьёзные. И они, как в капле воды отражали весь  идиотизм нашего планового хозяйства, противоречащий минимальному здравому смыслу и влетавший стране в поистине громадную «копеечку». Например, у агростанции «Бакта» в  Виноградово большая доля мощностей по переработке яблок в пектин, соки, компоты, кальвадос и пр.  хронически простаивала из-за нехватки сырья. Для её загрузки яблоки везли через реки, степи. леса и горы… из-под Полтавы (!), в то время как на венгерской стороне границы, в полусотне метров от неё и в километре от «Бакты» – на территории «ленинского» Сада высились горы из десятков тонн подгнивающих яблок, которые не успевала съедать скотина в венгерских кооперативах. Яблоки у венгров были в избытке, ведь Сталин не вводил у них «налог на корень», из-за которого когда-то в России почти все сады и садоводство ушли «под топор».

          Оказывается, ни одного яблочка у венгров взять было нельзя, ни на каких условиях. Когда местные советские и партийные органы обращались за разрешением, им отвечали примерно так: «у нас в СССР плановое хозяйство. Если у вас возникает потребность в торговом обмене с заграницей, вы должны обратиться в республиканские органы, которые затем обратятся в Москву, а точнее -  в Госплан. Ваша заявка будет рассмотрена и затем, в случае положительного решения, она будет включена в пятилетний план внешнеторговых связей, и Министерство внешней торговли в соответствующие сроки займётся её реализацией». Такой  кретинизм охватывал не только яблочки. Вот ещё пример: производство пива и прохладительных напитков во Львове в течение многих лет испытывало острый дефицит стеклотары, которую тащили туда, превращая по дороге половину бутылок в битое стекло, через весь СССР из Ярославской области, в то время как в 40 км от города на территории Польши фактически простаивал стекольный завод, не получавший заказов. Приграничное слабоумие охватывало и другие отрасли экономики. Особенно остро это ощущалось в производстве строительных материалов.

          Впрочем, в особых случаях и, если приграничная кооперация не была связана с торговыми поставками, для неё делались послабления и  исключения. Вот  пример. Однажды в Закарпатье надолго зарядили проливные дожди, и  земля намокла настолько, что громадные и тяжеленные колёса уборочных комбайнов советского производства, сделанные на базе «Кировца», утопали в ней по ступицу. Возникла опасность, что урожай пшеницы останется в поле неубранным, за что в те времена у местного начальства вполне вероятно могли «полететь головы». И тогда было найдено решение, для выполнения которого наплевали на все правила и  препоны. На наши поля пригласили венгерские бригады, к тому времени закончившие уборку у себя. Они прибыли к нам на своих «лёгеньких» немецких комбайнах на гусеничном ходу и в несколько дней без потерь убрали наш хлебушек. Труд их был щедро оплачен, и они остались весьма довольны. Я сам наблюдал, как они возвращались домой: по мосту через Тису под весёлую музыку неторопливо двигалась вереница комбайнов, управляемых бывшими слегка навеселе, довольными собой венгерскими комбайнёрами, причём на бункере каждого комбайна стояли большие коробки с цветными телевизорами, полученными  в подарок.

          Замечу, что в те годы советские цветные телевизоры  были очень популярны в странах Восточной Европы (по формуле «цена-качество»), и кто тогда хоть раз провожал друзей с Киевского вокзала Москвы, мог наблюдать как на перроне после отхода поезда оставались десятки пустых коробок из-под телевизоров. Секрет этого заключался в том, что  габариты дверей пассажирских вагонов могли пропустить телевизоры только без упаковки, в чём неопытные перевозчики убеждались при посадке. Горе было тем из них, кто не озаботился прибыть на перрон с достаточным запасом времени. О том, что им приходилось выслушивать от соседей по купе, это уже отдельный разговор. Обычно для экономии денег и нервов купе закупались целиком, а к телевизорам присовокуплялось что-нибудь ещё существенное, например, микроволновки, которые тогда были и дороги, и страшно тяжелы, и крупногабаритны. Конечно, ехать в таком купе было весьма неудобно, но экономическая выгода перекрывала всё.

          Однако вернёмся к приграничным делам, а точнее, безобразиям. Описанные выше и другие несуразности приводили к таким громадным народнохозяйственным потерям, что становились всё более нетерпимыми и неприемлемыми. К несчастью, стоны местного закарпатского и прикарпатского руководства, в соответствии с существовавшими тогда порядками, могли выслушиваться только на республиканском уровне, а вопросы реально могли решаться только в Москве, но не в Киеве. Поэтому на нас, москвичей, имевших возможность напрямую выходить «наверх», они возлагали большие надежды. Мы, конечно, старались их оправдать. Писали научные доклады, кропали записки в «директивные органы», где описывали все болячки, весь стыд и позор приграничных связей, формулировали соответствующие предложения, но всё оказывалось втуне. Размышляя сегодня о причинах этого, думаю, что  тогда иначе и быть не могло. И вот почему.

          В те времена самые безобидные предложения по совершенствованию во внешнеэкономической сфере воспринимались как подрыв основ. В этом смысле весьма показательно происходившее летом 1971 года обсуждение на заседании бюро Отделения экономики научного доклада по проблеме совершенствования системы управления внешнеэкономическими связями, подготовленного группой Ю.С.Ширяева, хорошо и глубоко разбиравшегося в этой тематике. В эту группу входил и я – тогда ещё только совсем зелёный начинающий учёный. Доклад был встречен с большим интересом и оценен по достоинству, т.е. положительно. Однако на заседании присутствовал один из братьев Пекшевых – в то время весьма влиятельных фигур в области внешней торговли. Младший брат был членом коллегии Минвнешторга, а старший курировал эти вопросы в ЦК КПСС.

          Выступивший последним, Ю.А.Пекшев высказался коротко, ясно и категорично, заявив буквально следующее: «Дайте хороший товар, и будет вам эффективная внешняя торговля! Все ваши так называемые научные рассуждения ни к чему, поскольку никто и никогда вам не позволит замахиваться на священный и незыблемый  принцип государственной монополии внешней торговли!». Всем стало всё ясно, и председательствоваший на заседании академик Т.С.Хачатуров прения прекратил. Все понимали, что Ю.С.Ширяев прав, но плетью обуха не перешибешь, а если упираться, то можно добиться и оргвыводов. Через некоторое время Юрий Семёнович поделился своими размышлениями, сказав: «А ведь Пекшев, ребята, для своего времени прав! Представьте, что наши предложения приняты, и советские предприятия получают свободу действий на внешнем рынке. Вопрос: а с чем они туда выйдут!? Ведь они настолько зажаты в тиски Госпланом и Госснабом, что на пять лет вперёд на каждую единицу продукции у них уже занаряжен и завёрстан потребитель, на каждую единицу сырья и полуфабрикатов у них жёстко установлен поставщик. А купить самостоятельно ни станков, ни материалов для расширения производства просто негде, они не продаются! Для реализации наших предложений нужен рынок. И спасибо Юрию Пекшеву, что он нас ещё не заложил куда надо. А то ведь за одно это слово – «рынок» - у нас по сию пору ставят к стенке без права переписки».

          Таким образом, в процессе исследования приграничного сотрудничества социалистических стран было выявлено множество серьёзнейших проблем, были написаны книги и статьи, а также инициативные записки, поданные на самый высокий уровень партийного и хозяйственного руководства страны. Однако ни ответа, ни привета сверху учёные не получили, думается, по мотивам, изложенным Ю.Пекшевым на том заседании. Мы провели несколько научных конференций по этой и «примыкающим» темам, о своём выступлении на одной из которых я бы хотел рассказать.

           Однажды на ужгородской конференции ряд участников выдвинул на обсуждение и стал «пережёвывать» входившую в моду с подачи таллиннского профессора Бронштейна  тему «регионального хозрасчёта». Некоторое время я слушал их, но, в конце концов, терпение моё лопнуло, и я попросил слова. Моё выступление было коротким и в основном состояло из недоумённых вопросов: «Товарищи, а вы представляете, куда вы хотите нас загнать? Вы понимаете, что «региональный хозрасчёт» не может существовать без защиты от экстерналий, сиречь внешних воздействий? А вы понимаете, что он, в конце концов, потребует таможни и собственной валюты? Вы соображаете, что выстраивая свои постулаты, вы сооружаете научную базу сепаратизма?». Я так разгорячился и разнервничался, что моё выступление прервал сидевший в президиуме второй секретарь ужгородского обкома партии с просьбой успокоиться и умерить эмоции. После заседания он отозвал меня в сторону и попросил не распространяться в Москве о происшедшем. Видимо он – мужик неглупый – понял, что от тематики «регионального хозрасчёта» попахивает политическим скандалом и не хотел оказаться к этому  причастным. Я обещал и сдержал обещание.

          Впрочем, через некоторое время публикации на тему «регионального хозрасчёта» в научных журналах и массовой прессе сошли на нет. О причинах этого я узнал совсем недавно, когда моя коллега из Института экономики РАН рассказала мне о проходившем у них примерно в то же время, о котором я рассказываю, закрытом совещании, куда прибыли Бронштейн со своими верными единомышленниками с Украины, Кавказа и Средней Азии, и где Леонид Иванович Абалкин, поставив  примерно те же вопросы, которые я задавал в Ужгороде, прищемил им хвосты, закончив по-чапаевски: «о региональном хозрасчёте наплевать и забыть!!!».

          Конечно, сегодня никуда ни деться, и приходится признать,  что «региональный хозрасчёт» возобладал, гарцует и царствует в хозяйственной практике бывших союзных республик. Но это лишнее доказательство того, что тогда его противники были правы. Во всяком случае, счастья и благоденствия он пока ещё никому не принёс, если не считать кучки бессовестного жулья. В заключение,  дабы не завершать рассказ на грустной ноте, расскажу анекдот на  тему о братской «ленинской» дружбе наших народов, когда-то весьма популярный к западу от Карпат. Итак: «На мосту через Тису два пограничника – Саша и Шандор – нашли утерянный кем-то пакет с большой суммой денег.
- Ну что,- сказал один из них, - сдадим в контору или поделим между собой?
- Конечно, поделим.
- А как будем делить, - спросил Саша, - по-братски?
- Нет, - ответил Шандор, - поровну!»