Рассказ сестры
Нерехта - это моя родина, где я родилась в 1948 году, через год после рождения старшего брата Володи. Мы погодки, но были так похожи, что лет через пять все называли нас близнецами. В этом старинном русском городе я прожила свои первые пятнадцать лет.
В 1955 году родилась моя младшая сестра Оля. В детстве я называла ее Мышарой, сочиняла и рассказывала ей каждый день сказку о приключениях умной мыши Мышары. Это был невероятно спокойный ребенок. Сейчас мне кажется, что она никогда не плакала и не капризничала, а только смотрела своими огромными черными глазами и улыбалась. В детский сад Оля не ходила, росла в песочнице в нашем дворе.
До ее рождения мы жили в старой однокомнатной квартире прямо в здании военкомата, где наш отец работал начфином. Уж не знаю, чем он там занимался в своем кабинете, - отец молчал, а мы и не расспрашивали. Денег на жизнь вроде бы хватало. Как раз в год рождения сестры отец получил ордер на новую квартиру в заводском поселке. Он считал, что эту квартиру он заслужил, как участник войны, которую закончил капитаном с орденами и медалями . Я теперь так думаю, что рождение третьего ребенка повлияло на решение начальства выделить отцу более просторное жилье.
Так мы оказались в новом дворе. Сестру Ольгу вынянчила, конечно, наша бабушка Шура, приехавшая помочь дочери, да так и оставшаяся в нашей семье навсегда. Когда меня или брата просили посидеть с ребенком, пока мама была на работе, а бабушка по старинке с огромной корзиной уходила на речку и долго полоскала в ней белье, - мы с братом сажали Олю в песочницу и убегали по своим срочным делам до вечера, хоть потом нас за это и наказывали. Оля была очень симпатичной и послушной девочкой. Родственники называли ее некрасивой и страшненькой. Но это было не так. Она была по-своему красивая. Большие выпуклые карие глаза, прямой аккуратненький носик, вьющиеся волосы и очень добрый взгляд. Если хотите знать, то сейчас она похожа на женщину с картины "Неизвестная", художника, кажется, Крамского.
Прожив почти пятьдесят лет в другом, южном городе, я часто вижу свою Нерехту во сне. Наш двор, объединявший три двухэтажных дома представлял собой многофункциональный объект. Соседи, чтобы не замерзнуть зимой, все лето пилили березовые дрова, складывали их в поленницы. Что интересно, семьям, где была молодая девушка - невеста, неженатые парни без всяких денег, совершенно бесплатно рубили и пилили дрова, ну а если девушка была очень красивая, то приходили парни из других дворов и начиналась конкуренция: кто первый лучше и быстрее нарубит дрова и сложит из них ровненькую поленницу. Наверное, этот старинный обычай был у славянских племен, когда-то живших на берегах реки Нерехта. Поленницами был уставлен весь двор. Печки углем не топили, хватало дров, ведь березовый лес был под боком. Места во дворе хватало всем. Мы, как заведенные, играли то в лапту, то в "чижика", то в теннис и разные игры с мячом.
Осенью в лесах около Нерехты ходили толпы грибников взрослых и детей. Это было увлекательное занятие! Азарт захватывал - сыроежки не имели шансов попасть в корзину, а только лисички, подберезовики и подосиновики. Но если корзина была полна боровиками, можно было считать, что жизнь прожита не зря. Нерехтские грибы не надо было отваривать, боясь отравления. Их сразу жарили, а грибной аромат можно было просто нюхать и быть счастливыми. Это была бесподобная вкуснятина!
Нерехта дарила нам много радости и счастья. Летом купались в чистой глубокой реке. Зимой на ней же катались на коньках. А на стадионе на катке под громкую музыку и песни советских композиторов катался весь город. Я не очень хорошо стояла на коньках, все время падала, но ничуть не огорчалась. На катке были свои чемпионы, сейчас бы их назвали "крутыми ". Особенно здорово катался мой сосед Витек Одиноков. Он был очень маленького ростика. Когда-то, как рассказывала его мать, в тяжелых родах повредили Витьку позвоночник и он остановился в росте, выглядел ребенком. Он не был горбатым, но его тельце было как бы связанным, лопатки касались друг друга. Но Витек не робел, как нам казалось, не переживал по поводу своей хилости и неказистости. Вот этот Витек выделывал такие сложные фигуры на льду, красиво крутился, как волчок, и молнией скользил то вперед, то назад, вызывая восторг и зависть у всех, кто катался на катке. Вот это ВИТЕК! Витек имел много талантов. Видимо Бог дал ему взамен красивого тела ум и другие разные способности. Он был прекрасным чертежником, помогал своим одноклассникам, чертил чертежи и черной тушью спецпером подписывал. Мне он чертил чертежи особенно тщательно, это были не чертежи, а произведения искусства.
Помню, как Нерехта праздновала полет Юрия Алексеевича Гагарина. Это было что-то невообразимое. Все от мала до велика высыпали на улицы и без всяких команд и организаций двинулись в центр города выразить восторг, счастье и гордость за свою самую лучшую в мире страну. Тогда я сочинила свои первые стихи - "Поэму о звездном герое". Учительница русского языка сразу же выставила меня перед школьной линейкой и со слезами умиления заставила прочитать стихи. Коленки мои дрожали от страха, дыхание перехватывало от волнения, но я все-таки прочла. Сейчас я помню только начало:
- В Космосе Юрий Гагарин!
Это двадцатый век!
Космос покорился, знаем!
Покорил его СОВЕТСКИЙ человек!
Это был 1961 год. С тех пор пролетело уже пятьдесят лет. А тогда в далеком шестьдесят первом летом ко мне пришла моя первая любовь - Валера Бякин. Так его звали. Мне казалось, что это лучшее имя и фамилия, какие могут только быть на свете. Наша любовь была взаимной. Мой Бякин имел тогда велосипед. Это тогда был шик, все равно, если бы сейчас "Мерседес". Отец его работал маляром и считался человеком, который много зарабатывал, после основной работы красил стены и крыши частникам, халтурил, как бы сказали сегодня. Обои тогда никто не клеил, а красили все и все. По случаю, у одного фронтовика Валеркин отец купил немецкий трофейный велосипед. Велосипед был сделан из нержавейки, блестел, прямо сиял. Вот на этом велосипеде и катал меня Валера. Я была небольшого роста и хотела ездить сидя на багажнике, но Бякин подсаживал меня на раму, где было жестко и давило ноги. Ни разу он не позволил мне сесть на низкий, широкий багажник. На кочках велосипед подпрыгивал и мы как бы обнимались, вроде бы нечаянно. Это было неожиданно и весело. И я была в свои тринадцать лет довольна и счастлива. Бякин тоже. Он учился в 7 "Б", а я в 7 "А". В школе мы нежно переглядывались, но не подходили друг к другу. Вечерами мы сидели на лавочке, поджидая своей очереди на теннис, но не спешили вступить в игру, мы сидели рядышком, держась за руки. Их мы держали за спиной, чтобы никто не видел. Но все во дворе давно знали, что у нас любовь. Еще мы могли долго-долго глядеть в глаза друг другу. От избытка чувств сладостно кружилась голова. Хорошо, что Витек и в теннис играл лучше всех. Он обыгрывал всех подряд и очередь потихоньку редела и доходила до меня. Витек мне поддавался и я всегда выигрывала. Я чувствовала, что нравлюсь и Витьку, но я совсем не обращала на него никакого внимания. Ведь мой Бякин был просто красавец - высокий, стройный, умный. В этом же году во всех кинотеатрах нашего города состоялась премьера фильма "Человек-амфмбия". Залы были переполнены. Всех приводил в восторг благородный Ихтиандр. Мы сидели рядом с Бякиным, держась за руки. Рядом, только с другой стороны, сидел Витек. Он несомненно видел, что мы, как два голубка, сцепились руками. Когда на экране Ихтиандр, привязанный к цепи, оказался в беспомощном состоянии, Витек наклонился ко мне и шепотом спросил:
- Ты что, боишься?
И хотел взять меня за руку со своей стороны, но я выдернула руку, и почему-то не рассказала об этом Бякину.
А потом я рассталась и с Бякиным и с Витьком и с любимой Нерехтой. В 1962 году родители разменяли квартиру на квартиру в Миллерово аж в Ростовскую область. Новые одноклассники мне не понравились. Они насмехались над моим нерехтским говором. Мой говор резко отличался от местного - я ОКАЛА и растягивала слова. Город Миллерово находился рядом с Украиной, и здесь давно русская речь смешалась с украинской. Вместо твердой русской "Г" произносили мягко почти "Х". Меня дразнили:
- Гуси гогочут, город горит,
Всякая ГАДОСТЬ на "Г" говорит.
Или:
- Гришка – гад, гони гребенку, гниды голову грызут!
Мне бы посмеяться над этими словами, а я плакала и обижалась, это еще больше вдохновляло моих мучителей.
Я с гордо поднятой головой, упорно хвасталась своей Нерехтой, старинным и красивым городом, с широкой рекой, ведь Миллерово и в подметки не годился Нерехте - никакой реки здесь не было, леса тоже. Но это был Глас вопиющего в пустыне - никто не слышал ничего ни о Нерехте, какой-то Костромской области, городе моего детства с подвесными мостами и мосточками, с лесами и грибочками; с зеленым парком, с новыми садовыми дачами. Не слышал и слушать не хотел. Я хвасталась - какие там смелые мальчишки. Нерехтские мальчишки делали из медных трубочек самопалы. Трубочки спиливали на железнодорожной станции с новых тракторов, которые везли куда-то через станцию. Самопалы заряжались серными головками от простых спичек. В нерехтских магазинах наступил спичечный дефицит. Из форточек, на улице, на уроках в школе, - шла настоящая стрельба. В магазинах детям перестали продавать спички. Вот тогда–то мой брат и получил кличку "Порох". Отец наш был охотник. У него было ружье, патроны и порох. Брат для пробы набил вместо спичек в эту медную трубочку порох и раздался такой взрыв, что брату опалило и руки и лицо. Хорошо, хоть не оторвало руки, но кличка "Порох» прилипла к нему, все перестали его звать по имени.
- Порох, пошли на речку!
Брат не обижался. Боже мой! Как это все давно было?! Стерпится- слюбится. Уже давно я не растягиваю слова, говорю, как все. Теперь и Миллерово стал мне родным. Ведь в нем живет мой брат, мои дочки. Здесь прошла вся моя жизнь. Сама я из городской стала деревенской. Однажды, еще когда была жива бабушка Шура, а у меня уже было две дочки и муж -агроном, помочь выкопать картошку приехали из Миллерово мама и бабушка. Бабушка вдруг отвела меня за сарай и загадочно улыбаясь, рассказала, что прошлым летом приезжал в Миллерово из Нерехты Валера Бякин. Он работает дальнобойщиком, ехал из Нерехты то ли в Краснодар, то ли в Ростов, но сделал крюк. Бабушка сокрушалась, как он нашел наш дом и какой красивый парень стал. Узнав, что я замужем и есть двое детей, он не стал тревожить меня в счастливой жизни. Сердце мое сжалось и всю ночь я не могла уснуть. Еще один раз я плакала о Нерехте, когда бывшие соседи сообщили, что в возрасте 37 лет спился и умер в одиночестве Витек. Вся комната его была в рисунках - на рисунках мои портреты.
Брат Владимир и сейчас живет в Миллерово. Сестра Ольга во Львове, умерли наши родители, но мы стали еще ближе и родней! Ведь у нас общая родина - Нерехта.
У меня умер мой любимый муж, я теперь вдова, радуюсь четырем внукам. А где-то далеко, в городе моего детства, верю, живет Валерий Бякин, живет в лучшем, в таком необыкновенно русском городе Нерехте. Я завидую ему и говорю:
- Нерехта - любовь моя!