- Следующий! – крикнула парикмахер, когда кокетливая пенсионерка со свежей завивкой встала с кресла, взбивая коротенькие седые кудряшки.
В маленький зал с двумя креслами и одним столом для маникюра этой средней руки парикмахерской вошла женщина в сером пальто.
- Можно?
- Проходите, проходите, - кивнула устало парикмахер, делая небольшое хрипящее радио погромче.
Женщина неловко села в крутящееся кресло, расправив длинную шерстяную юбку.
- Как будем стричь? – спросила мастерица, глядя на ее жесткие отросшие волосы.
- Давайте покороче, сказала женщина неожиданно красивым голосом. Шею откройте, височки можно длинные, челку короткую, - она показывала руками, а парикмахер понимающе кивала.
- Все понятно. Челочку вверх ставите?
- Да, поднимаю.
- Хорошо, - и жестом фокусника укутала ее в шуршащее синее покрывало.
- Что-то у вас волосы такие усталые, - сказала она, перебирая в руках неопрятные тусклые пряди…
- Зима…- сказала клиентка. – Тут не только волосы устанут. Да и семья у меня большая – пятеро детей, внуки, знаете, до себя не доходят руки никак.
- Пятеро! – воскликнула молодая девушка, накручивающая полненькой блондинке волосы на мелкие бигуди. – И все от одного?
- А как же, - усмехнулась женщина, - от одного, любимого. Пятеро детей. И восемь абортов еще.
- Ого! – сказала ее парикмахер, щелкнув в воздухе ножницами. - А что ж так? – спросила она, слегка понизив голос.
- Да все мои грехи, все восемь,- воскликнула женщина, и ее глубокий густой голос, так удивительно не шедший к ее простому неухоженному лицу, даже зазвенел. – Он, Михаил-то мой, на меня полагался. А я такая – меня погладь, я уже и залетела. Так что все мои аборты – на моей совести.
- Ну, не знаю…- с сомнением протянула парикмахер, наклонив голову клиентки чуть набок. Весь пол уже был усыпан короткими прямыми волосами, и ножницы порхали в ее руках бабочкой.- У меня муж предохраняется, его ответственность. Восемь…все-таки…
- Ну так под наркозом же, - улыбнулась женщина, - я и не чувствовала ничего.
- Ну да, ну да. Под наркозом-то оно да…
- Я думаю, что богу так было нужно, - продолжила женщина. – Он ко мне благосклонен. Зато пятеро дочерей, прекрасных, знаете. Не обидел он меня.
- Все дочери? – спросила опять молоденькая девушка. – Надо же!
- Да, бабье царство у нас. Муж все сына хотел, конечно, но вот все четыре раза – девочки.
- Четыре?
- Да, две у меня близнецы. Тоже, знаете, до двадцать восьмой недели все мне многоводие ставили, с ним и на сохранение положили, а вышло – двойня.
- А УЗИ? – удивилась молоденькая.
- Так давно, наверное, было, - сказала та, что стригла клиентку, - да?
- Да, тогда не как сейчас, сразу на УЗИ отправлять – Лизе с Машей сейчас по двадцать четыре – тогда УЗИ делали уж только по медпоказаниям , ну или там по знакомству.
Так что вот только в тридцать недель узнала, что никакое это не многоводие, а двое.
Муж тогда обрадовался – говорит – ну точно – хоть один-то – точно сын. У нас тогда уже две было – старшая Настя и Ксюша. Муж сына хотел, да и я тоже. А вышло – две дочери. А говорили все- многоводие, многоводие.
- Да ну их, врачи эти вечно ничего не знают, - сказала сидевшая до этого молча девушка с расписными ногтями. – У меня подруге вот тоже – девять месяцев все твердили – мальчик, мальчик. Они уже все голубенькое купили, имя придумали. Ну и что – а родилась девочка. Чему они учатся там в своих институтах!
Клиентка и парикмахер переглянулись молча, встретившись в зеркале глазами, усмехнулись и парикмахер спросила:
- Ну и как муж, смирился, что все дочки?
- Ой, ну что вы! Он их обожает! Души не чаял и когда маленькие были, и потом, и сейчас. Он у меня вообще золотой. Мне, конечно, повезло… Не пьет, работящий, рукастый, все в дом, все в дом. Дачу знаете, какую построил! Что вы! И меня любит, вы поверите – до сих пор – как молодой. А нам ведь по пятьдесят лет уже, мы с ним одногодки.
Молодая мастерица глянула на нее недоверчиво, продолжая накручивать свою клиентку.
- Повезло, - сказала парикмахер, придирчиво глядя на затылок. – Вам такую длину оставить? – и поднесла зеркало.
- Можно еще короче, - сказала женщина. – Я, знаете, однажды даже налысо побрилась.
- Да вы что! - воскликнула молоденькая, с длинной ухоженной гривой волос.
- Да это давно еще было, - рассмеялась женщина, - что-то нашло на меня, еще жара такая была – я раз – и побрилась. Ой, как муж меня ругааал!
- Я представляю, - подала голос маникюрша.
- Да ничего, к осени у меня уже была модная экстравагантная стрижка, - усмехнулась женщина. Дочка даже завидовала старшая – ей тогда десять было. Да, завидовала…
Вы не смотрите, что я такая затрапезная хожу – это просто зима – я два месяца в больнице пролежала, не до красоты – а вышла – муж, дети.
- Так дети ж взрослые уже, нет?
- Взрослые, старшей тридцать два, второй тридцать, они с нами не живут, А близнецы с нами, только институт закончили, работать начали, еще ни семьи, ни дома своего. Ну и младшая с нами, Асенька.
- А младшей сколько?
- Двенадцать.
- Какая вы молодец – так поздно родили!
- Последняя попытка была сына родить. Уж очень муж хотел. Ну вот и… А вышло опять не по его.
- Расстроился?
- Да нет, ничего. – женщина рассмеялась. – Говорю же, он у меня чудесный. Меня всю жизнь на руках носит, пылинки сдувает, с дочками всегда нянчился… Никогда никуда – всегда с нами. Мне, говорит, дороже вас и дома ничего нет. Квартиру большую купил, и там все-все сам сделал. Работал, конечно, на износ, но зато у нас дом- полная чаша. И дочери-помощницы. А старшие вон – сыновей родили, внуков ему. Он же у меня детей любит. А тут - мальчики. Он не нарадуется.
- А аборты делать разрешал? – встряла опять маникюрша.
- Говорю же – мои грехи, - нахмурилась женщина. - Муж тут ни при чем.
- Ой, да они всегда ни при чем, - вздохнула вторая клиентка, которой накручивали последние бигуди.
Женщины замолчали. Из хрюкающего радио доносилось – Крошка моя, я по тебе скучаю…
- Вот поверите – мы друг по другу до сих пор скучаем. Он в командировку уедет – я по дому хожу, места себе не нахожу, словно пусто все. Мне без него пусто.
- С пятью детьми… - буркнула почти неслышно маникюрша, подпиливая придирчиво свой безупречный ноготь.
- Дети – это дети. А муж – это муж. Мне без него – не жить. И ему без меня. Я в больнице лежала – он каждый день приходил, а то и по два раза. До работы и после. Усталый, а приходил, сидел, за руку меня держал, гладил и говорил – ты уж, Надя, давай, выздоравливай, я без тебя пропаду. Каждый день. Тридцать три года женаты. А вот так вот – скучаем. Знаете, он задерживается – я от окна отойти не могу – все смотрю, выглядываю его машину. Если его не станет, я наверное, не переживу. – голос ее дрогнул, и она часто-часто заморгала, прогоняя слезы.
- Ну, что вы, что вы! – воскликнула парикмахер, - что за мысли! Не надо вам этих мыслей! Живите себе да радуйтесь, зачем про плохое думать! Вон я вас сейчас достригу – вы совсем будете как девочка, мужу на радость. Вон , смотрите, какая у вас шейка – молодая, вот я тут побольше убрала, видите, у вас и скулы заиграли, вон как благородно! Да муж от вас оторваться сегодня не сможет! Смотрите, какая вы теперь раскрасавица!
Парикмахер смахнула большой кисточкой лишние волосы, подняла вверх короткую задорную челку и сняла с клиентки синее длинное покрывало.
Женщина повертела головой из стороны в сторону, потрогала волосы и удовлетворенно сказала :
- Ну спасибо! Уж я думала – из моей пакли ничего путного уже не выйдет!
- Ну, это вы еще пакли не видели! –рассмеялась парикмахер, принимая деньги.
- Спасибо, - сказала женщина, надевая пальто. – В следующий раз снова к вам приду – хорошо вы меня постригли.
- Приходите, - улыбнулась парикмахер, - и дочек приводите.
-До свидания, - женщина улыбнулась и вышла.
-Да…- протянула молоденькая парикмахер.- Вот же бывает как.
- Не говори, - ответила парикмахер, наливая себе сока из пакета, - вот есть же счастливые женщины. Видно, что мужа любит – вон у нее голос аж дрожал. И муж ее , наверное… А так , посмотришь – ничего особенного же ведь.
- А восемь абортов? – сказала маникюрша.
- Знаешь, Зоя, всяко в жизни бывает. Мало ли что…
- Бывают же мужья – каждый день в больницу приезжал, да, Наташ.
- Не говори…А мой…
Она махнула рукой и крикнула:
- Следующий!
Женщина в сером пальто шла по улице, поглядывая на себя в витрины. Иногда она проводила рукой по волосам и улыбалась от щекотных мягких уколов коротких волос. Ей тоже казалось, что она помолодела. Особенно сейчас, когда весеннее солнце вышло из-за серых бегущих облаков.
Она дошла до своего дома, последний раз глянула на себя , отраженную в тонированном стекле соседской машины и вошла в подъезд.
Пройдя в квартиру, она разделась и легла на диван.
Большая белая кошка прыгнула ей на грудь и стала тереться.
- Асенька моя, девочка, ты соскучилась по маме?- рассмеялась женщина, запуская пальцы в ее мягкую шелковую шерсть.
Кошка мяукнула, и из кухни прибежали еще четыре кошки, прыгнули на диван, сели на кресло – рыжая, черная, еще одна белая и полосатая.
- Ох вы же мои красавицы, - сказала женщина, - мои сладкие деточки, ну , Настя, Ксюша, идите сюда, дайте я вас поглажу.
Потом она встала и пошла ставить чайник. В маленькой своей прихожей она остановилась перед зеркалом, посмотрела на себя еще раз , улыбнулась и подумала, что в следующий раз пойдет в парикмахерскую на соседней улице - там, говорят, тоже стригут неплохо и недорого берут.
Пять разноцветных кошек терлись о ее ноги.