Абрикосовые стены, голубые дали... Что создает настроение, что его удерживает? Кто-то создал настроение четыре тысячи лет назад, и оно живет до сих пор и вдохновляет. Кто-то другой создал его четыре секунды назад и уже увлечен другой радостью или другим горем.... Есть настроение, которое превращается в настрой, а этот настрой создает города и страны, эпосы и симфонии, создает судьбы и историю.
Армен был уверен, что все именно так и происходит. Конечно, все в руках Божьих, но Бог ведь действует через людей. А что могут люди сделать без эмоций?... Армен любил этот город и полагал, что достаточно первого толчка правильного настроения и город возродится. Мне трудно судить, что он имел в виду, так как не мог представить расцвет этого маленького города времен заката Советского Союза. Наверное, дело просто в его счастливом детстве, не более... В его любви к Капану была какая-то горечь, иногда переходящая в сарказм по поводу настоящего «царства посредственности» в городе, как он выражался. Его переживания были так искренны, что можно было подумать, что раньше здесь жили одни гении или одни праведники, что здесь была Флоренция или Венеция... Так или иначе, он говорил, что открыл Артей для первого толчка, где почему-то должны были собраться местные мечтатели, Дон Кихоты и набраться душевных сил и идей для создания другого Капана, города искусства и мысли, веселого, но праведного.
В далеком, сонном, провинциальном городке его слова звучали очень странно. Прислушайтесь сами: “Вот говорят – из одного атома можно вывести целую Вселенную. Возьмем не атом, возьмем целый город - Капан. Почему бы не увидеть в нем святость Израиля, мощь Ниагары, интеллект Оксфорда, космополитизм Нью-Йорка, романтику Парижа?..». Бессмысленно было с ним спорить, он верил и мог представить все, о чем говорил. Но есть ли в этом смысл кроме тренировки его и без того неплохо развитого воображения?
В начале кафе он хотел назвать «La boheme», помните песню Шарля Азнавура, вдохновившего тысячи и миллионы людей? Но потом передумал, к богеме у Армена было двоякое отношение. Точно так же, как он восхищался умением артистов, музыкантов, художников создавать образы и настроение, ровно так же презирал их за неправедный образ жизни. Он боялся, что богемское название создаст не самые лучшие ожидания и ассоциации с кафе. Название Артей была хорошая находка, и суть передает и созвучие с Орфеем, имеющим отношение к музыке и искусству.
Кафе находился в удивительно подходящем для себя месте: на тихой тенистой улочке вдоль горной речки Вачаган, превращенной внутри города в изящную цепочку живописных каскадов. Через речку от кафе находились школа, с веселой и юной энергией детства, и церковь, с ее умиротворением. Вечерами улочка перед кафе, кажется, она называлась улица Чаренца, превращалась в любимое место прогулок влюбленных парочек и умудренных стариков. Нежный, бархатный звук каскадов речушки приглушал слова. Тайны влюбленных больше никому не доставались, собственно, мудрость стариков тоже.
- Почему не здесь родился Шекспир, или хотя бы Гарсия Маркес? – часто вопрос Армена был адреован непонятно кому. - Как Бог выбирает места, где рождать гениев? Как записать в Его «лист ожидания» кого-нибудь из этого города?
Я думал над тем, не гордыня ли говорит в Армене? Зачем нужны в этом тихом, спокойном месте гении? Разве для счастья большинства людей этого города нужны гении? Может быть лучше иметь скромных, трудолюбивых профессионалов, кто будет создавать что-то нужное и полезное? Я не сразу стал делиться своими сомнениями с Арменом, не хотелось нарушать таинственного очарования его проекта, опускать его на землю. Гораздо позже я узнал, что у Армена был ответ на мой вопрос, если бы я тогда его задал – давно замечено, что после успешных выступлений футбольных команд производительность и качество труда болельщиков существенно растет. А гений один собой заменяет целую футбольную команду, причем на многие века.
Мы как-то сидели вместе с Арменом в Артее и смотрели фильм с Пьером Ришаром. Фильм не очень старый, а вот Ришар уже не молод. И вот, его герой в минуту сильной ностальгии по пройденной молодости, по неосуществленным романтическим мечтам, начинает петь «La boheme», точнее просто произносит слова как стихотворение, но делает это так искренне и пронзительно, что кажется, что поет... Я смотрел на Армена и понимал, что у него все тоже самое, только вместо минуты ностальгии - дни и месяцы. Может быть он сейчас смотрит на это «пение» Ришара и понимает, что не зря изначально пришло в голову название «La boheme»... или думает о том, почему Ришар не родился в Капане и не сидит с нами сейчас в Артее. Конечно, я на самом деле не знал, о чем думал Армен, спрашивать его об этом тоже не стал... Но, он без сомнения был переполнен эмоциями.
Я заметил, что желание приобщить Капан к миру, как место рождения знаменитостей, было не только у Армена. Многие утверждали, что здесь родился французский президент, но не могли прийти к согласию, то ли это был Шарль де Голль, то ли Франсуа Миттеран. Якобы родители президента владели здешними медными рудниками в начале двадцатого века и здесь родился их сын. Я посмотрел в Интернете биографии и Де Голля, и Миттерана, никаких упоминаний о Капане... Я думаю, что если бы этот миф был бы правдой, то уже в городе стоял бы бюст президента и была бы куча французских туристов и городов-побратимов. Но французы действительно владели рудниками, от французов осталось «merci», которое употребляется здесь не реже того же слова на армянском. А еще, не знаю миф это или реальность, но говорят, что «ля» - слово, которое на местном диалекте повторяется чуть ли не через каждое слово, тоже осталось от французов. Я не так силен в лингвистике, но на первый слух, тебе может действительно показаться, что слышишь французскую речь.
Капан с верху похож на упавший в перекресток ущелий самолет, и жизнь в Капане тоже похожа на прерванный полет, на замороженный страх. «Падение самолета» было, видимо, не очень катастрофическим, почти все остались живы. Самые активные уехали и пытаются не вспоминать о жизни здесь, оставшиеся едят, спят, ходят, но как будто в фильме, который крутят в пять раз медленней оригинальной скорости.
Через несколько месяцев, когда после многочисленных встреч наши отношения с Арменом стали достаточно доверительными, он стал рассказывать мне о своих снах. Честно говоря, я сомневался, что это именно сны, они уж были слишком логичны и целостны. Их можно было бы называть «снами на яву», игрой воображения. Это была целая цепочка таких «снов», их объединяла общность религиозного сюжета – Иисус в обличии современного человека приезжает в Армению на «инспекцию». Было ясно, что Армен много думает и переживает на эти темы и получает ответ, или от своего подсознания, или от высших сил, или то и другое одновременно.
Первое видение Армена было достаточно красочным. На фоне библейской горы Арарат и оранжевого заката солнца - орлиный силуэт огромного воздушного лайнера, который собирается совершить посадку в международном аэропорту «Звартноц». И эта живописная картина сопровождается беседой библейского Авраама с Господом, когда тот направляется в сторону Содома... Найдет ли Господь достаточно праведных в Армении, чтобы ее не постигла участь Содома?
Во втором отрывке сна милый и интересный молодой человек, в опрятном джинсовом костюме, стоит в очереди на паспортный контроль в том же Звартноце. У него мягкий, но уверенный взгляд, длинные, волнистые волосы. Я спросил у Армена, откуда он взял, что это именно Иисус? Он ответил неуверенно: «Я так хочу, я так чувствую,... иногда мне кажется, что это Иисус, а иногда, что это ангел Господа... Потом я вижу, как он едет в гостиницу в такси мимо проституток и казино, мимо милых семей с детьми и церквей...»
Все было в перемешку в речах Армена – гении и праведники, религия и искусство, рудники и богема... Там внутри него все это кипело и создавало огромное давление, и выходило наружу как фонтан. Наверное, на это надо смотреть с какого то расстояния,.. чтобы понять