Артей Пролог

Джон Прист
Рецензируя мой первую повесть, старый студенческий друг дал мне несколько полезных советов – пиши о том, что знаешь, и пиши просто о сложных вещах, а не наоборот. И еще он посоветовал не увлекаться недосказанностью. Очень немногим удается внятно и полно рассказать о своих чувствах, желаниях и жизни. От того ли, что мы неумелы в языке, или потому, что сама наша жизнь невнятная и недосказанная?  Два желания управляют затворками нашей души – желание, чтобы правильно понимали наши мысли и поступки, и желание оградить наш хрупкий внутренний мир от злых ветров. Только самым мудрым удается найти правильное соотношение этих двух желаний.

Советы старого друга были очень кстати, моя бурная фантазия, найдя отдушину в писательстве, стала презрительно фыркать на все пять чувств и мнить себя самодостаточной. Какое-то время я боролся со своими писательскими страхами – если описывать события и людей слишком правдиво, то завтра мои герои узнают себя и возмутятся, что на самом деле все было не так, как я пиши. Решение пришло как-то само собой. 

По делам международной организации, где я работал, мне приходилось часто бывать в Капане, в маленьком городе на юго-востоке Армении. Как-то сразу обратил внимание на уютное кафе в центре со странным названием – «Артей». Вскоре познакомился и с хозяином кафе – его звали Армен, сороколетний мужчина, сносно говорящий на английском. Мы стали довольно тесно общаться, в основном на темы искусства и религии. Я узнал, что Артей – это от английского «Art-tea», то есть «Чайная искусств», достаточно смелая идея для маленького провинциального города. В последний мой приезд на двери кафе висела табличка – «Закрыто. Продается». Я нашел Армена, и мы долго беседовали. Точнее, он открыл кафе для нас двоих на несколько дней... Его история показалась мне очень интересной и у меня возникла идея романа. К моему удивлению, Армен предложил не менять, его имя в романе, и в то же время дал мне карт-бланш на смешивание реалий и вымысла по моему усмотрению. Имена других героев он посоветовал все-таки поменять.

Армен был очень откровенен со мной. Он считал, что открытость одна из условий существования в человеке того, что он называл «жизнь». Я возражал и приводил примеры многих отшельников, которые жили богатой и активной внутренней жизнью. Армен не видел в этом противоречия. Так или иначе, я мог получать от него без особого труда реальные события, мысли, эмоции и превращать это в свой текст ромаа.

О чем же получилась эта история? Наверное, о том, как рождается и умирает надежда, и о том, что она обязательно воскреснет.