С годами становишься сентиментальным. Никто не знает отчего это происходит, но, ты вдруг, замечаешь, что котята милые, и пение птиц нарушает твоё равновесие, и душа устремляется в небо. Собственно, ты впервые замечаешь, что она у тебя есть -- душа. И даже, порой сидя в тени сада мучительно пытаешься вспомнить лицо матери -- она ведь должна была быть, но, убедившись в тщетности своих попыток, на глаза наворачиваются слёзы.
Порой она наворачиваются и тогда, когда отрезаешь голову очередному барану. Нет, мне не жалко этих баранов, мне жалко себя, за то, что сам я такой же баран, и кто-то готовит нож и на меня. Придёт и мой срок, я выполню полностью свою миссию, и уже стану не нужен. Мало того, я тану опасен, ибо я свидетель, ведь я палач.
Или только орудие палачей?
Что, собственно, не важно, ибо закончив дело, орудие уничтожают.
От этого я их сначала ненавидел: за то, что они бараны; за то, что трусливо поверили словам, и сдались на милость тем от кого милости ждать глупо; за то, что теперь мне их приходиться резать, ибо такова воля Эмира; за то, что я теперь тот, кто я есть.
Как я им стал?
Я то же поверил словам. Мне сказали что это угодно Ему, это почётная миссия, которая не всякому доверяется, но я достоин… Мне сказали, что нужно очистить мир от скверны… Но мы и есть та самая скверна! Вот что я понял с годами. И стал ненавидеть всех.
Меня то же ненавидят. Все. Ибо я с лёгкостью отрежу голову любому, будет на то воля Эмира. Эмир крут, и непредсказуем. Он то же ненавидит всех. И больше всех ненавидит меня – своё орудие, ведь он меня боится.
Почему?
Наверное потому, что я уже не боюсь ничего.
-- Мусса, тебя ждут – произнёс привычную фразу Саид.
Он такой же Саид как я Мусса, такой же баран без роду и племени, но так здесь принято, и все мы Муссы. Али, Саиды, Махмуды, что так же верно, как ночь называть днём.
-- Эмир сегодня будет с женщиной, сделай всё красиво, и он тебя щедро наградит.
Хорошей наградой для меня было бы горло самого Саида. Хитрый лис многих верных слуг Эмира уничтожил моими руками, и сейчас является самой тенью Его. Они не были виновны, но Эмир подозрителен. Он конечно когда-нибудь захочет стереть и Тень, мне остаётся только ждать.
Саид знает о моём желании, и надеется уничтожить меня раньше. Глупец. Зачем? Чтобы умереть на день позже? Я ведь только орудие и для него моя смерть ничего не меняет. Он, глупец, боится неизбежного, и по глупости своей незаметно его приближает.
Наши взгляды встретились. Саид был так же твёрд, он только не знал того, что знаю я.
-- Выйди вон. Я скоро буду.
-- Не забывайся, раб! И поторопись.
-- Все мы рабы Всевышнего, а я никогда не прихожу поздно. Ты моли Бога, чтобы я не пришёл слишком рано.
В его глазах сверкнула ненависть и страх. Он развернулся и вышел не поклонившись. Зря он презирает палача, пресмыкаясь перед сильными. Глупый баран, мняший себя всесильным, чем ниже ты клонишь голову к ногам Эмира, тем ему легче её раздавить.
-- Ты услышишь мои шаги – бросил я ему вдогонку.
Он вздрогнул и повернулся, во взгляде читалось проклятие мне и всему моему роду. Но где тот род? И был ли он у меня когда то?
-- Я понял тебя, Мусса. И постараюсь услышать их до того, как ты ко мне приблизишься – ответил он склонившись ниже принятого.
…………………………………………………………………………………….
Тёмный зал -- каменный мешок без окон, амфитаетр смерти и символ безумия властелина мумий. Ибо все мы здесь мумии – плоть без желаний, стремлений и сомнений. Зал освещался одними факелами, отчего приобретал ещё более зловещий вид с дощатым помостом и ложей Эмира, в которой сидел он сам с небольшой свитой. Возле него сидела красивая совсем юная женщина, из тех, что ищут любви Эмира любя его богатство и власть. Она напускает на себя надменный и царственный вид, что у неё получается комично.
Да, и всегда смешно, когда овца сидит на троне. Это представление устроено ради неё, и она ещё не знает, что её ждёт. А сейчас ластится как кошка к Эмиру, что-то говорит, есть фрукты, пьёт напитки, Эмир же учтив и сладок, но в глазах нет даже похоти. Она появится потом.
Среди свиты за спиной я увидел и вездесущую Тень – Сида. Порой случается, что нашими поступками руководит наша тень, заставляя шарахаться в сторону, и совершать безумные поступки.
Бу-у-у-м-м-м!
Раздался звук невидимого колокола, протяжное эха пробежало над древними сводами, и словно растворилось в камне.
Я вышел из-за ширмы и все повернулись ко мне. Мой выход ознаменовал начало действа, теперь всё и все подчинены одному ритуалу. Смолкли разговоры, все замерли, дабы не нарушать тишину шуршанием своих одеяний, в наступившей тишине мне было слышно дыхание жертв, немые всхлипывания, молитвы, просьбы, проклятия, и плачь, бывших здесь до меня, со мной, и тех, кто придёт после. Но слышал только я, ибо зрители были глухи, и почти слепы, ибо видели лишь внешнюю сторону, не понимая глубины сути происходящего.
На помост ввели обнажённую, с распущенными волосами бывшею женщину Эмира, теперь уже бывшую. Кому она не угодила, ему или Тени, не суть, она была жертвенная овца, а я жрец. Только то и всего. Обведя глазами присутствующих, я увидел хищный блеск в глазах новой пассии, плохо скрытое торжество, и затаённый страх. Что ж, кошка готовилась занять освобождающееся место.
Я уже говорил, что отрезаю головы, для этого у меня был огромный, тяжёлый тесак изогнутой формы с утолщением на конце, острый, как бритва, с внутренней стороны, и с обратной стороны заточенный под топор. Когда я его взял в руки, женщина уже стояла на коленях со связанными за спиной руками, хоть этого можно было и не делать, она была парализована страхом, и, казалось не чувствовала моего присутствия. Задрав её голову, я заглянул ей в глаза, чего никогда не делал, не потому, что боялся взгляда своих жертв, просто не считал их живыми существами ещё до того, как голова отделялась от тела. В её глазах застыл стеклянный ужас.
Неужели ужас и есть высшее проявление человеческого? Как то не хотелось об этом думать, и я быстро сделал круговой надрез. Пока узкая острая часть вспарывала кожу, широкая резала мышцы, сухожилья, вены, хрящи, кровь с булькающим хрипом толчками покидала бьющееся в конвульсиях тело. Голова отделилась от тела и держалась на открывшихся позвонках, короткий удар, и тело с глухим стуком упало на помост.
Я держал её на уровне груди на вытянутой руке. Теперь взгляд пассии застыл живым ужасом, и глаза в глаза встретился с ужасом мёртвым, она увидела свою судьбу – любовь Эмира стоила жизни.
…………………………………………………………………………………
Время странная субстанция, если не отсчитывать бесконечные минуты, часы, месяцы и года, то создаётся впечатление, что ты живёшь вечно.
-- Мусса, тебя ждут. Эмир хочет тебя щедро наградить – произнёс неизвестный мне до селе слуга Эмира.
Я дождался своего часа. Сегодня я сотру Тень, а с нею и себя, ибо если на тебя падает тень Эмира, то ты не становишься частью Его, ты становишься частью тени.