Когда я впервые приехал в Коктебель, передо мной открылись голые, разноцветные в солнечных лучах холмы, фантастические скалы и море. Пляж целиком состоял из драгоценной гальки, которую намывало из, не изрубленных еще в ту пору, драгоценных жил Кара –Дага. Еще жива была Марья Степановна – Жена Максимилиана Волошина, радушная и приветливая хозяйка для всех кто любил стихи, или написал хотя бы одно хорошее стихотворение. По безлюдной набережной, которую и набережной-то назвать было сложно, чинно разгуливали, как фламинго, писатели и художники с большими сердоликовыми агатами на шеях. Они просто подбирали понравившийся камень – распиливали его у местного мастера и, обнаружив бесценную красоту, немедленно водружали ее на шею в качестве амулета. Позади дома Волошина простирался огромный заросший парк с редкими домиками писателей. Был поселок - несколько дач, где будущие гении читали свои стихи, и, реже, прозу. На пляже, или по вечерам на набережной можно было встретить любого великого человека, и даже познакомиться, поговорить с ним, если было о чем сказать.
Потом появились Голубой залив и Крымское приморье. Но и отдыхавшие в них, постепенно приобщались к прекрасному искусству Поэзии, Живописи, Музыки. Большинство из них увозили в душе маленький сверкающий образ, нигде больше не существовавшего мира.
Теперь набережной не видно. Как и моря. Пляж засыпан щебенкой. Все загромождено ларьками с грудами абсолютно бессмысленных товаров, радостно раскупаемых приезжими папуасами. Да еще ресторанами, где успешные граждане могут набить желудки дурной пищей и неважным вином. В киоске бабища с призовыми грудями в треть ее собственного веса, чье идеальное размещение было бы у шеста, привольно печет чебуреки со странноватой начинкой.
Почти вся растительность вырублена. Повсюду с бешеной скоростью носятся иномарки. На бывших улочках возвышаются виллы, замки, магазины, уродливые постройки. И строительство продолжается. Скоро не будет клочка земли, где не стояло бы какое-нибудь бетонное чудище. Прямо на пляже радуют глаз впечатляющие хоромы, застраивается подножье древнего вулкана Кара-Дага. Дома творчества Писателей нет. В украинской его половине на месте вырубленных деревьев бетонные глыбы со всеми мыслимыми удобствами, бассейн, да забытый фонтан, возле которого когда-то со мной познакомилась юная Анна Никитична Михалкова. В другой половине те же ларьки, вход свободный, Можно бесцельно слоняться, крыть матюгом, хлебать пиво, где-нибудь в углу помочиться.
В общем - захудалый турецкий курорт. Что сотрясает нервную систему это присутствие невероятного количества преуспевающего быдла, погруженных в себя «отдыхающих», которым и ехать никуда было не нужно – настолько они поглощены сами собой. Можно представить, как ежеминутно переворачивается в могиле Максимилиан Волошин, слыша, после Цветаевой, перед собственным домом прыщавого хлыща из «Братства антихристов», декламирующего стихи о собственной дефекации. И аплодисменты.
Вот, ведь, как повернулось. Пора, милые, о творчестве забыть. Здесь царствуют гривны – разноцветные конфетные обертки. И стройки. Настроено столько, что Собянину сотней бульдозеров не снести. Демократия.
Единственное, помимо старого фонтана, человеческое место – справа от, украсившего себя колоннами, административного домика: кафе Арт – богема. Там в первой половине дня можно посидеть в одиночестве, выпить из особого чайничка травяного чайку, съесть чего-нибудь вкусненького – не отравишься. Сидишь себе, рядом проигрыватель еле слышно играет «Кафе Делмар», нет ни хамов, ни хозяев жизни – это не их. Такой, своего рода – коктебельский »заповедник».
Одного не понимают те, кто решил заработать на Коктебеле. Люди едут за мифом - тем Коктебелем, который когда-то был. А приезжают в Коктебель, которого нет. Отметятся, как собаки, и на Кипр.