Бессонница

Игнат Ильич Беспризорнов вот уже несколько дней как не может нормально уснуть. Навестила его подруга-бессонница, и как бы он ей ни сопротивлялся, как бы ни проклинал ее, безобразницу такую, а ничего поделать не мог. Попал в ее сети, и все тут. С возрастом это что ли пришло, не понять. Только и делаешь, что полночи в потолок смотришь, а под утро вздремнешь немного, как уже вставать пора да за руль. Работал Игнат в колхозе, молоко возил в райцентр. За весь день только и думаешь, как бы где вздремнуть, а домой вернешься, приляжешь, и хоть бы хны. Не хочется спать и все. Да даже не в том дело, что не хочется, оно, конечно, хочется, и сам понимаешь, что спать надо, эдак недолго и здоровье подпортить, а не получается уснуть и все, хоть волком вой. В эти бессонные ночи Игнат частенько раздумывал о жизни, как жил, как живет, как предстоит жить. Каждый раз вспоминается что-то из прошлого и обязательно не хорошее. Мысли большущим комом лезут в голову, с трудом перевариваясь. И потому Игнат частенько срывался, бранил самого себя, свою жизнь и нахалку-бессонницу, что всего его извела.
Этой ночью Игнат снова не мог уснуть, переворачиваясь с боку на бок. Жена лежала рядом, отвернувшись к стене и слегка посапывала.
- Ты гляди-ка, зараза, что делается. Нда, так и дураком стать недолго. Ну и дела, - Игнат с отчаяньем вздохнул. – Ох, кошкин ты хвост.
Посмотрел на жену.
- Зин? Ты спишь? – та тихонько посапывала. – Зин? Ну ты чего, спишь что ли? – слегка толкнул ее локтем. Жена проснулась.
- Что случилось? – повернулась она к нему. – Ты чего?
- Ты спала что ли?
- Чего?
- Разбудил, говорю, что ли?
- Представь себе, - женщина потерла глаза и слегка зевнула. – А ты чего не спишь?
- Поспишь тут с тобой. Храпишь, как паровоз.
- Ну, начинается. Сам уснуть не может, и все кругом виноваты, - Зинаида снова отвернулась к стене.
- Вот ведь что делается-то, а, и ни в одном глазу сна нет. Эх.
Жена молчала.
- Зин?
- Ну чего тебе?
- Как думаешь, может, воды напиться, глядишь, усну?
- Чай ты не икаешь.
- Может, поможет.
- Овечек считай.
- Каких овечек?
- Наших в сарае.
- Чего? – Игнат не понял шутки.
- Представь, будто они через плетень прыгают. И считай по одной. Говорят, помогает.
- Она тебе овца что, лошадь что ли, через плетень-то прыгать? Хех, - Игнат мотнул головой. – Вот ляпнет не подумавши. Ты хоть подумай, прежде чем сказать. Людей-то не смеши. Овцы через плетень. Ты где овец таких видела? Хех, удумала.
Зинаида повернулась к мужу и посмотрела на него, как обычно смотрят на дурачков.
- Ты как Ванька с соседней улицы?
- Чего?
- Чего-чего. Ничего, - Зинаида приподнялась. – Тебе трудно представить что ли? Посчитай овец и уснешь. Люди просто так говорить не будут.
- Кто же это интересно такое говорит?
- Любка говорила, она в каком-то журнале вычитала.
- Любка и не такого наплетет, только уши развесь.
- Ты сестру не трогай. Ему, как лучше, помочь хотят, нет, он еще, воробей, ерепениться будет, - Зинка отвернулась обратно к стене. – Поступай, как знаешь, а меня не буди больше.
Игнат почесал затылок, посмотрел на ходики, вздохнул. Уснешь тут, пожалуй. Он еще раз глянул на жену и, укрывшись одеялом, закрыл глаза. Неужто эти овцы и правда чем помогут? Он даже улыбнулся, но все же представил себе, как они прыгают через плетень, и принялся их считать. Несколько раз он сбивался и, скрипя зубами, начинал заново. Но вдруг, на седьмом десятке уже, под окном раздалось противное мяуканье, и его тут же подхватило несколько громких и столь же противных кошачьих голосов. Игнат даже вздрогнул от неожиданности.
- Тьфу ты, мать вашу, - приподнял он голову. – Распелись тут.
Кошки по-прежнему орали противно под окном, звонко растягивая голосистую глотку.
- Вот окаянные.
Жена тихонько зевнула в подушку и полусонным голосом произнесла:
- Свадьбу, наверное, играют.
- Кто?
- У кошек, говорю, свадьба, наверное.
- Я им сейчас такую свадьбу поросятам устрою. Вот возьму кочергу, выйду, одного другого огрею под хвост. Будут знать, как орать под окнами.
Кошки по-прежнему пели.
- Нет, ну это невозможно, - Игнат встал с кровати, открыл окно и, что есть дури, свистнул, четырехлапые разбежались кто куда. – Это, поди, Егоровых глотку рвал. Этот полосатик тот еще. Небось, под своими окнами не орут. Вот я его завтра сапогом поглажу…
- Ложись уж, спи, надоел уже.
- Вставать пора, а ты ложись, уснешь тут с вами. – Игнат покружился по комнате, посмотрел по сторонам, чем бы себя занять. – Напишу-ка я, пожалуй, Федору письмецо. Может, поможет чем, совет какой даст.
- Какой совет?
- Как от бессонницы избавиться. Ведь изведет она меня всего. Он все-таки как-никак врач.
- Стоматолог.
- Стюматолог, - передразнил он жену. - А стоматолог что, не врач что ли?
- Ой, поступай, как знаешь. Как старый дед, ей богу, ворчишь и ворчишь.
- Я на тебя посмотрел бы, если бы ты вторую неделю не поспала.
- Ну чем он тебе Федор-то поможет? То не писал, не писал, а как петух клюнул, так сразу брата вспомнил.
- Вот ты, я не знаю, прям, что с тобой делать-то. Если я не пишу, это не значит, что я о нем не думаю, - Игнат присел за стол, включил ночник и принялся что-то искать глазами. – Ты ручку не видела?
- Карандаш возьми.
- И карандаша нигде нет. Ничего нет. Как всегда: не надо, весь стол ручками усыпан, как возьмешься письмо написать, ни ручки, ни листа.
- Ну все, забубнил.
Игнат отправился к дочери в комнату (та сейчас в городе в институте) и вернулся радостный с тетрадью и ручкой.
- В нашу больницу давно бы сходил.
- И что председателю скажу? Не отпустите ли меня, Сергей Андреевич, в больничку скататься, а то, мол, бессонница замучила. Может, и ничего серьезного нет. А я людей баламутить просто так буду. Может, всего-то таблеточку какую надо. Как я людям в глаза потом смотреть буду. Нате, дожили, Игнат Ильич, на старости лет, уснуть уже не можешь.
- Вот так всегда у вас у бестолковых и бывает. Сначала ерепенитесь, а как помирать начнете, то врача им сразу подавай.
- Тьфу ты! – Игнат даже слегка приподнялся со стула. – Да я что тебе, помирать что ли собрался. Ну, все скажешь, ей богу, прям. Ну тебя!
Зинаида промолчала и отвернулась к стене. Игнат уселся поудобнее и принялся писать письмо:
«Здорово будешь, брат! Как у вас там в Горьком жизнь продвигается? Ничего? У нас тоже ничего. Ничегошеньки. Все по-прежнему. Все хорошо вроде бы. Посевная началась. Ни свет ни заря, как мы уже в поле. А вечером еще в Дивеево молоко вожу. Без дела не сидим, так сказать. Оксанке передавай от нас с Зинкой по привету. Моя-то, Валентина, к вам не заходит? Заходить будет, ты ее там от меня поругай, мол, почему отцу с матерью не пишет, чай волнуются. Мы ей тут посылку давеча собирали, отправили, а дошла или нет, не знаем. Учится она хорошо, это я знаю, не переживаю даже, она у нас всегда страсть как к знаниям тянулась. Мы-то с матерью свой век доживем как-нибудь у себя здесь, а ей свет белый увидеть надо. Но ты ее, Федор, все равно поругай, не дело это отцу с матерью не писать. Она, конечно, уже скоро приедет, летом-то, но все равно, черкнуть пару строчек же можно, мол, все хорошо, люблю, скучаю…» Игнат посмотрел на жену.
- Ну-у, засопела.
Почесал ручкой затылок, призадумался немного и принялся писать дальше:
«У меня ведь, брат, вот ведь какая штука произошла. И писать даже как-то неловко. Представляешь, уснуть не могу. Вот ведь как. Бессонница, зараза эдакая, замучила. Я с ней окаянной скоро с ума сойду. Уже дней десять, как уснуть не могу. Я же ведь тоже не железный. Весь день в поле, устаю, как собака, а домой придешь, приляжешь, и хоть бы хны. Ладно бы там совесть мучила или еще чего, никого не обманывал сроду, ни копейки не украл, все честь по чести с законом, а уснуть не могу. Моя тут сегодня отчудила. Овец, говорит, считай, как через плетень прыгают. Ну, баба есть баба, мозгов, как у курицы, только кудахтать и могут. Слушай, Федор, помоги, а? Ты все-таки как-никак человек образованный, с дипломом, должен же знать, как от нее поросятины избавиться. Может, таблетки какие купить, не знаю, прям? Ты, брат, смотри сам, если у нас здесь эти лекарства есть, то напиши названья ихни. А если нету, то купи у себя в городе и вышли. Вот ведь, никогда не думал, что бессонницей мучиться буду. А ты, Федор, чего к нам не едешь, чего не навещаешь? Давненько, брат, не заглядывал уже. Так что этим летом давайте с Оксанкой приезжайте, погостите немного, никуда город не денется, не пропадет без вас. Отдохнете хоть немного от этой суеты. Мы с тобою с утреца на прудик сходим, рыбки половим, ну а вечером и пригубить немного можно. Приезжайте, приезжайте. Моя все тоже спрашивает, чего, мол, не едут. Так что, давайте к нам. Хоть душою немного отдохнете. А Васька ваш осенью, как из армии придет, тут уж мы к вам нагрянем. А то уж я забыл, как ты у меня выглядишь. Отца с матерью навестим. Я тем летом матери крест поменял, старый он у нее был, прогнил весь, у отца ничего, держится еще. Оградку им новую поставил... Так что, давайте, Федор, приезжайте. Скучаю по вам. Ну, не буду прощаться. Пишу, как обычно пишут все. Жду ответа, как соловей лета».
Игнат улыбнулся и сложил листок. Посмотрел снова на ходики. Накинул старенькую фуфайку и вышел на крыльцо. Достал папиросину, закурил. Уже рассветало. Весеннее утро отдавало приятной прохладой. Игнат улыбнулся и вдохнул в себя воздух:
- Боже, хорошо-то как. Как же хорошо.


Антон  Лукин.