Ирочка

               

Она была подростком пятидесятых. Её серые глаза искрились верой в Партию, и Ленина, и в то, что они указывают путь, и что жизнь её будет сказкой, вот только надо… «Учиться, учиться и учиться». Ирочка жевала травинку, ощущая её вкус, как только ощущают в детстве, и играла с подружками в классики. У этой девочки были неимоверно роскошные вьющиеся волосы, в отличие от её двух старших сестёр, которых Бог такой роскошью не наградил. Мама Маруся заплетала Ирише косу потуже, и всё равно её с трудом можно было обхватить ладонями. Ну, а уж если эти волосы распускались, то, как говорила соседка: «У Ирки волосы на весь Киев…».
– Ой, больно! – пищала Иришка, когда мама пыталась совладать с копной её непослушных волос. Ни рьяное расчёсывание, ни даже применение хозяйственного мыла не могли испортить это природное великолепие.
Вот такой тринадцатилетней нимфой с «волосами на весь Киев» впервые увидел Ирочку молодой подающий надежды пианист Александр Глиг. Он остановился на время гастролей в пристройке к их дому по просьбе директора завода, на котором работал главным бухгалтером отец Ириши. Глиг засмотрелся на девочку, поймав себя на мысли, что такой хорошенькой ещё не встречал. Ириша, перехватив заинтересованный взгляд, поздоровалась и тут же, забыв о новом соседе, продолжила прыгать в классики, запищав, что подруга Женька мухлюет. Александр, смахнув тонкими нервными пальцами длинную косую чёлку с лица, ещё чуток полюбовавшись девочкой, отправился, куда направлялся…
– Ирка, а чего этот дядька на тебя так смотрел долго, ты заметила? – вдруг спросила подруга Женька.
– А, так это пианист, он у нас в пристройке будет жить на время гастролей…
– Видела, какие у него чёрные глазищи, а волосы какие длинные, прямо на глаза?
– Ага. В пристройку вчера и рояль завезли, родители заходили уже послушать, как он играет. Мама говорит, что музыкант этот Глиг очень хороший, как Ван Клиберн, а когда играет, то волосы всё время назад откидывает и глаза закрывает. Вечером нас всех пригласили на его домашнее выступление, даже директор завода будет. День Победы вместе решили праздновать. Наверное, конфеты будут, я уже не могу дождаться вечера…
– Вот везёт тебе Ирка, как бы я сейчас съела десять «Пчёлок» за секунду.
– Да хоть бы одну, – девочки мечтательно притихли, представляя во рту эту самую конфету «Пчёлка». Надо заметить, что военные и послевоенные годы, на которые пришлось детство Ирочки, не изобиловали продуктами, и самодельные конфеты «Пчёлка», сваренные из сахара с молоком советскими предпринимателями, были верхом желания детей из бедных семей. Конечно, как и во все времена, были и обеспеченные семьи. Многие смогли нажиться на военной неразберихе. Примером тому была соседская семья Кальман, отец которых, будучи инкассатором, умудрился утаить мешок денег в сорок четвёртом, сумел ситуацию обставить так, что придраться к нему никто не мог, хоть все и знали правду. Так вот Ирочку, вечно недоедавшую, худенькую, но воспитанную девочку из интеллигентной семьи, иногда приглашали в дом Кальманов и угощали обедом, чтобы вызвать аппетит у пухлой Ирочкиной одногодки Розочки.
– Роза, посмотри, как хорошо ест Ирочка, вот хорошая девочка, за это получит «Пчёлку»! – и Роза тоже заталкивала в себя, уже не лезущую в горло котлетку, потому что за компанию! О, как же Ирочка любила такие обеды! Ведь в их доме мясные блюда были редкостью. В родительском доме бытовал вермишелевый суп с луковой поджаркой, но и ему девочка была рада, мечтая о добавке…
Лишь после войны в пятилетнем возрасте Ирочка впервые в жизни в гостях попробовала конфеты – сахарное драже произвело на неё неизгладимое впечатление! Мама многодетной семьи, Мария Семёновна, целыми днями изобретала обеды и ужины да одёжку своим девочкам. Муж её, Людвиг Михайлович, был мужчина видный. У него даже имелся белый льняной костюм, необходимый для представительности – всё-таки главбух завода! Правда, честный до умопомрачения… Впрочем, это его от повальных репрессий всё равно не уберегло. Даже за польское имя он на год попал в жернова тогдашней репрессивной системы. После издевательских допросов он вернулся инвалидом: с отбитыми почками и перенесший первый инфаркт. Но об этом упоминать больше не будем – пока жизнь Ирочки не омрачена этим трагическим событием, и она играет в классики, мечтая о вечернем походе в гости, где будет угощение.
Вечером у Глига собрались гости. Он вдохновенно играл классику. Подавали вкусности. Ирочка обалдело запихивала в рот конфету за конфетой, пока мама не осадила её строгим жестом… Затем, раззнакомившись, слегка подвыпившая компания взрослых захотела похвастать выступлениями своих чад. Одного мальца поставили на табурет прочесть стишок, но тот расплакался, смутившись перед чужой аудиторией… Затем под аккомпанемент Глига сын директора завода (совершенно без слуха!) затянул очень популярную в те годы песню «Я встретил девушку, полумесяцем бровь, на щёчке родинка, а в глазах любовь,..» Глиг, поморщившись, предложил и другим присутствующим деткам подключиться к исполнению… В импровизированном детском хоре особо выделялся тоненький голосок Ирочки. Пианист заметил про себя, что у девочки, помимо прекрасной внешности, ещё и идеальный слух…
Впоследствии Глиг неоднократно советовал Марии Семёновне, что Ирине непременно надо учиться музыке, что с её идеальным слухом и тонкими пальцами она может успешно заниматься на фортепиано… Но, вся проблема была в том, что фортепиано купить было не за что, хоть и казалось со стороны, что семья Ирочки не из бедных, но это впечатление было лишь искусственно поддерживаемо гордой семьёй.
Во время салюта в честь Дня Победы Ирочка заплакала и стала прикрывать уши ладошками. Салют напоминал ей бомбёжки, от которых семья пряталась в погребе. Это была ненадёжная защита, многие соседи были погребены прямым попаданием снарядов в погреба. Так как трёхлетняя девочка не могла поспевать маленькими ножками за всеми – её вечно тащили за собой, как тряпичную куклу, и колени после этого были содраны до крови…
Одно из самых страшных воспоминаний Ирочки о войне – гибель группы юношей и девушек, которые копали траншею, смеялись и шутили… После попадания в них снаряда, всё, что осталось от молодёжи – кишки на высоковольтных проводах…
Увидев, что девочка испугалась салюта, стоявший рядом Глиг вдруг непроизвольно погладил её по голове… Как бы не хотелось проводить аналогию с героем Набоковской «Лолиты», но Глиг испытал нечто такое восторженное в душе и теле, прикоснувшись к роскошным волосам малышки, что даже поспешил удалиться от неё…
В восемнадцатилетнем возрасте Ирина случайно услышала из соседней комнаты разговор своей матери с соседкой о том, что Александр Глик застрелился!
– А ведь этот красавчик пианист из-за твоей Ирки застрелился! Хоть и записку оставил о том, чтоб никого не обвиняли, но в конце ж приписал: «С мыслью о ней…» – наверное об Ирке, да и многие так думают, не слепые люди, – предположила соседка.
– Возможно и так… Ведь было очевидно, что он маялся из-за моей младшенькой. Я и сама часто замечала, как он часами мог наблюдать за ней и взгляд свой влюблённый скрыть не мог. Мне его даже жалко порой было – взгляд такой преданный, как бы собачий… Но я же как мать понимала, что даже заикнуться он не мог ни о чём в этом плане. Я всячески препятствовала их пересечению. Помнишь, Вера, когда он приехал последний раз, то я ж попросила директора завода, чтоб его у кого-то другого на квартире разместили?
– Да кто ж тебя-то обвиняет, Маня? Все знают о порядочности вашей семьи. И Ирку твою никто не обвиняет – она просто дитя непонятливое… Да и всем ясно, что ничего и не могло быть. Тем более, говаривали, что Глиг какое-то время жил из жалости с женщиной, намного старше себя, которую из петли вытащил, когда та собиралась покончить с собой, и что в итоге она в «дурку» угодила.
Конечно, Ирина, годам только к шестнадцати стала замечать этот влюблённый взгляд тридцатилетнего пианиста. Но, как говаривала соседская баба Мотя: «Дытына Ирка у Вас, Марусю, хоч и дылда, нэ розумиеться на хлопцях! Вон Нахрапов к ней „клинья подбиваеть“, а она иржоть тока!»
Да, одноклассник Нахрапов изо всех сил «подбивал клинья», но Ирина только хохотала над его притязаниями, да так разозлила Нахрапова, что тот в итоге подговорил мальчишек бросать в неё песком, когда однажды дети купались на пруду. Мальчишки распалились и, не останавливаясь, метали в девочку грязью. Ирина никак не могла выйти из воды… С ней даже случилась истерика, пока случайно не подоспела ж эта самая баба Мотя и не разогнала пацанов…
Вот и сейчас вспоминались Ире те моменты жизни, когда Глиг возникал на её пути, как подолгу смотрел на неё, словно она была для него единственным объектом во Вселенной. Как она даже начала смущаться этого взгляда, и отводить глаза при встрече. Но никогда Александр Глиг так и не заговорил с Ириной, он лишь только часами любовался ею и словно сох от бессильной своей любви. И почему-то было Ирине очень не по себе потом всю жизнь, когда она вспоминала о Глиге, словно и впрямь была в чём-то виновата…
Тогда не могла понять восемнадцатилетняя девушка поступка тридцатитрёхлетнего пианиста… Ведь в молодости не особо задумываешься о том, что жизнь одноразовая… А ещё кажется, от свежести ощущений открытия житейских истин, что ты особенный, и в какой-то момент даже начинает мнится, что послан в жизнь с какой-то особой миссией и вот-вот суть её откроется перед тобой! Но с годами тает надежда на особое предначертание судьбы и открывается реальность, ошеломляя необратимостью истечения бытия…
– Мама, как ты думаешь, неужели этот Глиг застрелился и правда из-за любви ко мне? – вдруг спросила свою пожилую мать Ирина в день, когда ей исполнилось тридцать три года.
– Возможно, дочка, многое на то указывало… Когда он последний раз приезжал в Киев, то тебе было уже восемнадцать. Он, когда увидел как ты расцвела, побледнел прямо, даже папа ему воды поднёс. Окончательно, мне кажется, тогда он и сошёл с ума от своего чувства неразделённого и безысходности ситуации. Он же человек интеллигентный был, понимал, что не может быть и речи в нашей семье о его намерениях, если бы он их и озвучил. Вроде со мной о чём-то хотел поговорить, пришёл с цветами, но как я сразу отказала в жилье, то совсем замкнулся, словно понял, что не может ни на что претендовать. А, единственное, что сказал мне напоследок, что жаль, Мария Семёновна, что Вы Ирину музыке не обучали, как я Вам советовал, всё-таки у неё идеальный слух. Знакомые потом рассказывали, что Глиг концерт отменил и уехал сразу. Но ты не переживай, ты ни капли ни в чём не виновата. Думаю, что у Глига были проблемы с психикой, это же очевидно – такой красивый мужчина и со своей жизнью так не совладал, а мог же и нормальную семью создать… У тебя замечательные муж и дочка, не стоит забивать свою голову такими грустными мыслями.