***
Царь Рурары – Ярорг – держал в руках послание. Оно пришло из Резавы, одной из дозорных крепостей, стоящих на границе с Норгией. Содержание его было тревожным и даже пугающим. Норгия вновь вторглась в Рурару. Но не это было страшным. Нороги и раньше нападали, но при этом всякий раз терпели тяжелые поражения. Но не теперь. Теперь что-то изменилось. На Могвайских полях дружины меченосцев, служивших надежной защитой от норогов, впервые разбиты. Возможно это всего лишь какая-то досадная оплошность, ошибка, которую уже исправили. А возможно… Что будет, если такая большая, имеющая исключительное значение крепость как Резава вдруг падет? Это, конечно же, невероятная мысль. Но все же?.. Тогда дорога, во всяком случае, местами, вглубь Рурары, где никаких крепостей нет, и никогда не было, будет открыта для норогов. Нет, этого не может быть! Просто не может быть!
Но вскоре такая же тревожная весть пришла и из Балфы. И там союзное войско балфов и его меченосцев также разбито, но уже таймогами. Хотя им наверняка помогали все те же нороги. Балфы умоляют о помощи. Яроргу стало ясно: это не ошибка. Нороги неспроста победили на Могвайских полях. Он не хотел в это верить, но это так: Рурара в опасности. И она нуждается в помощи. Впервые не она должна защищать и спасать, а ее саму надо спасать. И как можно быстрее. В этот же день Ярорг отправил во все страны «Круга шести» гонцов с призывами о скорейшей помощи. Из всех воинов «Круга шести» после рурар наиболее сильны и многочисленны – мирнийцы. Но Мирния далека. Гонцы, посланные туда, не скоро достигнут ее. Что уж говорить о еще более дальних островах Каоса! В ближайшее время помощи можно ждать лишь от чор и горцев орлаков. Однако дружины орлаков слишком малочисленны. И хотя каждый их воин и стоит двоих – они не смогут оказать существенной поддержки. А вот почему медлят чоры? Почему Кимойла не спешит им на выручку? Чего ждет? Ведь не может же он не знать о том, что происходит – Резава находится не так и далеко от Чоры. Неужели она сама подверглась нападению? Тогда почему же чоры, как и балфы, не просят о помощи?..
***
Рурары, чоры и балфы были братскими народами. Об этом, прежде всего, напоминала схожесть их языков. Хотя при этом чорский язык, в отличие от балфского, имел намного меньше сходства с рурарским языком. Но в тоже время он, как и балфский, был лишен той притягательности и силы, которые были присущи рурарскому языку, и которые всегда служили рурарам надежной защитой. Что наделяло рурарский язык этими необыкновенными качествами, почему их не было ни у чорского, ни у балфского языков никто не смог бы сказать. Даже ведающие, которые знали о многом. Как бы там ни было, рурары никогда не забывали своего родства, защищая, если в том была необходимость, и чор и балфов. Они, находясь под покровительством Рурары, чувствовали себя в безопасности, даже, несмотря на то, что им время от времени досаждали степняки-таймоги. Но стоило появиться рурарским воинам, как те тотчас же исчезали. Но что самое главное – Рурара была заступницей от норогов. За все время своего правления царь Чоры Кимойла не слышал, чтобы они и близко подходили к ее границам. Хотя почему-то при этом нороги и нападали на саму Рурару.
Обо всем этом Кимойла помнил и был благодарен рурарам за их заботу о Чоре. Но сейчас после неожиданных известий о поражении рурар на Могвайских полях и в Балфе, еще вчера не мысливший себя без Рурары, без союза с ней, Кимойла уже не был столь непоколебим в своих убеждениях. Эти поражения не могли быть случайностью и означали только одно: враг настолько силен, что непобедимые прежде рурары уже дважды разбиты. Многие из приближенных Кимойлы, в том числе и его сын Лейдал, требовали немедленно отправиться на помощь рурарам. Но Кимойла вот уже десятый день откладывал принятие какого-либо решения. Однако он должен его принять и как можно скорее. Все это время он мучительно думал. Думал о своем выборе, который в конечном итоге будет означать выбор всей Чоры. Выбор был невелик. Либо Чора останется верна «Кругу шести» и придет на помощь Рураре, либо она остаётся в стороне от всего происходящего. Третьего быть не могло. О том, что Чора должна будет обязательно выступить против Рурары на стороне более сильной в данный момент Норгии, Кимойла даже и не думал. Ни один из чор никогда и ни за что не будет сражаться с рурарами. Но сейчас Чоре не следует ссориться и с норогами. Кимойла был уверен, что им нужна лишь Рурара, – их постоянные нападения на нее убеждали его в этом. А раз так, то Чора вполне может уцелеть, но только при условии, что не будет сражаться с норогами. И все же: стоит ли порывать с Рурарой? Верное решение могло быть только одно. Что делать? Все ждут от него, что он вот-вот отправит дружины на помощь рурарам. Но он не знает, что сейчас происходит в Рураре. Что ждет там его воинов? Что ждет всю Чору? Пока она в безопасности, но времени на раздумья остается все меньше и меньше. Если бы он мог предвидеть! Что же делать?..
Тяжелая дверь внезапно распахнулась, и в покои Кимойлы стремительно вошел высокий молодой воин в серебристой кольчуге с двумя нагрудными пластинами с изображениями вставших на дыбы лошадей. На его широких плечах был синий, богато украшенный узорами плащ. В руках он держал уже развернутый свиток-послание.
– Я только что получил от рурарского гонца еще одно известие. Вот оно, – воин протянул Кимойле свиток. – Резава и еще две дозорные крепости пали.
– Когда оно пришло? – переспросил Кимойла, беря его.
– Говорю же – только что. Я шел к тебе и встретил гонца у самых твоих дверей, – нетерпеливо разъяснил воин.
Послание было коротким: рурары просили о помощи и сообщали о своем тяжелом положении. Три из двадцати четырёх дозорных крепостей, стоящих на границе с Норгией, уже захвачены. Из еще пяти крепостей нет никаких известий. И это только за несколько дней с начала вторжения.
«Да. Положение рурар иначе как тяжелым и не назовешь» – думал про себя Кимойла. Это известие развеяло все его сомнения. Теперь он точно знал, как следует поступить.
– Чего мы ждем, отец? Почему до сих пор сидим на месте? – горячо спросил воин.
– Лейдал. Сын. Послушай, что я тебе скажу. И постарайся меня понять. Хорошо?
– Что ты мне хочешь сказать?
– Рурары уже проиграли два сражения, а может быть и больше…
– Я это знаю. Но почему мы не идем им на помощь? – нетерпеливо перебил Лейдал.
– Не перебивай меня. Дай мне договорить, и ты все поймешь, – как можно спокойней сказал Кимойла. И продолжил. – Рурары уже дважды разбиты. Их дозорные крепости не могут устоять.
– Я понимаю, отец. Мы должны спешить, ина…
– Нет! Ты ничего не понимаешь! – выкрикнул Кимойла, так, что сын тут же осекся. – Ты ничего не понимаешь. Рурары разбиты и это не может быть случайностью. Что, по-твоему, это значит?
Лейдал молчал, не понимая, что хочет сказать отец.
– Это значит, что нороги сильны. Сильны настолько, что рурары – рурары, никогда не знавшие поражений – не могут их остановить.
– Что ты хочешь мне этим сказать, отец? – все еще не понимая, спросил Лейдал.
– Сын. Ты уже совсем взрослый. Я даже не успел оглянуться, а ты стал настоящим мужчиной. Скоро ты займешь мое место. Ты должен научиться принимать ответственные решения. И чувства здесь плохие помощники. От тебя будет зависеть судьба Чоры, судьба всего твоего народа.
– Да о чем мы говорим, отец? Сейчас не время для наставлений.
– Нет! Именно сейчас для них самое время. Именно сейчас. Разве я только что не говорил тебе, что чувства плохие советчики? Твой разум должен оставаться холодным. Тогда ты сможешь принять верное решение. …Ты говоришь, что мы должны спешить на помощь рурарам. А я говорю – наши дружины никуда не пойдут.
– Что?! Мы бросим рурар в беде?! – лицо юноши вспыхнуло гневом.
– Я понимаю твое возмущение, Лейдал. Но пойми и ты. Ничего хорошего для нас из того, что мы сейчас ввяжемся в эту драку между рурарами и норогами, не будет.
– Неужели мы останемся в стороне, и будем молча наблюдать, как гибнут рурары, которые, между прочим, всегда защищали нас? Или ты забыл об этом?
– Я все прекрасно помню. Но ведь и Чора тоже защищала Рурару. Не забывай, что большая часть Рурары находится за нашими землями, и ей ничего не угрожало с нашей стороны.
– Но рурары никогда не прятались за нашими спинами. Если бы не они, нам пришлось бы в одиночку противостоять и норогам и таймогам.
– Уверяю тебя, Чора справилась бы и сама.
– Может и так. Но кто знает, какой ценой нам бы это далось. А в союзе с Рурарой Чора была в безопасности.
– Вот именно – была. Теперь все изменилось. Теперь этот союз угрожает нам опасностью. Рураре возможно уже не спастись. Так стоит ли и Чоре гибнуть вместе с ней? Ты этой судьбы хочешь для нее?
– Судьбы Чоры и Рурары всегда были едины.
– Значит, пришла пора разъединяться.
– Это предательство, отец!
– Это спасение, сын! Я лишь хочу спасти свой народ.
– Наше спасение – быть до конца с рурарами. Они и балфы наши братья по крови. Или ты думаешь, что нороги об этом забудут? А как быть с тем, что для каждого из нас рурарский язык такой же родной, как и наш собственный, и многие свободно на нем говорят? Нороги и это забудут?
– Нет. Но мы забудем рурарский язык. Ради нашего же спасения нам придется его забыть. Мы убедим норогов, что мы для них неопасны.
– Я даже не хочу слышать того, что ты говоришь. Это всё обман, отец. Ты пытаешься обмануть себя и всех нас. Возможно, кто-то из чор и способен с легкостью забыть рурарский язык. Возможно, даже, что и норогов удастся убедить, что мы для них не угроза, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Но они не простят нам того, что Чора была вместе с рурарами в одном союзе против них.
– Простят. Потому что мы добровольно примем их сторону. И не поднимем на них меча.
– Только не я! Ты говорил, что я должен научиться принимать ответственные решения. Так вот: я принимаю такое решение. Сегодня же, сейчас же я спрошу свою дружину только об одном: кто из них готов последовать за мной защищать Рурару. Это мой выбор.
– Безумец! Вы все там погибнете!
– Пусть так. Но это лучше, чем тот позор, который ты мне предлагаешь.
– Ты никуда не поедешь! Я запрещаю тебе! Слышишь!
– Ты ничего не можешь мне запретить.
– Ты мой наследник. Трон Чоры принадлежит тебе. Сын, одумайся!
– Я не желаю править предателями и трусами. Я не хочу быть одним из них. И вот что еще, отец: раз уж ты называешь эту войну дракой, то это драка не между рурарами и норогами. Это драка между теми, кто хочет быть и остаться свободными и теми, кто эту свободу хочет у них отнять. Чорам не быть свободными при норогах. Прощай, отец. Думаю, мы уже больше никогда не увидимся.
– Стой! Я запрещаю тебе! Прошу тебя, не делай этого. Я ведь стараюсь спасти всех нас. Только и всего. Не уходи, Лейдал.
Кимойла слезно умолял сына остаться, но тот твердым шагом уходил прочь. Их уже ничто не связывало. Общей осталась лишь Родина – Чора. Но ее будущее они видели разным. Оба они были уверены, что поступают правильно. И свою правду им предстояло отстаивать не только на словах. Теперь, если они и встретятся, то только как враги. Этот разрыв отца с сыном будет только началом большого и невиданного раскола между всеми чорами. Узнав о намерениях своего царя, кто-то из них вслед за дружиной Лейдала, горячо поддержавшей его, уйдут биться за Рурару, без которой они не представляли своей жизни. Большинство же других останутся и безропотно примут власть норогов. Однако через некоторое время очень многие из них также отправятся в Рурару. Там, на ее бескрайних равнинах еще недавно бывшие едиными чоры скрестят между собой мечи, одни покоряя Рурару, другие – защищая ее.
***
Казалось бы, все шло как нельзя лучше. Рурары до сих пор не оправились от потрясений первых поражений. Они хотя всюду и оказывали яростное сопротивление, тем не менее, не могли сдерживать натиска перерожденных. Рурарские слабо укрепленные крепости не могли служить им надежной защитой, а потому рурары вынуждены были принимать открытый бой перед ними, каждый из которых они неизменно проигрывали. И все же лорд Карог, проезжая по полям сражений, усеянных телами воинов-теней и рурар, все больше сомневался в скором и неизбежном падении Рурары, как об этом, вторя повелителю, говорили многие из норогов, в том числе и Лагоб. Тот, в отличие от лорда, был полон веры, что ее дни сочтены. На первый взгляд на это указывало все. Рурары отступали. Черные воины по-прежнему, хотя и не в таких больших количествах, как в первые дни, захватывали пленных. Силы рурар таяли день ото дня. Балфы, теснимые таймогами, вряд ли смогут прийти им на помощь. Скорее наоборот, они сами нуждаются в ней. А тут еще чоры преподнесли неожиданный подарок. Чора – одна из верных союзниц Рурары, на захват которой повелитель уже намеревался отправить под началом псов значительное войско перерожденных, – вдруг предает ее, заявляя, как это передал через своих послов правитель Чоры, о «своем мире к Норгии и невмешательстве в ее спор с Рурарой». Хотя о доверии к чорам, конечно же, не могло быть и речи, ведь они, наверняка, говорят на рурарском языке не хуже самих рурар. Лорд не знал об истинных причинах, заставивших чор переметнуться на сторону повелителя, но догадывался о них. Вероятно они, узнав о неожиданных и испугавших их поражениях рурар, решили таким образом спастись самим. На что они рассчитывали, идя на такой шаг, – на то, что повелителю будет не до них, или же и вправду верили, что эта война дело лишь Норгии и Рурары – сказать было трудно. Но лорд точно знал одно: чорам не удастся остаться в стороне от этого, как они выразились, «спора между норогами и рурарами». Повелитель не упустит такую возможность пополнить ряды своих слепых слуг. Теперь уже за счет чор. Что до других союзников рурар, то они, видимо, еще не скоро смогут поддержать их. Так что Рураре приходится пока защищаться самой. Норгия же, напротив, может бросить против рурар несметное число перерожденных. Сами нороги, в том числе и черные воины, чаще всего принимали участие в битвах лишь в самом их конце, добивая разрозненные остатки рурар.
Но лорд обращал внимание на то, что многие или просто не замечали, или считали это неважным. Он видел, что рурар среди погибших все так же меньше, чем слепых слуг повелителя. А их стойкости и самоотверженности можно было только удивляться. Даже видя, что они уже обречены, рурары все равно бились до последнего. Да и перерожденные не оставляли им иного выбора. Но и в тех случаях, когда рурары казалось бы, могли выжить, сложив оружие, – они никогда этого не делали. Лорду приходилось наблюдать как горстка рурар, окруженных черными воинами, не взирая ни на что, продолжали упорно сражаться. Пленных рурарских воинов было мало. Среди тех, кого все же удавалось пленить были в основном раненые. Они попросту не могли отбиться. Все это говорило об одном: рурары не собираются сдаваться, и самые жестокие и трудные схватки еще только впереди. Это не могло не тревожить. Но большинство норогов, воодушевленных и опьяненных победами, безоговорочно верили в полный и очень скорый разгром Рурары, чем делали дурные предчувствия лорда еще более тягостными. Он отлично понимал, к чему может привести недооценка врага, и по-прежнему считал эту войну безнадежной и опасной для империи, даже несмотря на все достигнутые успехи. Но заставить сейчас повелителя уйти из Рурары не смогла бы никакая сила. Отговорить его от продолжения похода и убедить повернуть назад не удалось бы даже тем тысячевоинам, которые пользовались у него огромным признанием. Да и тех среди них, кто также как и лорд сомневались в победоносном исходе этой войны, после столь впечатляющих успехов новых воинов повелителя, сильно поубавилось. Осознавая это, лорд отбросил даже мысль о самом разговоре с повелителем. Тем более что вскоре после битвы на Могвайских полях он получил от него новое поручение.
***
Привычный мир, казавшийся непоколебимым, устойчивым и сильным, способным выдержать любые невзгоды и бедствия, какими бы тяжелыми они ни были, рушился прямо на глазах. Все это оказалось настолько неожиданным, все эти события развивались настолько быстро, что Яроргу они иногда представлялись просто страшным сном, который должен вскоре оборваться, принеся облегчение. Но ничего не менялось. Любой ночной кошмар мерк в сравнении с тем, что происходило в действительности, казался сущим пустяком, не заслуживающим ни малейшего внимания. Реальность и в самом деле с каждым днем становилась все более пугающей. Почти половина дозорных крепостей или уже пали, или вот-вот падут. А ведь они были единственной серьезной преградой на пути норогов. Дальше находились уже беззащитные селения. Первое сообщение об их победе на Могвайских полях Ярорг воспринял хоть и с тревогой, но все же, как досадное недоразумение. Нороги постоянно вторгались в Рурару и постоянно уходили ни с чем. Но только после того, как из Балфы пришла весть о поражении и там меченосцев, стало ясно, как он ошибался. Это не было недоразумением. На этот раз нороги хорошо подготовились к своему нападению. И явно были уверены в своих силах, иначе не стали бы вторгаться вместе с таймогами и в Балфу. Что позволило им разбить меченосцев, от которых они до этого всегда бежали? Чем эти нороги отличаются от прежних? Один из предводящих – Милхаш, возглавлявший крепость Резаву, в своем срочном послании к нему называет норогских воинов «неистовыми». Может быть, благодаря им нороги одерживают теперь свои победы? Если это так, то кто они? Может быть какие-нибудь неизвестные воины, с которыми рурарам никогда прежде не приходилось сталкиваться? В чем заключается их особенность? Что позволяет им добиваться успеха? И самое главное – как им можно противостоять? Им ничего не было известно об этих неистовых воинах. Эта неизвестность порождала чувство беспомощности, и еще больше усиливала страх от нависшей угрозы, перед которой Рурара неожиданно оказалась совершенно одна. Хотя, казалось бы, такого не должно было быть. И все же помощи в ближайшее время ждать пока не от кого. Каос и Мирния слишком далеки, чтоб Рурара могла сейчас рассчитывать на их поддержку. Даже орлаки и те, вопреки его ожиданиям, до сих пор не объявились. Едва ли не половина Балфы уже в руках у таймогов. По леденящим душу слухам таймоги меняют головы балфов, и не только воинов, на своих щитах чуть ли не каждый день – так много погибших и пленённых. Балфы в ужасе. Пока балфские воины хоть как-то пытаются сопротивляться таймогам, остальные бегут в Рурару, ища здесь спасения. Но надолго ли Рурара сможет служить им надежным пристанищем? Ведь она сама находится под ударом и пока ничем не может на него ответить. Но особенно поразившим его в эти тяжелые дни стало известие о том, что Чора не собирается идти Рураре на выручку. Та самая Чора, которая всегда пользовалась ее защитой и от норогов, и от таймогов. Ярорг долго не мог в это поверить. И не поверил бы, если б это ему сказал кто-то другой, а не Лейдал, сын Кимойлы, который, нарушив волю отца, все же прибыл со своей небольшой дружиной сражаться за Рурару. Ему было стыдно, когда он говорил об этом. Ярорг видел, что Лейдал тяжело переживает и сожалеет об отступничестве своего отца и всей Чоры. Но он ни в чем не винил и не укорял его, как не мог винить и укорять всех остальных чор и самого Кимойлу, который наивно полагал, что, порвав с Рурарой, сможет таким образом уберечься от норогов. Что ж, если Чора не желает помогать Рураре, решив, что так она спасет себя, – это ее право. Рурара всегда уважала мнение других народов и никогда никого не принуждала быть вместе с собой. Наоборот, все просились под ее крыло, и даже такое сильное царство как Мирния пожелало союза с ней. А защищать Чору и Балфу Рурара и вовсе считала своим долгом. И вот теперь, когда она сама так отчаянно нуждается в помощи, никто не может ей ее оказать. Рурара вынуждена в одиночку справляться со всеми своими внезапными бедами.
***
После ошеломляющей победы на Могвайских полях и последовавших за ней таких же невероятных успехов, решено было отправить значительные силы перерожденных и в Чору. Это было предложение всевоина Флайга. Он, сам прекрасно понимавший, как важно для быстрой и полной победы над Рурарой не только завоевывать ее саму, но и лишить ее союзников, сумел убедить в этом и повелителя. Балфу уже можно не опасаться. Но вот Чора… Она вполне может нанести внезапный удар, который хотя и вряд ли способен будет исправить опасное для рурар положение, но который все-таки значительно сможет его облегчить, дав им необходимую передышку. Ведь его пришлось бы отражать, теряя при этом время и все тех же перерожденных. Повелитель согласился с ним лишь после двухдневных раздумий. Он не желал ослаблять натиска на рурар, но устоять перед соблазном, что в Чоре возможно будет пополнить войско перерожденных, в то время как сейчас ближайшим местом, где это еще можно сделать, является Пьола, не мог.
Для похода на Чору все уже было готово, как вдруг стало известно о приезде чорских послов. Через них правитель Чоры заверял повелителя в своем мирном отношении к Норгии. В стане повелителя это известие вызвало бурю восторга и ликования. Еще бы! Чора сама приползла к ним на коленях и умоляет о мире. «Круг шести» разваливается. Скоро и остальные, видя гибель Рурары, вслед за Чорой запросят о пощаде. Но если чоры рассчитывают на то, что им не придется участвовать в битвах между Норгией и Рурарой, они глубоко заблуждаются. Поход на Чору не отменяется. Просто его цели меняются. В захвате Чоры теперь не было надобности. Но подчинить ее империи было все же крайне необходимо. Этот ответственный поход возлагался на всевоина Флайга. Сам повелитель возвращался в Норгию, откуда вскоре должен был вернуться со своими новыми слепыми слугами и потом уже отправиться в Чору. За это время всевоин обязан был сделать все возможное для закрепления там власти Норгии, чтоб по прибытии туда повелителя уже ничто не могло помешать перевоплотить чор в еще одних перерожденных.
Принимая во внимание всю важность порученного ему задания, всевоин Флайг во главе двух тысячесил черных воинов и небольшого числа перерожденных немедленно отправился в Чору. Чорские послы очень кстати пригодились как провожатые. Путь до Чоры, лежащий в основном по ровной степи, и иногда прерываемый небольшими речками и перелесками, войска всевоина преодолели весьма быстро. Заминка случилась лишь однажды уже вблизи от самой Чоры, когда они случайно наткнулись на довольно крупный отряд рурар, стоящий лагерем. Рурары, видимо, шедшие из Чоры, беспечно отдыхали и не ожидали встретить здесь воинов повелителя. Сопротивление растерянных рурар, многие из которых были убиты прежде, чем успели взяться за оружие, было сломлено, едва успев начаться. Для этого не потребовалось даже прибегать к помощи перерожденных, шедших в хвосте колонны всевоина. Это была, пожалуй, первая победа над рурарами одержанная самими норогами. И впервые же удалось взять живыми рурарских воинов, владеющих «танцем смерти». Всевоин пожелал лично увидеть их.
Около сотни меченосцев – о том, как их называют, всевоин уже успел узнать от чор – стояли перед ним и смотрели со смешанным чувством злобы и досады. Их грозные мечи, снесенные в одну кучу, лежали невдалеке. Даже сейчас надежно связанные и не представляющие никакой угрозы, эти могучие воины, так долго наводившие ужас на воинов повелителя, казались опасными и невольно внушали к себе уважение. Это почувствовал и всевоин, как только подошел к ним. С тем большим удовлетворением он сам вырезал языки у некоторых из них и тут же повесил их себе на шею. Этой же чести он удостоил и других воинов, выделившихся в этом скоротечном бою. Особенно он отметил Абера, отряд которого первым ворвался в лагерь рурар, отдав в его распоряжение десятерых меченосцев.
…Чора, словно не желавшая их присутствия, встретила воинов Флайга грозовым небом и проливным дождем. Дороги сразу же превратились в непролазную грязь. Лошади вязли в ней и войска всевоина в день не проделывали и половину того пути, который они могли бы пройти при ясном солнце. К тому же их обременяли теперь и пленные рурары, которые должны были послужить для убеждения силы Норгии. Поход грозился, если не прерваться вовсе, то надолго затянуться. Но всевоин Флайг не был бы собой, если б развернулся и ушел сейчас из-за таких пустяков. Чтоб заставить его покинуть Чору потребуется нечто большее, чем просто скверная погода. И воины Флайга, невзирая ни на что, понемногу, но все же продвигались к намеченной цели – дворцу Кимойлы, правителя Чоры.
В попадавшихся на их пути селениях чоры, предупрежденные об их приходе, встречали воинов угрюмыми лицами и с жалостью смотрели на истощенных пленных рурар. Кто-то отваживался и передавал им еду, но эти попытки пресекались воинами на корню. Чоры должны были понять, что отныне здесь новые хозяева. Но чем дальше войска всевоина проникали в Чору, тем отчетливее и яснее проявлялось неприятие чор, тем чаще попадались жесткие и враждебные взгляды. А чорские воины, хотя и уступали им дорогу, но вели себя при этом вызывающе, давая понять им, что здесь они незваные гости. Ночью воины повелителя и вовсе чувствовали себя уязвлено. Пока одна половина воинов отдыхала, другая половина охраняла их. Только ночью, находясь в центре своего лагеря, всевоин мог позволить себе не залеплять уши воском. В остальное же время он обязательно залеплял их, опасаясь, что среди чор могут оказаться и рурары, или, что они сами вдруг заговорят по-рурарски. Точно так же поступали и все его воины. Все это напряжение угнетало воинов и многие из них были близки к тому, чтобы сорваться. Дошло до того, что, проезжая по одной из деревень, разозленные воины погнались за каким-то мальчишкой, кинувшим в них камнем, нарушив тем самым приказ всевоина ни при каких обстоятельствах не терять хладнокровия и не давать чорам повода напасть на них. Хорошо еще, что поблизости не оказалось чорских воинов, – не миновать бы тогда стычки, которая вполне могла всколыхнуть всю Чору. В этом случае им вряд ли удалось бы выжить. И вновь здесь отличился Абер: он догнал тех воинов и задал им такую трепку, какую им едва ли устроили бы сами чоры. Но и после этого виновных ждало строгое наказание. Они находятся здесь не для того, чтобы погибнуть из-за каких-то юнцов, не умеющих держать себя в руках.
К огромному облегчению всевоина вскоре его войско достигло дворца Кимойлы. Поход можно было считать успешно завершенным. Как полагал всевоин, самое сложное было позади и дело оставалось за малым – повлиять через Кимойлу на всю Чору. Что, по его мнению, не должно было составить труда. И первая же встреча с ним подтвердила его правоту. Кимойла старался держаться независимо, но по его бегающему взгляду и тому, как он запинался и подбирал нужные слова, было видно, что он напуган и неуверен в себе. Всевоин же, напротив, говорил совершенно спокойно. И лишь тогда, когда требовалось отбить у Кимойлы всякое желание перечить ему, он говорил громко и резко, так, что иногда даже заглушал раба-пьола, объясняющегося и по-норогски и по-чорски. Только однажды Кимойла все же попытался возразить ему, когда услышал, что чорские воины должны быть непременно разоружены.
– Это совершенно ни к чему. Вам нечего опасаться. Мои воины будут делать только то, что им скажу я.
– Вы ошибаетесь, Кимойла. Нам есть чего опасаться. Весь путь до этого дворца мы постоянно сталкивались с враждебным к себе отношением. В том числе и от ваших воинов. От них даже чаще всего. Мы понимаем, что чоры по старой привычке видят в нас своих врагов. Пока все чоры не убедятся в обратном, мы должны быть уверены, что нам ничего не угрожает. Именно поэтому ваши воины должны быть разоружены. И как можно скорее.
– Кто же будет защищать Чору? – в голосе Кимойлы проскользнуло возмущение.
– Вам не от кого больше защищаться.
– А как же таймоги? Стоит им только узнать, что у Чоры нет воинов, и они тотчас же придут сюда.
– Они не посмеют этого сделать, как только узнают, что в Чоре находятся воины повелителя. Теперь мы ваша защита.
– Но дружины… они могут не согласиться. Многие и без того считают ваше присутствие здесь лишним.
– Нашим присутствием Чора обязана вам, Кимойла, – теряя терпение, громче сказал всевоин. – Насколько я помню, это вы запросили у нас мир! И если вы действительно хотите его, то будете выполнять все наши требования! Вы должны понять, Кимойла, что я говорю от имени повелителя Норгии. Возражая мне, вы возражаете Норгии. Это может плохо кончиться для всей Чоры. Сейчас вы решаете ее судьбу – или мир, или война! Выбор за вами, Кимойла!
– Мои воины… Кто-то может не послушаться.
Кимойла был в смятении. Флайг с презрением глядел на него.
– Вы же говорили, что ваши воины будут делать то, что им скажете вы. Неужели они посмеют пойти против вашей воли, воли своего правителя?!
– Хорошо. Я скажу им… Но можете ли вы обещать, что Чоре ничто не будет угрожать?
– Я обещаю. Ей ничего не угрожает. Но и вы должны пообещать мне, что моим воинам также ничто не будет угрожать.
– Я уже сказал: я согласен разоружить воинов.
– Я не об этом. Я о том, что никто из чор не должен говорить по-рурарски. Иначе мои воины будут вынуждены… защищаться. Мы воюем в первую очередь не с самими рурарами, а с их языком. Объясните это своему народу. Кстати о рурарах: кто-нибудь из них еще остался в Чоре?
– О, нет! – замахал Кимойла руками. – Они все ушли. Последняя дружина ушла незадолго до вашего прихода.
– Наверное, это ее мы разбили на подходе к Чоре, – не без удовольствия заметил всевоин. – Вы что-то хотите сказать?
– Да.
– Я слушаю.
Кимойла молчал.
– Ну же, смелее, – издевательски подбадривая Кимойлу, сказал всевоин.
– Вы должны знать: никто из чор по доброй воле не будет сражаться против рурар, – неожиданно твердо и решительно сказал Кимойла. – Вы можете требовать все, что угодно, но только не это. Я обещаю, что на вас в Чоре не поднимут меча, и, что чоры забудут рурарский язык. Но это все, что я могу обещать.
– Большего и не надо, Кимойла.
Большего и не потребовалось. Очень скоро после своего появления в Чоре повелитель начал ее перерождение. Видя, как чор лишают разума и опустошают их сердца, как чоры перестают быть чорами, Кимойла сам бросился на меч. Последними его словами были: «Прости меня, Чора. Я обманулся».