Непризнанное меньшинство в литературе

Елена Воронец
Основной вопрос, который мне хотелось бы рассмотреть — это вопрос  о том, является ли планирование произведения перед его созданием непременным условием качества произведения и показателем сформированности автора как писателя.

Мне, как человеку пишущему, пришлось столкнуться мнением, что лишь удачное планирование является предпосылкой успешности произведения и тем критерием, по которому можно отличить уровень любительский от уровня профессионального.

Приглашаю поразмышлять над этим. И для начала приведу свой личный опыт написания вещи. Возможно, кому-то он покажется близок.

Значимое для меня событие, внутреннее противоречие или просто желание поделиться интересной историей являются для меня, как правило, стимулом к том, чтобы достать чистый лист бумаги или открыть программу «Word». Самое главное в стимуле — это моя вовлеченность и неравнодушие к проблеме.
На каком-то этапе возникает идея, даже скорее некий «призрак идеи», который я воспринимаю как определенный объем. Через день-другой или через несколько часов я берусь за ручку, обычно уже зная первое предложение рассказа.
В последующие несколько часов я уже смутно воспринимаю окружающую действительность, сосредотачиваясь на том, что происходит в рассказе и во мне самой. В процессе написания я могу предвидеть, каким будет финальный аккорд, а могу и не знать следующего абзаца. Я становлюсь «наблюдателем» того, что происходит в моем субъективном мирке, который постепенно воплощается на бумаге. Но наблюдателем я остаюсь сопереживающим, чуточку режиссером, а скорее видеооператором. Моей основной задачей становится наиболее точный подбор фраз для передачи того, что я «вижу», режиссура здесь практически всегда неосознанна.
Я чувствую акценты, подъемы и спады и само течение эмоционально-психологической составляющей рассказа. Иногда «режиссирую время», ощущая когда его нужно ускорить а когда остановить.
И практически всегда чувствую, когда рассказ окончен и весь тот внутренний объем воплощен в слова. Когда наступает момент сказать последнюю фразу и поставить точку. Но бывает и так, что до самого финала я могу этой ключевой фразы не знать — она лишь смутно маячит в сознании, не облеченная в слова. Случается и так, что начатое действие само сворачивает с изначального пути и сюжет развивается в совершенно неожиданном направлении.

Теперь о плане. Честно пыталась. И сюжетную линию заранее обозначить, и композицию выстроить, и персонажей расписать со всех сторон. И обдумать завершенность идеи. Но! Все эти наброски до сих пор валяются где-то на полке мертвым грузом. План готов. Но желания оживлять прописанную схему больше нет. Чувств нет, эмоций тоже. Мысли остановились. Герои умерли в набросках, так и не родившись в рассказе. Конфликты исчерпаны. За время написания плана все обдумано и прожито. Остается сдать все это в макулатуру или подарить кому-нибудь, кто отыщет там новый смысл и стимул.

Как войти в одну реку дважды? Как увидеть «тот мир» живым? И главное, как написать по этому «скелету» что-либо, отличное от газетной статьи?

Никто не будет спорить с тем, что все мы — очень разные. Почему не принять тогда и точки зрения, что подходов к написанию вещи существует ну как минимум два? Поскольку есть люди, для которых планирование и система необходимы не только в творчестве, но и в жизни. И есть те, кто лучше ориентируется в ситуации бесконечно меняющейся и кто импровизирует по ходу действия. Оба качества несомненно ценны. Но рационализация и схемизация стала безоговорочно приоритетной.
Я вам предложу небольшой эксперимент. Ситуация сознательно утрирована, но все же.
Напишите план эмоционально-чувственного переживания своей первой любви. План того, что мыслит и переживает человек при потере любимого существа. План внезапного испуга, долгого взгляда в дорогие глаза, ощущения от прикосновения материнских рук, план затаенной обиды. Продолжить можете сами.

Мне можно возразить, что бывают произведения, где без четкой схемы никуда. Большой роман написать сложно, не составив, например, известной многим романистам «снежинки».
Но если я пишу сравнительно небольшие по объему вещи, основанные на психологизме героев, их субъективном переживании момента, впечатлении от природы — где кончается схема и начинается непосредственное и спонтанное творчество?

Как вернуть видение образа в динамике, или, проще говоря, как заставить «картинку» возникнуть по команде и зазвучать? Помните «Театральный роман» Булкакова и как рассматривает его ГГ возникшее перед его внутренним взором действие и осознает, что пишет пьесу? Как герои Максудова ходят и ведут разговоры сами по себе, а он их лишь записывает? Хочется спросить, где у Максудова план его «Черного снега» и где известная схема «идея — сюжет — персонажи — реализация»?

И еще. Я бы условно выделила две позиции автора, назовем их «Я утверждаю» и «Я вам показываю».
В первом случае автор может всеми доступными средствами «доказать» свою идею, провести незримую, но четкую смысловую линию через все произведение так, что задачей читателя будет ее понять, согласиться или опровергнуть. Жаркие споры после прочтения автора только порадуют.
Во втором варианте автор, приглашая в свой субъективный мир рассказа, заставит читателя пройти его вместе с ним и, если не потеряет читателя на первых страницах, «переживание» состоится, и читатель может вынести из такого произведения множество открытых им собственных идей, чем тоже и удивит и порадует.

Правда сразу оговорюсь, что оба типа произведения могут оказаться настолько слабы, что ни одной из этих целей не достигнут. Или могут не найти своего читателя, что тоже бывает.

Но, возвращаясь к первоначальной теме и в связи со всем вышеизложенным, хочу спросить.
Хочется верить, что спросить хочу не только я одна.
Принуждая автора писать по общепринятой схеме и убеждая его в том, что это единственно верный способ повысить свое мастерство, не «убьем» ли мы половину авторов вполне достойных и сильных, но верящих в исключительную авторитетность «планового подхода»? И не заставим ли их потерять все удовлетворение от творческого процесса а заодно и веру в себя лишь из-за того, что им выпало думать и творить иначе?
Или все же стоит подвергать оценке само произведение, а не метод, по которому оно создано?

В любом случае важен не спор об «элитарности подхода», а эффективность подхода в каждом конкретном случае.