«Сон», - думала она, утопая в темноте своей комнаты. Поезд выплюнул её на перрон Киевского вокзала почти в полночь: тело ломилось и скручивалось в спираль от невыносимой тяжести поганых мыслей. Лицо горело, ноги не хотели никуда идти, просились принять горизонтальное положение. И совершенно непонятно, как таксист довез ее до дома, а не до какого-нибудь леса, пока она проваливалась в беспокойные сны. «Сон всё вылечит» - последнее, что она прошептала, прежде чем опустить голову на подушку.
<<Принцесса стояла на крыше. Вокруг на много-много километров простирались белоснежные дома, и реки разрезали его на множество кусочков. Всё было белоснежным, переливалось на солнце и казалось хрупким. Она знала, что это просто снег, но ей нравилось думать, что город внизу – белый-белый. Как соль. Солнце отражалось от высокого шпиля какой-то башни, совсем рядом клубился купол собора. И было много света, много свободы, и, кажется, за спиной трепыхались крылья. Город Принцесса не смогла узнать, ровно как и девушку, которая стояла рядом, смотрела, как и она, вниз, и называла ее чужим именем. Потом её спутница грустно спросила:
-Почему ты не отзываешься?
-Потому что ты называешь меня чужим именем, не того человека зовешь.
-Ты ничего не знаешь, Принцесса. – Лица ее не было видно, но правая рука, на которую падал свет, казалась золотистой.
«Чешуя, - думала во сне Принцесса. – Совсем как у дракона». >>
Сон действительно вылечил. Но перестарался.
Когда она открыла глаза, не было ничего. Совсем.
Ни солнца, ни тени, ни звуков, ни красок, ни сил. Только темнота.
-Как в гробу. Может, я заснула летаргическим сном, а все решили, что я умерла, и похоронили меня вместе с тобой? – спросила она вслух у большой серой мыши, с которой проснулась в обнимку.
Голоса тоже не было. То есть был, но, кажется, чей-то чужой. Зато ничего не болело, в голове гуляли приятные сквозняки.
Сон всё вылечил.
Сколько же она проспала? Сутки? Больше? Где сумка с телефоном?
Телефон нашелся сам: зазвонил откуда-то из-под кровати. «Птица».
-Птица…
-Я не птица, не называй меня так! Я – бегемотик.
-Ты не можешь быть бегемотиком, потому что у тебя только две лапы.
-Ничего не знаю. Я бегемотик.
-Тогда уж Охотница на Бегемотов.
-Ну, хоть так. Как ты?
-Я думаю, меня нет. Возможно, это из-за того, что в квартире темень и я не знаю, сколько времени. Кстати, сколько?
-Половина восьмого.
-Я проспала почти двадцать часов. И видела во сне дракона. Точнее, человека, но я знала, что она дракон.
-Это нервное. Как съездила?
-Как будто в ад. Странно, что я сумела вернуться.
-А я говорила тебе, что это плохая идея – ездить к черту на рога к непонятному мужику, с которым тебя уже уйму времени не связывает ничего, кроме соплей. И сопли эти, скорее всего, не сопли, а просто клей.
-Да, это была очень плохая идея.
-М?
-Он полночи трахался со своей подружкой, пока я лежала на соседней кровати и молилась о том, чтобы рухнул потолок.
-Чтоо-о-о? Ты перед отъездом подсыпала им в еду яд?
-Нет. Я пожелала им счастья и много-много детей. Можно, я перезвоню тебе завтра?
-Ладно. Отдыхай. И не думай об этом.
-Буду стараться.
Следом сразу позвонила Дорогуша.
-Ты в порядке?
-Как будто.
-Мне жаль…
-А мне нет. Мы с тобой ошиблись – вот и все, что произошло. Все ошибаются. И спасибо за то, что вытащила меня оттуда.
Она сидела на полу, всё ещё в джинсах и свитере, в которых ехала в поезде.
Да, все ошибаются.
Она любила Пса. Очень мучительно и самозабвенно. И Псу это нравилось. Он говорил странные вещи: что с ней он чувствует себя человеком, а не скотиной, будто бы старается стать лучше, потому что рядом с Принцессами могут быть только лучшие, и что от такой искренности у него каждый раз закладывает уши, и еще, когда они вместе, уходит боль. И Принцесса гладила его по голове и целовала, будто в последний раз, потому что каждая их встреча могла быть последней. Однажды так и случилось. Пёс позвонил из другого города и сказал, что на этом – всё. Другая жизнь, другая женщина, телефон можно не забывать, но и увлекаться не стоит, потому что не может быть ничего общего у Принцессы и Пса.
Слова никогда не мешали ему поступать иначе. Впрочем, на слова мало кто обращает внимание. И две недели назад, через 12 месяцев тишины, когда все точки, запятые и даже двоеточия были расставлены, и номер телефона стерся не только с сим-карты, но и из памяти, он позвонил. Принцесса тогда стояла на какой-то узенькой парижской улице, пыталась отлепить от витрины кукольного магазина Рыжую Заклинательницу и думала, что хорошо было бы превратиться в фарфорового пупса. В витрине магазина очень уютно: фарфоровые тарелочки и кофейные сервизы, пластмассовые торты и печеньки, ширма с японскими иероглифами, кимоно из шелка, масляная лампа, саквояж и шляпные коробки с налетом ветхости: всё то, чего Принцесса не могла себе позволить. Пупсы одевались по какой-то непризнанной, но всегда актуальной кукольной моде: в чепчики и кружевные панталоны, рубашки с жемчужными пуговицами и платья с широкими юбками и корсетами из настоящего китового уса. Их охраняла уменьшенная копия борзой и огромный, по сравнению со всем остальным, манекен.
Она сразу узнала номер.
-Здравствуй.
-Привет. Где ты?
-В Париже. Зависаю у кукольного магазина.
-Когда вернешься?
-Скоро. Зачем тебе?
-Я совсем сука стал. Приезжай.
И она, через 24 часа после того, как приземлился рейс Париж-Москва, уехала к нему, к своему Псу, в надежде на что-то эфемерное, почти в истерике, не думая ни о чем, и уж тем более о том, чего стоило забыть его.
А он трахался со своей подружкой, пока Принцесса молилась всем существующим и нарисованным Богам, чтобы потолок упал. А утром, пролепетав самую нелепую ложь, которую придумала Дорогуша, уехала на вокзал, за бешеные деньги купила билет, и, в чем-то очень похожем на агонию, вернулась в Москву. Все семь часов, что она ехала, то ли поезд жевал ее, то ли она сама себя грызла, до самых костей.
В этот раз всё закончилось очень быстро: сон помог. Больше такого не случится: ни поездов по первому зову (да и по десятому тоже), ни спасительного забытья.
Эта осень, которая едва успела начаться, уже порядком ей надоела.
По стене полз таракан. «Ну вот, одним в моей голове стало меньше».