Раскол

1.
В начале 50-х годов ХVII века по инициативе царя Алексея Михайловича и новоизбранного патриарха Никона были начаты церковные реформы. Главной их задачей стало уничтожение несоответствия между русскими и греческими церковными обрядами и богослужебными книгами. Церковных книг не хватало, и многие службы запоминались и творились на слух, а потому за прошедшие столетия накопились возможные ошибки и неточности. Убеждённые в том, что греческие обряды – истинные и более древние, патриарх Никон и его окружение приступили к исправлению русских богослужебных книг по греческим и другим восточно-православным книгам.
Никон так же ревностно вводил всё греческое, как Пётр Великий – всё западное, осуществляя свои нововедения достаточно жёстко, не прислушиваясь к возражениям противников реформ. Многие верующие русские люди восприняли неожиданные, непонятные им изменения обрядов как кощунство, как покушение на древнее русское православное благочестие (троеперстное, т. е. тремя пальцами, крестное знамение вместо двоеперстного; почитание четырёхконечного  креста; крестный ход вокруг церкви против солнца, а не "посолонь", т. е. по солнцу, и др.) Так произошёл церковный раскол в обществе, вызвавший к жизни движение так называемых старообрядцев (раскольников).
Первым шагом на пути исправления книг и приведения обрядов к единообразию стал указ патриарха Никона о сокращении земных поклонов с 12-ти до 4-х во время чтения молитвы Святого Ефрема Сирина. Это вызвало большое смятение в кружке "ревнителей древнего благочестия", сложившемся ещё при прежнем патриархе – Иосифе, который тоже держался обновительного направления.
В него входили сам Никон (в миру Никита Минов, сын мордовского крестьянина), царский постельничий Фёдор Ртищев, царский духовник, протопоп Благовещенского собора в Кремле Стефан Вонифатьев и вызванные им из разных углов России популярные проповедники, священники Иван Неронов из Нижнего Новгорода, Даниил из Костромы, Логгин из Мурома, Аввакум Петров из Юрьевца Польского, Лазарь из Романова-Борисоглебска. Все они тогда стояли за строгость и чистоту обрядов, идеалом которых считалась отечественная древность.
В этой компании и вращался Никон, пока молчаливо, себе на уме, присматриваясь к товарищам, своим первым будущим врагам. Став патриархом, «собинным другом» государя, Никон быстро вошёл в новую роль, и его властолюбие, нетерпимость, стремление к стяжанию развернулись в полную силу. Проводя церковные реформы, патриарх разметал кого куда (включая ссылку) вчерашних своих единомышленников по кружку «боголюбцев». Он не желал видеть никого рядом с царём, кроме себя. Так назревал конфликт, которому суждено было сыграть роковую роль в церковной организации России и в судьбе самого патриарха.
При первом же столкновении царский духовник Вонифатьев обрушился с упрёками на патриарха и весь Освященный собор:
– Вы – не слуги божьи, а волки кровожадные и губители рода человеческого. И дела ваши скорбны и вопиющи: Фёдора Ртищева за научные наклонности в ереси заподозрили; братья-боголюбцы вашими врагами стали, а посему и вожака своего никто из нашего кружка не слушает, говоря с ним жестоко и противно.
И все остальные кружковцы тогда поддержали Вонифатьева, тем самым всё более разжигая вспыхнувший конфликт.
Никон сам немало помог успехам раскола тем, что плохо понимал людей, с которыми ему приходилось считаться, слишком низко ценил он своих первых противников – Неронова, Аввакума, Логгина и других своих бывших друзей. Это были не только популярные проповедники, но и народные агитаторы. Свой учительский дар они показывали преимущественно на учениях святых отцов, особенно Иоанна Златоуста. И Неронов, священствуя в Нижнем, не расставался с этой книгой, читал и толковал её с церковной кафедры, даже по улицам и площадям, собирая большие толпы народа.
Неизвестно, много ли было богословского смысла в этих проповедях, но темперамента у Неронова, несомненно, было с избытком. Это был жестокий обличитель мирских пороков, пьянства духовных, гроза скоморохов, даже воеводских злоупотреблений, за что не раз бывал битым. Когда же он стал настоятелем Казанского собора в Москве, туда на его служение сходилась вся столица, переполняла храм и паперть, облепляла окна. Сам царь с семьёй приходил послушать проповедника.
На Ивана Неронова были похожи и другие из братии царского духовника, кружка реформаторов-«боголюбцев». Популярность и благоволение двора наполнили их непомерной дерзостью. Привыкнув запросто обходиться с Никоном до патриаршества, они теперь стали грубить ему, срамить его на соборе, доносить царю о его чрезмерных претензиях на неограниченную власть.
В это время постоянное выпячивание личности Никона, неслыханные по пышности выходы патриарха и службы с его участием, небывалые славословия в его адрес, упорное стремление Никона жить и править дела по греческому образцу вызывали недоумение и ропот как у церковнослужителей, так и у мирян. Патриарх сурово карал за малейшие проявления неуважения к своей персоне.   
Став патриархом, Никон изменил былые взгляды и первым же своим указом противопоставил себя «ревнителям благочестия». На что протопоп Аввакум и его сторонники немедленно подали царю челобитную на Никона, но ответа не последовало.
В 1653 году на духовном соборе разбирали дело протопопа Муромского Логгина о якобы неблагоговейном отношении его к святым иконам. На соборе Иван Неронов вступился за Логгина, дерзко укоряя патриарха:
–  Что же ты, святейший, не разобравшись в деле, подвергаешь Логгина аресту столь жестокому?! Что же ты творишь в отместку за напрасные обвинения протопопа в гордости и высокоумии?!..
За свою неслыханную дерзость Неронов вскоре был заключён в Спасокаменный монастырь – сослан "на смирение" далеко на север.
Внося личную вражду в церковное дело, Никон одновременно ронял свой пастырский авторитет и украшал страдальческим венцом своих противников, а, разгоняя их по России, снабжал её глухие углы умелыми сеятелями староверья. Так Никон не оправдал своей диктатуры и, не только не устроил церковные дела, а ещё более их расстроил.
Единомышленник Ивана Неронова Аввакум, доселе служивший в Казанском соборе на Красной площади, оставшись вместо Неронова настоятелем собора стал самым непримиримым противником нововведений патриарха. Не принимая новых обрядов, Аввакум не поладил с другими священниками и ушёл со своей паствой служить литургию в сарай на сеновале в доме у Неронова.
– В иное время, братья и сестры, – объяснял он своим прихожанам, – сушило и конюшни лучше церкви бывают.
За этот поступок и за подачу царю челобитной в 1653 году Аввакума, не лишая сана, сослали в Тобольск.

2.
В 1654 году игумен Соловецкого монастыря Илия после совета с соборными старцами объявил:
– Нововводные книги оставить и служить по старым, испытанным!
Первое время в Москве не обращали внимания на "смуту" в отдалённом северном монастыре. Но старообрядческие настроения в Соловецкой обители усиливались. Сюда, в далёкую обитель с мощными стенами и значительным запасом продовольствия, стекались противники церковных реформ.
Здесь останавливался бежавший из заточения "видный расколоучитель" Иван Неронов, и его "с почётом принимали". Вместе с иноком Никанором, бывшим архимандритом подмосковного Саввино-Сторожевского монастыря, они стали одними из главных борцов против "никоновских новин". Здесь нашли приют и многие разинцы.
В июле 1667 года состоялся "градский (светский) суд" над противниками реформ, после которого преданного анафеме и лишённого сана протопопа Аввакума с единомышленниками отправили в далёкий Пустозерск, в низовья реки Печоры, где началось их пятнадцатилетнее сидение в срубе и земляной тюрьме. Первоначально всех осуждённых собором сослали в тяжелейшую ссылку, но некоторые из них – Иван Неронов, игумен Феоктист, епископ Вятский Александр – всё же покаялись и были прощены.
В это же время неистовый и непокорный Аввакум и проявил себя, как яркий писатель и выдающийся полемист. Его послания передавались верными людьми во все российские пределы, приобретали всё более острое звучание, обрушиваясь и на царя, и на его приближённых. Они читались и распространялись у стен царского дворца. Не без влияния страстного огненного слова Аввакума поднялись и соловецкие старцы, протест которых вылился в открытое противостояние властям.
Правительство и духовные власти пытались образумить непокорных монахов, но скоро царь понял, что одними увещеваниями привести гордых монахов к покорности не удастся. Для обращения непокорных из Москвы было отправлено семьсот стрельцов во главе с Иваном Мещериновым с предписанием – взять монастырь блокадой. Однако вскоре Мещеринов открыл пальбу по монастырю из орудий. Но восставшие держались стойко. В конце 1673 года монастырский собор вынес невиданное по тем временам постановление: перестать молиться за царя. Это означало полный духовный разрыв с государственной и церковной властью.
Без малого восемь лет длилось "Соловецкое сидение". Монахи-староверы отчаянно сопротивлялись. Но в конце 1675 года монах-перебежчик провёл ночью царских стрельцов в монастырь через пролом в стене, заложенный камнями. В январе 1676 года царское войско ворвалось в обитель и учинило кровавую расправу над восставшими. Почти все они были казнены или разосланы по тюрьмам. Но чем беспощаднее и суровее были начавшиеся казни, тем большее упорство они вызывали. На смерть за старую веру стали смотреть, как на мученический подвиг. После разгрома восстания соловецкие старцы прокляли царя Алексея Михайловича.
Трагической стала и судьба главного врага старообрядцев патриарха Никона. Добившись титула «великого государя», святейший патриарх явно переоценил свои силы. Царь Алексей Михайлович, чьи реформы столь ревностно проводил Никон, часто вмешиваясь в царские дела управления и политики, охладел к нему. Почувствовав это, Никон в 1658 году демонстративно покинул столицу, заявив, что не хочет быть патриархом в Москве, а останется патриархом Руси. Никон требовал подчинения ему светской власти.
Царь ответил тем, что способствовал смещению Никона с патриаршества. В декабре 1666 года церковный собор с участием вселенских патриархов, одобрив церковные реформы, осудил самого Никона, сместив его с поста патриарха. Местом его ссылки стал Ферапонтов монастырь под Вологдой. Уже после смерти царя Алексея Михайловича Никон возвратился из ссылки и умер в 1681 году неподалёку от Ярославля. Похоронен он был в его любимом Ново-Иерусалимском монастыре под Москвой.
14 апреля 1682 года по царскому указу "за великие на царский дом хулы" был сожжён в деревянном срубе вместе со своими соузниками протопоп Аввакум.  С тех пор старообрядцы часто подвергали себя «огненному крещению» – самосожжению в ответ на приход в мир «Никона-Антихриста». Последовавшие затем жесточайшие 12 статей государственного указа 1685 года, предписывающие жечь староверов в срубах, казнить смертью перекрещивающихся в старую веру, бить кнутом и ссылать тайных сторонников древних обрядов, а также их укрывателей, окончательно показали отношение государства к староверам. Так был узаконен церковный раскол, ставший поистине национальной духовной катастрофой.
Тем не менее, несмотря на жестокие преследования со стороны властей и официальной Церкви, старообрядцы выстояли и сохранили свою веру. Подчиниться они не могли, а потому уходили – на Север, в Заволжье, на Урал, в Сибирь, где основывали старообрядческие поселения. Возможно, что ещё в ХVII веке староверами были отнюдь не самые забитые и тёмные русские люди, а, пожалуй, наиболее думающие, начитанные и деятельные.
Выживая в самых тяжёлых условиях, они впоследствии сыграли значительную роль в развитии и укреплении капитализма в России, проявив себя на редкость предприимчивыми и трудолюбивыми людьми со строгой моралью, избегая лени, праздности и пьянства. Немало богатых дворянских, купеческих и промышленных династий в России вышли из старообрядцев.