А.В.Летенко
КАК СКАНДАЛ СВЁЛ НАС С АКАДЕМИКОМ ФЕДОРЕНКО
(Из воспоминаний)
С Николаем Прокофьевичем Федоренко – одним из ведущих отечественных учёных экономистов второй половины ХХ в., одним из создателей и первым директором всемирно известного ЦЭМИ, членом Президиума АН СССР и прочая, и прочая - мы теснейшим образом сотрудничали в последнее десятилетие его жизни. Кстати сказать, из всех других его десятилетий оно оказалось самым плодовитым. За эти годы вышли в свет написанные нами три толстенных и две обычного объёма книжки, а уж статейки, разные интервью и брошюрки мы просто не считали. Наше с ним сотрудничество – предмет для отдельного рассказа, а сейчас я хотел бы поведать о том, как, с какого поистине политического скандала оно началось.
Помню вечер того жаркого дня, когда я, вернулся домой страшно усталый после деловых мотаний по городу. В предвкушении отдыха и доброго ужина я расположился за накрытым столом перед телевизором, и в это время раздался телефонный звонок. Я услышал в трубке встревоженный голос моего непосредственного начальника академика Д.С.Львова: «Саша! Отложи еду, немедленно приезжай в институт, я тебя жду! Разговор не телефонный, и ты очень нужен». Кое-как облачившись, внутренне чертыхаясь, я поплёлся через пол-Москвы в институт.
Львов встретил меня в своём кабинете с грустным лицом и опущенными плечами и разъяснил ситуацию: «Ты знаешь, Саша, что устроили эти щелкопёры из газеты «Куранты»? Они обвинили меня и других наших ведущих академиков в политическом предательстве! Накануне президентских выборов! Президиум Академии этим весьма обеспокоен. Мне уже звонили вице-президент Платэ и Главный учёный секретарь Макаров. Они очень боятся, что дело может дойти до «Самого» и требуют, чтобы к утру я написал обоснованное опровержение. У меня же, не знаю почему, может, из-за нервов, но ничего не получается. Что ни пишу, всё выходят какие-то объяснительные записки в отделение милиции. Саша, вот тебе карандаш, вот бумага, садись и делай. Я буду тебе подсказывать, если что. В общем, одна надежда на тебя, кроме тебя мне сейчас помочь некому».
Конечно, я отпросился домой, поскольку могу творить только в тишине и одиночестве, клятвенно обещав доставить готовый материал ранним утром. Вернувшись домой поздним вечером голодный, усталый и злой на весь мир, я сел за работу и к середине ночи всё было готово. Удивительно, но лучшие вещи всегда выходили из под моего пера в состоянии раздражённости или недомогания. Так вышло и на этот раз, когда напряжение усиливалось ещё и конкретной ситуацией, когда нельзя было допустить раздора между президентом страны и её академией наук. Ниже я привожу тот свой текст полностью, поскольку, как представляется, он может быть интересен читателю. Итак, судите сами:
__________________________________________
Наука и политиканство – вещи несовместимые
21 мая в газете "Куранты" была напечатана заметка некоего В.Покровского со скандальным названием "Академия сдает Ельци¬на". Не в правилах и традициях Российской Академии наук вступать в полемику с неизвестными авторами, выступающими на страницах изданий, весьма далеких от науки, и тем более, вовлекаться в политические скандалы. Однако, выдвинутые в заметке обвинения настолько несуразны и необоснованны, вынесенный в ней политический приговор настолько обескураживающе нелеп, а манера изложения настолько вызывающе развязна и оскорбительна, что трудно сдержаться и с достоинством снисходительно промолчать.
Поводом для заметки послужило давно запланированное и ни к чему не приуроченное выступление академика Д.С.Львова на заседании Президиума РАН с докладом "Путь российских реформ". Само выступление и обсуждение доклада носили традиционный для Академии наук характер спокойной и взвешенной оценки одной из возможных альтернатив выхода из очевидного для всех кризиса, коллегиального анализа возможных положительных и негативных последствий ее реализации.
Такого рода традиции Академия соблюдает уже 272 года, они определены ее Уставом, а суть их заключается в том, "что академические суждения не могут иметь другой причины кроме изыскания истины, и другой цели кроме успеха науки" (см. Регламент Академии наук 1803 года, глава 8, параграф 97). Для Академии всегда была и сегодня остается чуждой оценка положения дел в науке, обществе, экономике с позиций сиюминутных и своекорыстных политических интересов и зауженных идеологических пристрастий. Такая позиция была бы, разумеется, научно неплодотворной. Вместе с тем, наука мертва без сомнений и критики, без столкновения мнений и точек зрения; ученый имеет неоспоримое и неотъемлемое право на полемику, за исключением, правда, тех случаев, когда эта полемика выходит за рамки приличий.
Этим, к сожалению, грешит В.Покровский, хотя ему, как жур¬налисту, может быть и простительно. Мы же не можем вставать с ним на одну доску, тем более, что оспаривать оценку научного материала, сделанную критиком, этого материала не читавшим и в обсуждении его не участвовавшим, бессмысленно. Намеренная, основанная на вольном толковании, искажениях и передержках диффамация предметом достойного спора быть не может. Кстати, ядовитые критические стрелы, выпущенные автором в директора ЦЭМИ, априори не могли попасть в намеченную цель, поскольку директор этого института не академик Львов, а совсем другой, впрочем, не менее известный и уважаемый ученый с мировым именем. Об этом, как и о многом другом В.Покровский, видимо не знает, что иллюстрирует степень его осведомленности о том, о чем он пишет. Наконец, нам совсем неловко обсуждать пущенные "Курантами" политические сплетни, касающиеся президента РАН и других упомянутых в заметке ученых, якобы виноватых перед Б.Н.Ельциным в том, что не устроили "приличную трепку" академику Львову, которой, по мнению В.Покровского, он заслуживает.
И уж совершенно возмутительными, дурно пахнущими и недопустимыми нам представляются досужие домыслы автора о политическом предательстве российских академиков. До чего же примитивна логика, узки шоры и короток дихотомический поводок у некоторых журналистов, и как скоры они на расправу! Если критикуешь - ты негодяй, причем отпетый, т.е. "зюгановец"; если не критикуешь - ты "молодец-ельцинист". Как все до гениальности просто, и как до предела глупы такого рода диалектические противопоставления!
Выражаясь терминами уголовного арго, принятыми в "Курантах", скажем, что Академия никогда никого не "сдавала" и "сдавать" не может, поскольку ни к каким политическим "малинам" за всю свою историю отношения не имела и не имеет. Наука и политиканство - вещи несовместимые. В самые тяжкие годы Академия наук оставалась, возможно, единственным оазисом демократии в пустыне политического гнета и верноподданичества. Запачкать эту репутацию никому не удастся.
_______________________________________________
Ранним утром следующего дня Д.С.Львов уже ждал меня в своём кабинете с кислой миной на лице, как будто никуда не уходил. Мне было приятно видеть, как лицо его постепенно добрело по мере чтения. В конце он уже улыбался. Потом он несколько раз попытался править текст, но, махнув рукой, сказал присутствовавшей при этом своей верной помощнице В.Моисеевой: «Валюша, давай по-быстрому печатай по летенковскому тексту, мою правку не учитывай, всё равно лучше не напишешь».
Поблагодарив меня за труд, Дмитрий Семёнович задумчиво посмотрел на меня, вздохнул и после паузы произнёс: «Саша, вот какое дело. Мы с Колей Махровым уговорили Николая Прокофьевича Федоренко взяться за мемуары. Ему в будущем году уже 80, думаю, ему и всем нам пора этим заняться. Но мемуары – это не научная работа, это штука посложнее, и одному ему с этим не справиться. Мы обещали ему найти помощника, но до сих пор не смогли найти достойной фигуры, в связи с чем старик уже начинает «катить на нас баллоны». Я вижу перо у тебя легкое, пишешь ты быстро и складно, ну и всё такое… Не согласишься ли ты на эту работу?».
Я согласился попробовать, и мы договорились, что если пробы выйдут удачными и всех устроят, то тогда можно будет принять положительное решение. Погрузившись в эту работу с головой я «делал» книгу почти три года. Я расшифровывал диктовки академика и превращал их в беллетристику, использовал справки, подготовленные сотрудниками ЦЭМИ по просьбе Федоренко, просиживал часы и дни в Архиве РАН на Ново-Черёмушкинской и пр. В конце концов, получилась, по общему признанию, неплохая и довольно толстая книга (почти 40 авторских листов), по сути дела представляющая собой историю советской экономической науки, изложенную в форме биографии одного человека. Если кому-то интересно, то советую почитать, В ней, кроме прочего, есть интереснейшие кусочки, которые я назвал бы «экономическими детективами». Вот её выходные данные: Федоренко Н.П., Вспоминая прошлое, заглядываю в будущее, М., Наука, 1999.
Самому Николаю Прокофьевичу книга понравилась. Он скупил большую часть тиража, в связи с чем она тут же сделалась раритетом, и щедро раздаривал её коллегам и друзьям. Мне же было сказано, что теперь я уже принадлежу только ему одному, и если только мой начальник Д.С.Львов попытается давать мне какие-нибудь другие поручения, то поплатится. И вправду, такое было несколько раз. В течение десяти лет, которые мы работали вместе, между нами было всякое. Однако должен сказать, что не жалею об этих годах. Каменных палат на службе у Федоренко я не нажил, однако общение с ним самим и людьми его круга дало мне очень много в смысле научного и творческого роста. Это несомненно.
* * *
В заключение считаю необходимым добавить одну деталь. Мой друг Боря, которому я обычно показываю свои "нетленки" перед публикацией и который, как правило, даёт мне весьма (чуть было не написал "достаточно") дельные советы, в данном случае упрекнул меня в нарциссизме. "Ну ты, Саша, и павлин, - говорит, - уж так расхвастался. так расхвастался!". Перечитав текст ещё раз, я не могу не согласитья с ним в том. что от него "потягивает" самовосхвалением. Но что поделаешь, если всё так и было на самом деле, и здесь ничегошеньки не выдумано, а о кое о чём я не упомянул действительно из скромности.
Ведомый этими размышлениями и. покопавшись в памяти, я решил всё-таки признаться в одном грехе для балансировки общего впечатления. Ведь, правда, и "на солнушке бывают пятнушки", с чем, впрочем, не был согласен незабвенный Василий Семи-Булатов. Так вот, в том моём тексте была допущена (и, о Господи, всеми нами пропущена) "страшная" ошибка - слово "президент" (имеется в виду АН СССР) было написано мной С ЗАГЛАВНОЙ БУКВЫ (!!!). И это преступление стало "гвоздём" и "центральной осью" комментария редакции к тексту опровержения, которое они были вынуждены опубликовать. Они самозабвенно и увлечённо "плясали на костях", выставив меня "верноподданным жополизом". Больше им придраться было не к чему. Сегодня, то есть через 15 лет после тех событий, я думаю: "А к чему ещё могли прицепиться "Куранты", если бы слово "президент" было написано правильно?" Наверное, нашли бы...