ВЕРНЕЙЛЬ
(17 августа 1424 года)
14 августа, легко и весело, франко-шотландские войска под командованием Жана д’Аркура и Арчибальда Дугласа, заняли замок Вернейль в Эвре.
Событие само по себе не бог весть какое – замок не самый стратегически важный, с небольшими окрестностями. Вот только заняли его почти играя, с помощью совершенно мальчишеской выходки, подсказанной мальчишкой Алансоном.
Франко-шотландская армия подошла к Вернейлю, гоня перед собой целую толпу пленных англичан, и д’Аркур предложил коменданту жизни пленников в обмен на сдачу замка. Комендант, не чуждый христианскому милосердию, повелел открыть ворота. И только когда замок был фактически захвачен, выяснилось, что никаких пленных англичан не было, а были союзники-шотландцы, которые здорово повеселились, изображая своих давних врагов израненными, стонущими и совершенно несчастными.
Расправы над гарнизоном благодушный д’Аркур вершить не стал. Но всех солдат под замок посадил, предварительно выпив с комендантом за его добрую душу. Остальных жителей замка он отпустил на все четыре стороны, очень надеясь, что весть об этой легкой победе - а более всего о весёлом замысле юного племянника Алансона - дойдет до ушей английского регента.
Увы, новость дошла. А дойдя стала той последней каплей в чаше огорчений, которые бесили Бэдфорда последнее время.
Чего стоил рейд д’Аркура по Нормандии, когда, не слишком напрягая себя осадой укрепленного Авранша, он просто отошел и разграбил Сен-Ло. Точно так же, как за год до этого захватил и разграбил - там же, в Нормандии - очень богатый Бернэ, чем лишил регента не только городов, но и тех средств, которые он мог получить на укрепление собственной армии. Это и само по себе являлось ощутимым ударом, а на фоне парламентского недовольства выглядело почти катастрофой.
В подобной ситуации делать ставку на французских герцогов, которые признали договор в Труа и были вполне лояльны, Бэдфорд не мог, да и не хотел. Это брат Гарри, когда был жив, мог себе позволить обещать должность командующего и право именоваться графом Ричмондом только что отпущенному из плена Артюру Бретонскому. Сам же Бэдфорд предпочитал воинов английских. В крайнем случае, бургундцев. Но и только… Поэтому, собрав девятитысячную армию, он скорым маршем двинулся к Вернейлю и уже через три дня стал перед замком двумя отрядами, растянувшимися длинным фронтом.
Одним отрядом командовал сам Бэдфорд, а другой был отдан под команду сэра Монтаскьюта - давнего соратника погибшего при Боже брата Кларенса.
- Лучников поставить по флангам каждого отряда! Резерв отведите в тыл, по центру! Не более двух тысяч! Рыцарям спешиться!
Бэдфорд окинул взглядом войска разворачивающегося под стенами замка противника.
- Они вытягиваются параллельным фронтом, милорд, - комментировал рядом Монтаскьют, унимая горячившегося под ним коня. – Пятнадцать тысяч… Даже больше. Опять три баталии, по флангам конница.
- Скажите стрелкам, чтобы вбивали колья.
- Земля очень сухая.
- Пусть вбивают!
Бэдфорд нервно повел шеей. На августовской жаре пот, стекающий по вискам, противно и липко растирался под оплечьем шлема. Снять бы пока. Но противник что-то слишком весел… Как бы не начали наступать вопреки своей обычной тактике – стоять и стоять, пока не получат хорошего пинка под зад!
Тяжелый взгляд Бэдфорда проскользил по сверкающему ряду доспехов на стороне врага.
- Если тебе, Томас, попадется этот мальчишка Алансон, сунь его подмышку и притащи ко мне живого.
- Зачем он вам? – спросил Монтаскьют. - Герцогство и так ваше – выкупа не получить.
- Хочу иметь шутом французского герцога. А этот веселый, как мне говорили, шутить любит.
- Как скажете, милорд.
Сэр Томас провел языком по ноющей десне. От этой французской пищи зубы выпадают один за другим! Лекарь обещал поставить новые, но их еще нужно было добыть. Своему оруженосцу Монтаскьют уже приказал искать в бою какого-нибудь молодца с крепкими зубами, и лучше шотландца – все-таки с родного острова. А теперь и на него навесили заботу под стать зубной боли…
- Думаете - победим, ваша светлость?
- У нас другого выхода нет… Ступай к своему отряду, Томас. И вели им биться так, словно за спиной у каждого стоит его мать или жена!
- На всякий случай, прощайте, милорд.
- Я этого не слышал.
- Строиться, строиться! Ждать не будем, и атакуем сразу, как только все будут готовы!
Жан д’Аркур привстал на стременах, осматривая стройные шеренги трех баталий. Справа – Арно де Нарбонн-Талеран, слева – Дуглас со своими шотландцами. У Дугласа по правому флангу шестьсот ломбардских конников. У Талерана слева столько же французских. Это против лучников. Сам д’Аркур в центре, а за спиной – пять тысяч рыцарей.
Одним из первых, конечно же, племянник Алансон. Мальчишку в резерве больше не удержишь – почуял азарт. Да и не мальчишка уже. Вытянулся, возмужал. Глаза, как у молодого волка – еще любопытные, но уже хищные. Стоит, поигрывает мечом, как будто на турнире…
Д’Аркур спешился, подошел к племяннику.
- На рожон не лезь и будь осмотрительней, - сказал он, поднимая забрало. – И к Бэдфорду не суйся – он тебе еще не по зубам. Будь рядом. Мне так спокойней во всех отношениях.
- Как прикажешь, дядя! – отсалютовал мечом Алансон. – Прицеплюсь к тебе репьем – так вернее доберусь до Бэдфорда!
- Щенок… - беззлобно проворчал д’Аркур.
С флангов прибежали герольды Дугласа и Талейрана, сообщая, что все готовы.
- Ну, с Богом! – осенил себя крестным знамением командующий. – Трубите атаку!
Ломбардская конница первой налетела на правый фланг англичан. Лучники, все еще лихорадочно вбивавшие в пересохшую землю колья, не успели даже прицелиться. В панике, побросав всё, они побежали, оставляя открытым отряд Бэдфорда. В это же время французская конница, сминая английских лучников по левому флангу, стала пробиваться к резерву.
- А-а-а, черт побери!!! – прорычал Бэдфорд, выхватывая меч и нервно ворочая напотевшей шеей.
На него надвигались баталии д’Аркура и Талерана, вдвое превосходящие по численности английский отряд. Слева Монтаскьют уже сцепился с шотландцами Дугласа, но в тыл ему могла ударить французская конница, если резерв не выстоит…
- Вперед! Вперед! Догнать сбежавших и вернуть в строй!!!
Несколько рыцарей из задних рядов бросились к оставленным коням и, оседлав их, пустились вдогонку за убегающими.
- Выстоять, во что бы то ни стало! В плен брать только тех, что с гербами!
Сцепившись наконец с противником в рукопашной, отряд Бэдфорда словно врос в землю. Стройные французские шеренги ломались об него, как сухие прутья и падали, перерубленные мечами английских рыцарей, для которых будто вернулись годы былой славы при короле Монмуте. Рядом, так же неколебимо, стоял отряд Монтаскьюта.
- За Кларенса! За Гарри! За мои города!.. За Кларенса! – кричал Бэдфорд, орудуя мечом и булавой под прикрытием лорда Милбрука. Два оруженосца прикрывали герцога с тыла, а еще несколько лордов двигались параллельно, словно расчищая командующему коридор во французской баталии.
- Забыли, как умеют воевать англичане?! Это вам не Нормандия! Забыли Азенкур?! Здесь вы его вспомните!!!
Этот крик заглушал лязг мечей, воодушевляя еще больше озверевших от запаха крови рыцарей. Здесь не было лучников, и не надо было выбрасывать руку с растопыренными пальцами. Воины орудовали мечами, щитами, булавами, не прибегая даже к помощи кинжалов-пощад, потому что здесь никого не щадили…
Разнежившийся от последних бескровных побед Жан д’Аркур пропустил несколько досадных ударов, которые в пылу боя принял за легкие ранения. Пытаясь пробиться к Бэдфорду, он не обратил внимания на обильно текущую по доспехам кровь и чуть не был сражен английским рыцарем, оказавшимся на его пути в тот момент, когда перед глазами вдруг всё поплыло и помутилось.
- Не время спать, дядя! – хрипло прокричал ему Алансон, подставляя под удар англичанина свой щит, из-под которого, изловчившись, тут же поразил и самого нападавшего. – Ты ранен? Сдавайся! Мы отобьем!
Но командующий уже почти ничего не слышал. В частом мельтешении мечей он видел только лицо племянника, свирепо отбивающего сыплющиеся на них удары, и каким-то далеким уже чувством понимал, что стыдно… Что нельзя бросать его и армию, что нельзя гибнуть… Но, кажется, больше он не выстоит…
- А-а, вот и шут! – прогремел неподалеку голос Бэдфорда, заметившего герб Алансона.
Быстрым ударом тяжелой булавы он отбросил юношу, уставшего одновременно сражаться и прикрывать дядю, на груду уже мертвых тел и, продолжая наступать в гущу французской баталии, велел оруженосцам оттащить пленного из боя.
- Пес!.. Шелудивый английский пес! – сплюнув заполнившую рот кровь, прохрипел д’Аркур.
Ослабевшей рукой он попытался выдернуть меч, который почти до половины вогнал в землю тяжестью своего тела и щита, когда опирался на него, чтобы не упасть и не оставить спину защищавшего его Алансона открытой для удара.
Оставался всего один рывок и можно… еще можно найти силы, чтобы ударить Бэдфорда, даже не повернувшего головы… не удостоившего смертельно раненного командующего ни плена, ни милосердного удара… Но тут, возвращенное в последний момент сознание словно высветило в месиве этой бойни распростертое тело Арно Талерана - без шлема, с перерубленным лицом – и… всё.
Больше в своей жизни Жан д’Аркур не увидел ничего.
Между тем, разбежавшихся лучников удалось снова собрать и вернуть на поле боя.
Резерв, еле успевший отбиться от французской конницы, тут же был снова атакован ломбардцами, но выстоял и против них, благодаря подоспевшим беглецам.
Более того - видя, что отряд Монтаскьюта из последних сил противостоит наседающим шотландцам Дугласа, резерв ударил по их открытому правому флангу, предоставив собранным лучникам добивать французские баталии вместе с Бэдфордом. Дело там кончилось быстро: все командиры пали, вся знать взята в плен. И вырвавшиеся из этого боя пьяные от крови и злые за недавний страх английские солдаты словно голодная стая кинулись в тыл шотландскому отряду!
Не прошло и часа, как Арчибальд Дуглас с остатками своего воинства оказался в плотном кольце врагов.
Сэр Монтаскьют даже пытался приостановить бой, чтобы дать возможность достойному противнику достойно сдаться. Но пятьдесят шотландских лордов только плотнее сомкнули ряды.
- Ты еще позавидуешь нам, когда будешь хрипеть в своей постели, умирая от какой-нибудь горячки! – крикнул Монтаскьюту Дуглас. – А мы умрем, как воины, которые обретают славу даже в поражении!
До позднего вечера оставшиеся в живых растаскивали трупы на «победителей» и «побежденных», чтобы закопать – первых с почестями, а других – просто так.
Высшую французскую знать и шотландских лордов Бэдфорд распорядился похоронить, как положено и там, где пожелают родные. С пленными, однако, церемониться не стал.
- Пускай идут за армией как рабы, и не снимая доспехов, чтобы на всю жизнь запомнили…
Только не пришедшего в себя Алансона и еще нескольких израненных до беспамятства дворян было позволено везти на телегах.
- Хороший удар, милорд, - устало заметил Монтаскьют, осматривая смятый шлем Алансона. – Боюсь только, что он отбил у мальчишки охоту шутить.
- Черт с ним, - пробормотал Бэдфорд. – Назначу выкуп в двести золотых салю и верну матери… Мне не нужен шут, который умеет так биться.
- Победа делает милостивым?
- Тебя можно спросить о том же.
Сэр Монтаскьют криво усмехнулся и снова провел языком по ноющей десне. Французскими зубами он брезговал, а шотландские… Черт с ними!
- Они тоже храбро сражались, милорд…
Продолжение:
http://www.proza.ru/2011/09/15/1358