Глава LXI
1876
Литература – это искусство отбора. Я не смею судить о Ваших соображениях по части живописи, поскольку и не являюсь специалистом, и не видел самих картин, о которых Вы пишете. Книга Ваша чрезвычайно заинтересовала меня, во-первых, потому, что в наше время так редко можно встретить критика, пишущего о том, что он действительно знает, а во-вторых, потому, что чисто литературная сторона Вашей книги также представляется мне весьма значительной. «Народ может исчезнуть весь, со своими законами, нравами, политикой, завоеваниями; от его истории может остаться только кусок мрамора или бронзы, и этого свидетельства будет достаточно.» Этот отрывок следовало бы начертать на стенах в назидание всем, кто чувствует себя художником. Только художник, наделённый ещё и талантом писателя, мог сказать о светотени: «Это форма таинственная по преимуществу…» А что до Вашего описания картин, то их просто видишь!
***
Вот уже три недели я вижу перед собой на столе чучело попугая. Оно стоит на посту. Иногда мне от этого становится не по себе, но я оставляю его стоять, ибо хочу проникнуться «идеей попугая».
***
Теперь, когда я покончил с «Фелисите», надвигается «Иродиада». Так же отчётливо, как я вижу из окна Сену, сверкающую на солнце, я вижу гладь Мёртвого моря, вижу Ирода и его жену на балконе, откуда видны золочёные черепицы храма.
***
Дорогой друг! За пять дней, прошедших после вашего отъезда, у меня никаких новостей. Племянница Каролина по-прежнему прикована к постели. Идёт дождь. Я только что окончил свои выписки из Иосифа Флавия. Не терпится взяться за перо, однако история эта вызывает у меня просто-таки библейский ужас.
Юный Ги де Мопассан напечатал в «Репюблик де леттр» статью о нас с вами. Моя племянница хлопает в ладоши и считает, что это лучшее, что было написано о её дядюшке.
Когда же вы теперь вернётесь? Будьте веселы и вспоминайте меня иногда.
***
Рекомендую Вам своего друга Ги де Мопассана. Не можете ли Вы устроить его в свою газету в качестве литературного критика для отчётов о книгах и спектаклях? Господин де Мопассан безусловно поэт, и я полагаю, что его ждёт большое литературное будущее.
***
Наступит время, когда все волей-неволей станут «деловыми людьми» (меня, слава Богу, уже не будет тогда в живых). Тем хуже для наших потомков. Поколения, идущие за нами, будут отвратительно грубы. Мне тем более жаль Гонкура, что материальные затруднения, которые он переживает, хорошо мне знакомы. Для людей нашего склада материальные заботы – это пытка.
***
Я уже не знал, что и думать о вашем молчании, дорогой мой старик, и просил племянницу зайти к вам и узнать, жив ли ещё мой Тургенев?
Чувтвую, что вы ослабели и грустны. Отчего? Денежные затруднения? А у меня разве их нет? Но это не мешает мне работать напряжённее, чем когда-либо.
Стало быть, вам тоже не по нраву пришлась «Западня» Золя. «Слишком много там копаются в ночных горшках», пишете вы. А вы почитайте, что пишет Золя в своих еженедельных обзорах в «Бьен пюблик»! Он, видите ли, изобрёл новую систему – «натурализм» - и теперь полагает, что одним этим упразднил и «романтизм» и «реализм» в искусстве. Следование всякой системе суживает и обедняет ум художника. «Система» Золя не является исключением. Вот и Гонкур скажет вам, что до Бальзака никакой литературы не существовало. Два примера того, куда может завести неумеренное мудрствование и стремление к нарочитой оригинальности в ущерб поэзии и стилю. Я недавно прочёл письма Бальзака. Вот бедняга! Что за жизнь! Не смеешь жаловаться, когда подумаешь, через какие мучения пришлось пройти ему, – и невольно любишь его. Но каким ограниченным предстаёт он в своих письмах! Он и легитимист, и католик, и хочет стать депутатом, и мечтает о членстве в Академии. И при этом невежественный, как пень, и провинциальный до мозга костей: роскошь ослепляет его. Об искусстве – ни слова, а образец у него – Вальтер Скотт! Насколько неизмеримо шире кругозор Вольтера, и это видно в его письмах. Не потому ли и в житейских делах Вольтер был гораздо удачливее?
Я, впрочем, занят исключительно «Иродиадой», газет почти не читаю и только вчера случайно узнал и о смене правительства, и о назревающей русско-турецкой войне. От души желаю Турции полного поражения и боюсь, чтобы и Франции между делом не попало. Отказ Пруссии участвовать в Парижской всемирной выставке кажется мне жалкой выходкой. Мелко! Очень мелко!
Уф! – целых десять часов подряд не вставал я из-за стола. И теперь, чтобы проветриться, отправляюсь в монастырь Святой Варвары, к монахиням, к полуночной мессе. Как видите, и я иногда не чужд романтике.