Где меня по ночам носит

               
                Хочешь  встряхнуться – дочитай  это  сочинение  до  конца.
                Гораций Нетотус V               

                Предисловие

   Иногда  в  жизни  происходят  такие  вещи,  что  диву  даёшься,  а  потом  открываешь  глаза  и  думаешь:  «надо  же,  и  такое  приснится».  Сегодня  ночью  у  меня  именно  так  и  было.  Но  утром  как-то  забылось.  А  тут  иду  днём  по  улице,  и  вдруг  в  памяти:  «щелк» – надо  же,  и  такое  приснится.  Прихожу  домой,  говорю:  «Мама,  а  знаешь,  где  меня  сегодня  ночью  носило?  Да  нет  же,  никто  никуда  из  дому  не  убегал,  ведь  путешествовать  можно  даже  не  выходя  из  своей  комнаты».
   Короче  говоря,  захотелось  мне  сделать  подборку  сюжетов  из  сновидений,  которые  вспомнились.  Кое-что  приснилось  сегодня,  а  кое-что  несколько  раньше.  Но  впечатления  остались  яркими.

                1
   
   Стучит  мужчина  в  дверь,  а  хозяин  всё  как-то  не  подходит.  Тогда  мужчина  начинает  стучать  сильнее.  Наконец, хозяин  подошел  к  двери,  открыл  и  сказал:
   – Хорошие  мужики  так  не  стучат.
На  что  гость  ответил:
   – А  Metallica  что,  плохие  мужики?  Ведь  как  стучат!

               
                2
   Еду  в  довольно  переполненном  трамвае.  Мне  посчастливилось  сидеть.  Сижу.  Вдруг  поднимаю  голову…  Леонид  Агутин.  В  клетчатом  пиджаке,  и  что  ещё  удиви-тельнее,  в  ботинках.  «Ух,  ты,  и  знаменитости  общест-венным  транспортом  пользуются», – думаю.  Отворачива-юсь  к  окну.  Молчу.
   А  неподалёку, в  том  же  трамвае, — мои  друзья.  Тоже  сидят.  Как  узнали  музыканта,  так  сразу  и  начали:  «О,  мы  вас  узнали,  так  вас  любим,  дайте,  пожалуйста,  автограф».
   У  меня  с  собой  тетрадь.  «Тоже, – думаю, – автограф  попросить,  что  ли…  ну,  не  особо  мне  нравится  творче-ство  Агутина.  Меладзе  больше  люблю.  Но  раз  он  столь  любезен,  спрошу-ка  и  я».
   – Я  вас  тоже  люблю, – говорю, –  поставьте,  пожалуйста,  сюда  автограф. 
   И  протягиваю  тетрадь.  Он  берёт  её  в  руки,  а  она  такая  вся  покаляканная…  как  у  моего  трёхлетнего  брата.  Ну, Агутин  посмотрел  быстренько,  видимо,  оценил.  Я  так  про  себя  думаю:  «интересно,  куда  он  автограф  по-ставит».  И  жду.  А  он  открывает  первую  страницу,  и  пишет…  нет,  рисует…  или  пишет?  Нет,  всё-таки  рису-ет…  так  неумело,  к  слову,  по-детски…  КРЫСУ.
Получаю  тетрадь  обратно,  радуюсь  и  благодарю.
   Занавес.


                3. О  крысе

                В  бумажник
                заползла
                крыса…
                В  бумажнике
                пропали
                деньги…
                По  телеку
                сказали:
                «криза»,
                А  мне  это  не  до  феньки.

                В  бумажник 
                заползла
                и съела,
                Да  тут  же 
                от  голода
                в  петлю…
                В  бумажник
                заползла
                и  села,
                А  я  её
                выкинуть
                медлю.


                4

   В  университете,  где  я  учусь,  сделали  ремонт.  Правда,  мне  не  совсем  понятно,  в  каком  корпусе,  ведь  в  нашем,  первом,  тринадцать  этажей,  а  тут  всего  четыре.  Вот  нахожусь  я  тут,  и  не  понимаю.  Наверное,  это  всё-таки  второй  корпус,  где  психологи  и  географы  учатся.
   Ремонт,  конечно,  сделали  радикальный.  Всё  изменили,  даже  лестничные  пролёты.  Прежним  оставили  только  их  количество – два.  Но  с  расположением  уже  не  примирились.  Перекроили,  короче,  корпус,  если  так  можно  сказать.
Не  знаю,  как  зовут  архитектора,  но  со  своими  новыми  лестницами  он  блеснул,  однозначно.  Вот  что  придумал:  одна  лестница  обычная,  а  вторая – для  любителей  экстрима:  начинается,  как  стремянка,  а  заканчивается,  как  шведская  стенка.  И  так  от  этажа  к  этажу.  В  самом  деле,  экстримальненько. Однако  другая,  «нормальная»  лестница,  я  вам  скажу…  нет,  я  ничего  о  ней  не  скажу,  потому  что  только  один  её  вид  вызвал  у  меня  ужас.  А  посмотреть  здание,  жуть,  как  хотелось,  ведь  на  каждом  этаже  ожидало  что-то  интересное.  Такой  себе  домик  с  сюрпризом.  Вот  и  пришлось  взойти  на  лестницу  для  экстрималов.
   Поднимаюсь.  А  внутри  всё  холодеет.  «Только  бы  не  грохнуться», – думаю.  Слава  Богу,  пронесло.
   А  теперь  настал  самый  любопытный  момент:  что  же  в  том  здании  мне  пришлось  увидеть.  Извините,  второго  (на  первом  был  холл)  этажа  не  помню…  и  третьего  тоже.  Зато  с  четвёртым  дело  обстоит  иначе!  До  сих  пор  дрожь  находит,  как  вспомню  эту  лестницу,  и  её  верхний  ярус  наподобие  шведской  стенки,  только  с  большим  расстоянием  между  деревянными  палками.  И  вот  я, преодолевая  все  душевные  и  физические  проявления  страха, поднимаюсь, просовываюсь  в  дырочку  в  конце  лестницы  (только  не  просите  объяснить  все  тонкости  конструкции),  и,  сделав  мах  ногой,  победным  тоном  восклицаю: 
   – Банзай!
   Это  всё  неспроста.  Потому  что  на  самом  интересном,  четвертом,  этаже  корпуса  находится  гостинично-ресторанный  комплекс  «Япона  хата».  Здесь  к  вашим  ус-лугам  роскошные  люксовые  номера  с  интерьером  в  японском  стиле,  гейши,  японская  баня,  чаепития,  прямо  сидя  на  татами,  ресторан  японской  кухни,  конечно,  суши  из  хрюши  там  всякие,  и  даже  комната  с  японским  пейзажем:  речушка-бассейн,  вулканчик  из  пенопласта,  а  также  картонные  луна  с  солнышком  за  тросы  подвешены,  и  мудрёной  системой  с  переменным  успехом  меняют  друг  друга.  Комната  сделана  зимним  садом,  и  растут  там,  в  основном,  липы  с  искусственно  подклеенными  белыми  цветочками.  Закос  под  сакуру.
   Но мне  всю  эту  красоту удалось  увидеть  только  в  своём  воображении  с  маминых  слов.  Ведь  она  в  том  комплексе  отдыхала.  Меня  же  бесплатно  дальше  коридора  никто  не  пустил.  Директор-то  хоть и  общительная,  но  принципиальная.  Так  как  она  среди  главных  героев  происшествия,  о  ней  ещё  упомяну.  Но  пока  о  коридоре.  Там  музей.  На  стенах — веера,  в  углу — икебана  и  листок  бумаги  с  иероглифами.  Говорят,  это  хокку – японское  троестишие.  Ещё  там  был  столик  с  банзаями.  Но  все  вышеперечисленные  экспонаты  вполне  ожидаемы.  И  всё  же,  было  кое-что  поразившее  меня:  на  столе  стояла  миска  с…  вываянными  из  камня  глазами.  Разными.  Но  без  исключения  монголоидными.  Трудно  было  удержать-ся  от  вопроса,  что  это.
   – Это  же  глаза! — ответили  мне.
   Классно…
   Ещё  возле  миски  была  каменная  голова  какого-то  японца.  Но  спрашивать  уже  как-то  не  захотелось.
   Как  вы  поняли,  в  музее,  кроме  меня,  были  люди.  К  сожалению,  на  коротком  разговоре  об  экспонате  наше  знакомство  и  кончилось.  И  все-таки  был  один  человек,  с  которым  мне  удалось  пообщаться.  Короче  говоря,  настало  время  рассказать  о директоре  комплекса.
   Хипповая  женщина.  Лет  35-40,  высокая,  стройная,  довольно  мощная.  Тогда  у  неё  были  длинные  прямые  тёмные  волосы.  Одета  в  бирюзовое  короткое  платье  без  рукавов.  Руки,  с  головы  до  ног, —  в  татуировках.  Спросите, где  у  руки  голова?  Лучше  не  спрашивайте – не  знаю.  И  про  ноги  тоже.
В  общем,  впечатление  директор  оставила  хорошее.  Она  оказалась  очень  компанейской  и  толковой.  Сплошной  ей  респект, если бы  не  одно  но… 
В  тот  день,  когда  у  мамы  заканчивалась  путёвка,  захотелось  мне  прийти  к  ней  и  встретить.  Снова  преодолеваю  страх,  залажу  в  ту  «Япону  хату»,  захожу  и  вижу  маму.  Она  в  шоке.
   – Кто  меня  обрисовал? – спрашивает.
Смотрю,  а  у  неё  на  руке  стишок  какой-то  японский  написан,  а  на  другой – Крош  из  «Смешариков»,  прям  на  тыльной  стороне  кисти.
   – Что  это?
   – Просыпаюсь  утром,  смотрю,  а  на  мне  вот  всё  это, – отвечает  мама.
   Я  достаю  влажную  салфетку,  даю  её  маме,  она  проводит  по  Крошу — и  вот  он  уже  без  ушей.  Стирают-ся.  Маркер.  А  татухи-то,  как  настоящие.  Пошутил,  на-верно,  кто-то.
   Но  не  тут-то  было!  Откуда  ни  возьмись,  выбежала директорша  с  огромным,  кубов  в  20,  шприцом,  наполненным какой-то  мурсолой,  и  бежит  прямо  в  нашу  сторону.  Я,  конечно  же,  задаю  свой  любимый  вопрос:
   – Что  это?
   – Это  наш  сервис, – отвечает  директор, – всем  клиентам  на  память  мы  оставляем  эксклюзивные  наколки…  Как?!  Где  у  него  уши?  Я  же  промажу,  выколю  вместо  ушей  хобот!
   –  Погодите,  но  я  не  хочу  себе  татуировок, – сказала  мама.
   – У  вас  же  оплачен  сервис.
   –  Ой,  да  ладно,  не  будем  вас  беспокоить.
   – Что  за  вздор!  Мы  просто  так  денег  не  берём!
   – Ну  и  прекрасно, верните  нам  деньги  за эту услугу.
   Вот  тут-то  мне  и  вспомнился  любимый  в  детстве  мультик  про  Сейлормун,  японский,  кстати,  тоже.   И  также,  ни  одной  японской  рожи.  Так  вот,  эта  директорша  стала  такой  свирепой,  как  те  злодеи  из  мультика.  Но  так  как  у  нас  с  мамой  не  было  лунного  жезла,  пришлось  сразу  мотать.  И  лестница  уже  оказалась  не  такой  страшной.
Выбежали  мы  на  улицу.  «Ух», – думаем.  Но  не  тут-то  было.   Из-за  угла,  прямо  возле  нас  показалась  знакомая  фигура.  Да  со  шприцом.  Мы  закричали  и  по-бежали,  а  она  за  нами.  Что  же  делать — выдохлись  со-всем.  И  тут…  о,  счастье,  трамвай!  А  мы  прямо  возле  трамвайной  остановки  находились.  Заскочили  в  трамвай.  Вздохнули.
   Но  опять  не  тут-то  было.  Пока  эта  улитка  на  рельсах  стояла,  в  салон  успела  забежать  директорша.  И  всё  же,  для  неё  тоже  было  не  тут-то.  Ведь  у  меня  созрел  план.
   – Милочка, – ласково  говорю  я, — вот  как  вас  зовут?
   – Харука  Муракамская.
   – Здорово,  а  меня  Инна.  Харукочка  (можно  я  буду  так  вас  называть?),  постойте, не  нервничайте!  У  вас  такое  интересное  заведение,  такой  хороший  музей,  жаль  только,  что  кроме него  ничего  не  удалось  повидать.
   – А  ты  приходи  к  нам  пожить,  посмотришь  всё,  суши  из  уши  поешь.
   – Это  было  бы  замечательно! – а  про  себя  думаю:  «теперь  уж  нет».
Как  вы  поняли,  разговор  был  затеян  не  ради  него  самого.  Так  моя  мама  незаметно  покинула  трамвай.  А  мы  и  уехали.
   – У  вас  такие  татуировки  красивые, – продолжаю  я  беседу,  – вы,  наверное,  боди-арт  любите, – говорю.
   – Да,  – отвечает  директорша, – я  и  сама  художник-татуировщик,  вот  ту,  на  ноге,  сама  сделала,  а  над  руками  мой  друг,  Бутафор,  поработал.
   – Красота…
   – Тебе  нравится?
   – Конечно,  я  ведь  тоже  художник.  Все  парты  в  моих  татуировках.
   – Как,  ты  выкалываешь  парты?..
   – Нет,  я  мякенько,  маркером  (во  сне  не  стыдно)…  и  ни  одного  плохого  слова…  только  цитаты  из  Достоевского.  Ну, и  смешариков,  я  ж  художник  тоже,  не  только  филолог.
   – Хорошо  тебе,  Инна,  любимым  делом  занимаешься,  а  у  меня  вот  беда  случилась:  тату-салон  взорвался – в  соседней  парикмахерской  не  выключили  бойлер.  А  тут  «Япону  хату»  построили,  и  по  блату  предложили  работу.  Я  согласилась:  не  каждый  ведь  день  предлагают  стать  директором  предприятия…  ну,  и  что  теперь?..  страдаю  я  теперь,  ведь  я  же  художник! – и  глаза  её  налились  слезами
«Да, – думаю, – бедненькая, – надо  ей  помочь».
   – О, а  я,  кажется,  знаю,  что  вам  следует  сделать! – говорю.
   – Что?
   – У  вас  капитал  начальный  есть?
   – Да  откуда  же  ему  взяться?  О, несчастная  я,  голодная!  Никто  меня  не  понимает,  рассудок  мой  изнемо-гает,  и  молча  гибнуть  я  должна.
   – А  я  знаю,  где  деньги  взять!
   – Как?  Что?  Воровать  не  буду!
   – А  мы  денежки  за  сервис-то  и  вложим,  а  там  схитрим,  и  сфилоним.  А,  идейка!
   Директорша  изменилась  в  лице:
   – За  счет  клиента --- никогда.  Долг – святое  дело.
   «Тяжелый  случай», – думаю.
   – Ну,  что  вам, – говорю, – татуировочку  кому-нибудь  не  сделаете,  а  денежки,  а  денежки…  а  куда  идут  де-нежки  за  татуировки?
   – Всё  в  кассу,  всё  в  фонд  комплекса.
   «Действительно,  тяжелый  случай», – думаю.
   – И мы, – вдруг  продолжила  директорша, – отдаём  деньги  только  после  завершения  работы,  чтобы  не  про-исходило  никаких  сбоев.
   «Так  наши  денежки  у  тебя  в  кармане, – думаю – ну,  ядрёна  япона,  я  тебе…  и  вправду  помогу.
   – Засуньте  руку  в  карман, — говорю.
   – Гм…  гм…
   – О,  засунули!  Нашли?  Вот  эти-то  деньги  вместо  татуировочки  вы  и  заплатите  за  аренду  помещения.
   – А  как  же…  долг?
   – А  долг — зубами  «щёлк»! «Долг  знай,  да  будь  гибким» — девиз  предпринимателей.
   – Круто.   Кто  тебя  такому  научил?
   – Да  никто.  Само,  знаете  ли,  сейчас  в  голову  при-шло.
Таким  образом,  моя  мама  и  тысячи  других  людей  были  спасены  от  хокку  и  смешариков.  А  Харука  Муракамская  снова  почувствовала  вкус  жизни.  Ведь  теперь  она  не  директор  какой-то  там  «Японской  хаты»,  а  хозяйка  продвинутого  тату-салона.  Не  без  моей  помощи,  конечно.  Мы  там  вместе  всё  оформили,  пиар  пустили,  пекли  рогалики,  продавали,  а  на  вырученные  деньги  прибамбасов  всяких  накупили,  оборудование  нормальное,  ведь  это  ж  только  в  снах  татуировки  шприцами  делают.  В  общем,  дело  пошло.
   А  как    «Япона  хата»?  И  она  в  шоколаде!  Теперь  там  новый  директор – моя  мама.  Ко всему прочему на  базе  комплекса  она открыла  ультрасовременный  детский  центр  и  музыкальную  школу.  А  над  лестницей  мы  все  втроем  поработали:  мама,  я  и  Муракаша.  Теперь  там  не  лестница,  а   просто  сказка:  никогда  не  грохнешься – земного  притяжения  просто  нет.  Короче,  всё  там  так  хорошо,  что  прям  паришь  в  воздухе.  Вот  так-то…  Но  что  же  я?  А  я  ещё  пока  хожу  уму-разуму  учиться.  Да,  впрочем,  что  там  учиться:  вот  закончу  университет,  и  пойду  в  пиарщики. А  сегодня  мой  слоган  короток:  «ДЕЛАЙ,  ЧЁ  ХОШЬ,  А  ЧЁ  НЕ  ХОШЬ,  ТО  И  НЕ  ДЕЛАЙ!»

                5

   У  меня  есть  преподаватель  по  литературе.  Солидный  такой  и  очень  эрудированный  дяденька  средних  лет.  Высокий,  худощавый  и  с  усами.  Как-то  задал,  вроде  как  на  следующую  ленту  кое-что  прочитать,  к  семинару,  короче.  «Ура, – думаю, – оценку получу,  самостоятельно  потом  награжу  себя  мороженым,  …нет,  запятая  тут  стоит  сгоряча:  в  день  семинара  у  меня  сейшн.  Да,  семинарушка,  гуляй  лесом!  А  оценку-то  хорошую  получить  охота:  как-никак,  без  стипендии  сложновато – печь  и  продавать  рогалики  гораздо  хлопотнее,  чем  хорошо  учиться.  Ну,  ничего,  потом  можно  сдать.  И  вот  что-то  мне  приспичило  спросить  о  пересдаче  заранее.  Нет,  про  сейшн,  конечно,  ни  слова.
   – У меня  кошка  рожает, – говорю. – Нутром  чую,  в  тот  день  непременно  и  окотится.  О,  как  же  я  брошу  бедное  животное  на  произвол  судьбы?!
   – И  когда  вам  удобно  сдать? – спрашивает  препода-ватель.
   – В  понедельник,  после  третьей  ленты.
   – Отлично,  но  хочу  вас  обрадовать:  следующая  лента  переносится.
   В  самом  деле,  отлично…
   – Да,  у  меня  в  тот  день  с 16.00  до  18.30  война.
   «Надо  же,  – думаю, – как  это  понимать?»
   Однако  всё  прояснилось  на  долгожданном сейшне.  Теперь  я  знаю,  кто лидер и  сологитарист  столь  нашумевшей, но  неизвестной  мне  до  того  дня  группы  «Осмиевые  доспехи».

                6

   А  война  таки  была.   Выхожу  я  как-то  на  проспект  Карла  Маркса  в  Днепропетровске,  а  там  какие-то  люди  в  камуфляжах  кучкуются.  Говорят  всякие  непонятные  вещи  вроде  «Wir gehen nach Dnepropetrovsk».  Ругаются,  сволочи!  Такого  страха  мне  ещё  испытывать  не  прихо-дилось.  Даже  во  втором  корпусе  на  лестнице.
   Звоню  домой,  сообщаю  об  увиденном.  А  дома  уже  всё  знают.  Говорят,  спускайся  по  проспекту  в  сторону  танка  и  мемориала,  до  самого  берега  Днепра.  Вот  так-то,  даже  Земля  от  шока  перевернулась!  Или  это  чтобы  мне  легче  было  добраться  до  пункта  назначения?  Но  всё  же,  и  так  делом  это  оказалось  нелёгким:  фашистов  ста-новилось  всё  больше  и  больше.  Однако,  к  счастью,  они  скапливались  кучками,  и  по  проспекту  не  бегали.  По-этому  пришлось  побегать  мне:  спускаюсь,  по  одной  сто-роне,  «бах!» – кучка…  перебегаю.  Там  кучка – возвраща-юсь.  А  так  как  на  проспекте  есть  ещё  и  тротуар  посе-редине,  мой  путь  разделился  на  три  потенциальных  до-роги.  К  тому  же,  дело  было вечером,  и  скрываться  от  захватчиков  оказалось  легче.  Да  и  вообще,  они  пока  были  заняты  организационными  вопросами,  поэтому  ес-ли,  конечно,  уже  непосредственно  не  столкнуться  с  ни-ми  впритык,  мучить  не  станут.  Другое  дело,  потом…
   Фашистов  становилось  всё  больше  и  больше.  И,  в  конце  концов,  их  сгрудилось  так  много,  что  перебегать  мне  стало  некуда.  Тупик,  короче.  Пришлось  бежать  че-рез  парк.  Туда  эти  сволочи  ещё  не  успели  добраться.
   Но  всё  обошлось.  Пункт  назначения  был  достиг-нут.  Там  меня  уже  ждала  семья.  Мне  сообщили,  что  сейчас  переберёмся  по  парому  через  реку,  и  придём  в  село  Ыстамбул.  «Туда, – говорят, – фашисты  не  доберут-ся».
   – Вы  что, – говорю  я, – это  же  война!  Как  можно  так  легкомысленно  к  этому  относиться?!  Ещё  как  добе-рутся!
   – Ты  пессимист! – ответили  мне.
   Перебрались  через  паром.  Перед  нами  открылась  степь  и  какая-то  небольшая  деревушка  поодаль.  Прямо  перед  ней  была  улица  Макарова.  И  всё  это  под  светом  яркого  дневного  солнца.  Мы  пошли  по  направлению  к  деревушке.
   Деревушка  состояла  из  нескольких,  пяти,  не  более,  недалеко   друг  от  друга  стоящих  одноэтажных  домиков.  У  одного  была  башенка – домик  оказался  мечетью.  Вот  вам  Ыстамбул.  Ну,  на  окраине,  как  уже  упоминалось,  улица  была,  совсем  небольшая,  мне  потом  посчастливи-лось  по ней  бежать  (позже  об  этом  расскажу),  километ-ров  15,  не  более.  А  дальше  пришлось  повернуть,  поэто-му,  что  там  в  конце  улицы,  так  и  не  знаю.
   Так  вот,  зашли  мы  в  один  домик.  А  в  сенях  и  хо-зяева  встречают – дяденька  с  тетенькой,  уже  в  летах,  но  ещё  не  старые,  супруги,  наверное.  Азиатской  наружно-сти,  но  говорят  по-русски.  Обходительные  такие,  доб-рые.  Пригласили  нас  к столу,  чаем  напоили.  Предложили  лечь,  отдохнуть.
   И  вот  лежу  я,  а  уснуть  всё  не  могу:  «сейчас  при-дут  немцы, – думаю, – позабирают  всех  в  плен,  позаму-чают  да  порасстреливают».  Заметили  хозяева  мою  трево-гу,  и  спросили,  в  чём  дело.
   – Сейчас война  сюда  доберётся, – говорю, – фашисты  как  придут,  позабирают  всех  в  плен,  позамучают  да  по-расстреливают.  А  деревню  взорвут.
   – Ты  пессимист.
   - Ну  и  ладно,  вы  как  знаете,  а  я  пойду  на  поиски  более  надёжного  убежища.  Впрочем,  что  я  всё  про  убе-жище?  А  Родину  спасать  кто  будет?  Всё,  иду  спасать  Родину! – разворачиваюсь,  и  собираюсь  идти.
   – Постой! – крикнула  Шурка,  моя  бабушка,  рыжево-лосая  девица  лет  18 — 20. – Я  с  тобой  пойду!
   Так  мы  и  отправились.  Решили,  что  первым  делом  эвакуируем  жителей  деревни.  А  то  фашисты  придут,  позабирают,  деревню  подор…  и  не  успели  мы  додумать  мысль,  как  послышался  какой-то  свист.  Смотрим – а  на  деревню  бомбы  летят.  Эти  гады  посреди  улицы  поста-вили  приспособление,  которое  по  спирали  выдаёт  бом-бы,  и  метает  прям  на  деревню.  Мы  с  Шурой  спрятались  под  ближайшим  кустом  и  молимся.  Пронесло.
   Когда  бомбы  перестали,  мы  выбежали  на  улицу  Макарова,  в  самый  центр  войны.  Там  уже  кучковались  немцы.
   – Вперёд! – говорю  я. – Защитим  родную  деревню!
Так  мы  и  побежали  на  поиски  надёжного  тыла.  Время  от  времени  попадались  кучки  немцев,  но,  к  сча-стью,  мы  их  успешно  оббежали.  Чем  дальше,  тем  кучки  встречались  всё  реже,  и,  наконец,  совсем  закончились.
   Остановились  отдышаться.
   – Сколько  же  мы  пробежали? – спрашиваю,  чуть дыша.
   – Километров  15, – слышу  голос.  Но  голос  это  был  совсем  не  Шуркин.
   – Не   удивляйся,  я  Анюта. Твоя  пятиюродная  сест-ра, – сказала   сбитая  невысокая  черноволосая  девушка  лет  16.
   – А  где  Шура?
   – Шуре  в  этом  году  всего  4  года.  Ну,  ладно,  не  расхолаживайся…  полный  вперёд!  Банзай!
   – Банзай!
   – О, смотри,  девятиэтажка  какая-то, – увидев  здание,  сразу  сообщаю  Нюте.
   – Может,  это  то,  что  мы  искали?  Пошли  посмот-рим.
И  мы  зашли  в  здание.  На  первом  этаже  был  кори-дор,  лестничная  клетка  и  эскалатор.  Мы  поднялись  на  эскалаторе,   и   нашему   взору   предстал  супермаркет  “Varus” .  В  несколько  рядов  стояли  полки  с  продуктами,  всяким  шмотьём  и  продовольственными  товарами.  И  хо-тя  в  супермаркете  работали  5  касс,  покупателей  было  всего  пару  человек.
   –  Вот  оно,  потенциальное  убежище! --- весело  ска-зала  Аня.
   «Да» – хотелось  было  мне  согласиться,  но  тяжёлое  чувство  остановило  меня,  и  сказалось  совсем  другое:
   – Ты  что?  Это  же  война!  Как  можно  так легкомыс-ленно  к  этому  относиться?!  Знаешь  ли,  а  убежище-то  мы  не  найдём…
   – Ты  пессимист, – сказала  Аня,  и  направилась  к  ле-стничной  площадке.  Там  стояли  шкафы.  В  одном  из них  она  и  спряталась.
   Но  что  же  делать  мне?  Что  делать,  когда  ты  уже  ничего  не  можешь  предпринять  в  сложившихся  обстоя-тельствах?  Что  делать,  когда  ты  стоишь  в  одиночестве  на  перепутье  дорог?  Что  делать,  когда  твоё  геройство  не  поможет  никому,  а  свою  шкуру  спасти  тоже  негде?  Ведь  если  подорвать  этот  несчастный  супермаркет,  не  важно,  где  ты  находишься,  в  шкафу,  или  посреди торго-вого  павильона.
   Куда  не  побежишь – везде  настигнут.  Разве  что  до  Антарктиды  не  доберутся.  Но  туда  не  доберусь  и  я. 
   Вот  с  этими  беспомощными  мыслями  и  хожу  по  супермаркету  туда-сюда,  по  инерции  бросаю  взгляд  на  всякую  дребедень. Но  что  там  было  конкретно – не  ска-жу.  Это  как  раз  тот  случай,  когда  ты  смотришь  как  бы  сквозь  предметы,  и  не  видишь  их.  Однако  вдруг  среди  всего  этого  хламья  появились  они…  почему-то  моё  вос-приятие  не  проигнорировало  их,  как  всё  остальное,  и мне  наконец-то  стало  понятно,  что  делать  теперь.  Раз  уж  решено  защищать  Родину,  пойду  напрямик.  А  в  со-ратники  возьму  эти  грабли.  Да,  те  самые  грабли,  кото-рые  не  просто  так  выделило  моё  восприятие.
   И  вот  я  выбегаю  на  улицу.  «Вперёд,  к  самому  Ыстамбулу!  Ну,  фашисты,  ща  покажу  вам,  где  раки  зи-муют!» – говорю  себе,  грозно  размахивая  оружием,  на-правляюсь  в  самое  сердце  боевых  действий.
   Бегу.
   – Банзай!  Ну,  держись,  фашистская  морда!  Покажу  я  тебе  Кузькину  мать! – продолжаю  кричать  и  размахи-вать  граблями.
   И  так  это  всё  меня  захватило,  что  даже  не  сразу  удалось  заметить,  как  на  помощь  подоспели  украинские  и  русские  менты.  Берут  этих  в  камуфляжах  за  чубы,  и  мотают,  пока  у  тех  глаза  из  орбит  не  повылезают.  И  как  повылезают,  так  сразу  пинком  под  зад,  и  на  третьей  космической  скорости  в  чёрную  дыру.  А  запускают  с  помощью  ультрасовременных  приспособлений граблешлё-пов.  Смотрю  на свои   якобы  грабли,  и  понимаю --- тем-нота  я  ретроградная,  граблешлёп  с  граблями  путаю.  И  вообще,  дорогая  штука,  наверное,  но  ради  высокой  цели  пришлось  стащить.  Совесть  не  замучает.  Впрочем,  луч-ше  уже  пусть  совесть  мучит,  чем  фашисты.
   И  вот  я   в   самом  центре  Ыстамбула.  Здесь  немцы  уже  захватили  деревню,   жителей  в  плен  берут,  мучают,  готовят  к  расстрелу,  а  деревню  подорвать  хотят.  Но  что  ж  их  чахлая  аппаратура  против  нас!  Ведь  наша  разведка  никогда  не  выдаст  секрет  производства  уникального  технического  средства.  К  тому  же,  граблешлёп  соседа  даже   взять  нельзя – вернее  любой  собаки.  Как  нашлёпа-ет – мало  не  покажется.
   Так  был  освобождён  Ыстамбул.  Вместе  с  ним  и  все  близлежащие  провинции.  А  мы  с  граблешлёпом  так  переработались,  что  в  конце  концов  шлёпнулись  в  об-морок.  И  пролежали  там  до  самого  утра,  пока  нас  не  разбудил  круглолицый    усатый  господин  с  препротив-нейшим  голосом. И  имя  у  него  очень  забавное,  дайте-ка  вспомню…  Бу…  Буди…  Будил…  а,  вот – Будилаций… Будилаций  Соловьёв.

       
                Эпилог

   Когда  мне  посчастливилось  очнуться,  граблешлёп  куда-то  исчез.  Тщетные  попытки  позвать  Будилация  за-кончились  ничем:  он  превратился  в  маленький  металли-ческий  приборчик  с  тремя  стрелочками.  Надо  же,  и  та-кое  приснится…
 
                2010