Андрей – Анна. Это символично даже, говорила она лет семь назад; ну да, семь – в декабре будет. Если будет, подумал он, ёжась в утренней прохладе и чиркая кремнем зажигалки. Фитиль загорелся было, но потух в россыпи багровых искр – бензин закончился. Что тоже символично, подумал Андрей, грустно ухмыльнувшись. В предчувствии давно ожидаемого - и кажущегося предопределенным с самого начала знакомства, - разрыва с Анной, мир открывался набором примет, настолько очевидных теперь, что оставалось только удивляться, насколько был близорук, не придавая им значения раньше. В прихожей, чертыхаясь, Анна ворочала коробки с обувью: осень словно подстраивала температуру на улице под климат их отношений – в эти дни здорово похолодало. Андрей приоткрыл дверь в дом; изогнувшись, не решаясь переступить порог, бросил:
— Дай зажигалку.
Анна, не отрываясь от разглядывания сапог, нашарила наверху обувного шкафа китайское прозрачное огниво, швырнула ему под ноги:
— Носить нечего.
— Ну да, конечно, — сказал он сквозь зубы, поднял зажигалку, прикурил. — Так где ты была? — не то чтобы это его особо интересовало, спросил, просто чтоб не разораться прямо с ходу, на радость соседям.
— Задолбал. Я что, не имею права после работы с девочками посидеть? — спросила она привычно, усевшись на низкий табурет и натягивая ботинки. — А что, мужика в доме по-прежнему нет? Обувь почистить.
— А тебе не кажется, что мы каким-то мистическим образом местами по-менялись? — его это в самом деле интересовало. Он не мог вспомнить, в какой именно отрезок их сосуществования он это осознал, но то ощущение – словно удар внутри головы – и сейчас заставило его ноги дрогнуть. Он схватился рукой за перила и отшвырнул сигарету.
— Я – это так, между прочим, - здесь подметаю, — сказала она, вставая и оправляя юбку. Взяла сумку, в упор посмотрела на него:
— Может, отойдёшь?
Он отодвинулся, ухмыльнувшись. Молча смотрел, как она крутит, опуская, запоры ворот, открывает створки, потом долго возится со стопорными штырями, плача и не попадая в ответные отверстия в бетоне. Одну створку она так и не зафиксировала, и он глянул на затянутое рваниной туч небо в ожидании, в надежде на порыв ветра, который шарахнет по машине и заставит эту суку добираться до работы, как он, на маршрутках. Ветра не было – ну не знак ли?
Едва машина свернула в проулок, пошел дождь. В безветрии мельтешение капель сливалось в мерцающую сеть. Андрей мгновенно увяз в её вызывающей ломоту в костях леденящей влаге, и его возня с воротами напоминала беспомощное барахтанье – штыри выскальзывали из пальцев, пузырящийся поток у его ног вырывал створки из рук. Едва не захлебываясь, он бросился к дому.
Скинув в прихожей сланцы, стащил майку, вытер плитки пола, свернув, оставил у двери – под порог подтекало. Прошлепав в кухню, включил чайник.
В банке осталось ложки полторы. Удивленно вскинув брови, он открыл шкафчик справа у плиты – полпачки зернового, какой он терпеть не мог. Вот до чего надо было дойти, чтоб кофе спрятать, подумал он со злостью, высыпал рас-творимый в чашку, плеснул кипятка. Зачем-то потряс пустую банку над парящей чашкой – ну, может, пара крупинок и упала. Смяв банку, наступил на педаль мусорного бака.
И застыл, бессознательно сминая и сминая хрустящую банку и не обращая внимания на то, что жесть режет пальцы. Поверх остатков недоеденного им в одиночестве ужина Анна высыпала весь растворимый «нескафе». Швырнув похожую теперь на комок цветной фольги банку сверху, Андрей убрал ногу с педали.
Подставив изрезанную руку под ледяную воду, он какое-то время упивался разливающейся до самого локтя дергающейся болью и глядел, как струя воды, отворачивая края порезов, постепенно обесцвечивает их. Стащив с крючка полотенце, обмотал им кисть и пошёл складывать вещи Анны.
Провозившись довольно долго, сложил всё в гостиной, и, ощущая, как наваливается сонное оцепенение, прилег на диван. Дождь бил в стекла.
Его разбудили будто плетьми по векам бьющие лучи. Он заворочался и от-крыл глаза. Начало шестого – в это время солнце светило в это окно, пронзая листву винограда да старых вишен кинжалами лучей. Листва трепетала, и вспыхивающие то там то здесь слепящие точки совокупностью промельков походили на изуверский тест на испытание психики. Он застонал и, прошлепав к окну, опустил жалюзи.
Он набрал номер Анны. Не берет. Через пару минут она перезвонила:
— Ты поел?
— Ага, — соврал он. — И кофе попил.
— Прости, — сказала она привычно. — Мы тут с девчонками…
— Плевать, — перебил он её, и нажал на кнопку разрыва. Что символично, подумал опять, ухмыляясь и ещё какое-то время держа трубку в руке в напрасной – и пугающей – надежде, что она позвонит. Не дождался.
Закурив, он вышел во двор.
Виноград, оплетший вишню за лето, теперь, созрев, будто расслаблял свои объятия, там и тут сползая с ветвей дерева, освобождая его. Кисти налились соком, а вишня, напротив, словно усыхала – дорожка под нею усыпана листвой почти по щиколотку Андрею. А вокруг начинающих усыхать виноградных - листья вишни всё ещё сохраняли густо-зелёный цвет, будто бахвалясь перед паразитирующей ягодой остатками здоровья. А ведь усохнут к зиме оба, подумал Андрей. Разве что каждый на своём корню. Не случилось симбиоза.