Обитая чёрной кожей дверь распахнулась, из кабинета директора завода в «предбанник» вылетели две фигуры. Секретарша Зиночка удивлённо округлила прорисованные по-китайски глазки и деликатно спряталась за монитором своего компьютера.
- Что, Сергеич, досталось? – участливо спросил ожидавший своей очереди заместитель главного инженера. Александр Сергеевич - помощник директора по кадрам, краснощёкий толстяк в светлом костюме неопределённо отмахнулся ладошкой, вытер клетчатым платком потную лысину и выскочил из приёмной в коридор. Следом за ним вышел высокий, худощавый, с красными пятнами на бледном лице, начальник цеха Петров. В отличие от кадровика, он старался казаться невозмутимым, хотя всем присутствующим было видно, что он тоже очень взволнован.
В коридоре кадровик ухватил Петрова за рукав и втащил его в свой кабинет, находившийся в десятке метров от приёмной.
- Минералки хочешь? – спросил Александр Сергеевич, достав из холодильника бутылку, а из застеклённого шкафа – пару стаканов. – Или лучше коньячку? Рабочий день кончается, а после такой головомойки нам с тобой не грех…
- Нет, Сергеич, от минералки не откажусь, а спиртного не надо. Я за рулём.
- Ну и что! – искренне удивился кадровик, наливая себе в стакан пятизвёздный «Арарат». Сделав изрядный глоток, он откинулся в кресле и прикрыл глаза:
- Вот ты ответь, Васильич, за что я сегодня втык получил? Кто не выполнил разнарядку по увольнению пенсионеров – ты или я?
- Я, - признался начальник цеха, отхлебнув холодного «Нарзана».
- Правильно, ты! А мне директор врезал больше, чем тебе. Это справедливо?
Петров промолчал.
- Так что делать будем, Васильич? – тревожно забегал по кабинету толстяк. – Нам директор три дня дал! Через три дня у тебя в цеху не должно остаться ни одного пенсионера. А у тебя?
- Четверо ещё держатся, самые упёртые… Сколько уж говорил с этими бабами – ни в какую. Да их всех одна и мутит - Савельева! Наглая как танк! Пошли вы, говорит, все… Мне, кроме зарплаты, терять нечего. Если Савельева уйдёт, остальные не задержатся…
- Может, как-нибудь за нарушения уволить? – предложил кадровик.
- Да что ты! – безнадёжно махнул рукой Петров. – Они же образцовые, ни секундой раньше, ни секундой позже. Работают без брака, не придерёшься. Да и с похмелья, как мужики, после праздника на работу не приходят. Слушай, Сергеич, а может оставим их? Жаль, работницы-то хорошие, надёжные!
- А вот это не обсуждается! – кадровик грозно выпятил пухлый живот. – Есть установка, есть контрольные цифры, изволь выполнять. Не хочешь – заставим!
Задетый за живое Петров вскочил со стула:
- Меня заставлять не надо! А вот если ты такой умный, то разговаривай с бабами сам, а я уже пробовал!
- А вот и поговорю! Обеспечь-ка ко мне в кабинет эту… как её… Савельеву завтра на десять часов.
- Сделаем! - пообещал начальник цеха, допил минералку и ушёл к себе.
Утром, в половине девятого, в кабинете помощника директора по кадрам зазвонил телефон.
- Александр Сергеич, здорово, Петров говорит… Я озадачил Савельеву визитом к тебе, а она сказала, что кадрам не подчинена и бегать по вызовам не собирается.
- Та-а-ак! – зловеще протянул кадровик. – А тебе–то она подчинена? Или она у нас на заводе вообще никому не подчиняется?!
- Почему же? Ко мне по вызову придёт, не бывало ещё случая, чтобы не явилась.
- Вызывай на десять к себе, я подойду, мать её ети…
В десять утра в кабинет начальника цеха постучали:
- Звали, Николай Васильевич?
- Заходи, Валентина, заходи, садись!
Александр Сергеевич внимательно, испытующе смотрел на вошедшую женщину. Ничего особенного не углядел в ней его намётанный глаз кадровика, прирождённого психолога. Баба как баба, видно, что не конторская, из работяг. Вот только села не на крайний стул у самой двери, а прошла к приставному столу, в самый центр кабинета. Уверенно выдвинула себе стул и села, причем не на краешек, а на полное сиденье, откинувшись на спинку. На него, помощника директора, даже не взглянула, как будто он и не сидел за тем же приставным столом с противоположной стороны.
«Нет, не простая баба, есть характер…» - отметил кадровик.
- Ну вот, Александр Сергеевич, вы просили организовать вам встречу с Савельевой. Пожалуйста, Валентина Афанасьевна к вашим услугам!
«Ах, ты, подлец, умываешь руки! Сам - в сторону!» - с негодованием мысленно отреагировал помощник директора на «реверанс» Петрова, но вслух вежливо поблагодарил:
- Спасибо, Николай Васильевич! Валентина Афанасьевна, видно, стесняется на директорский этаж заходить, так уж я сам сюда спустился, к массам, так сказать.
- Да вы напрасно страстей-то не нагоняйте. Экие ужастики – директорский этаж! – Савельева смотрела на него в упор, не мигая. - Давайте по существу и поскорее, а то мне работать надо. И лучше на «ты», без отчества. Здесь у нас попросту, не то что у вас, на директорском…
- И то верно! – обрадовался кадровик. – Я полагаю, Валентина, тебе об отдыхе подумать пора. Сколько лет отработала на заводе?
- Да почти сорок, - ответила работница. - Но я на покой не спешу, ещё на пяток лет у меня здоровья хватит.
- А вот у меня не хватит, если я каждую пенсионерку буду уговаривать уйти на заслуженный отдых! – не выдержав, взорвался Александр Сергеевич.
- Что ж ты, милый, надрываешься-то так? Береги себя! Ежели о нас печёшься, так напрасно. Сиди себе в кабинетике, а уж мы сами о себе позаботимся, когда время придёт!
Кадровик прекрасно понимал, что Савельева попросту издевается над ним, говоря спокойным тоном такие простые, но такие язвительные по смыслу слова.
- Значит, так! - он взял себя в руки. - Если сама не захочешь написать заявление, я проведу сокращение. Всё по закону! А за два месяца я тебе столько взысканий нарисую – вылетишь по статье. И никуда ты больше со своей трудовой книжкой не устроишься, как с волчьим билетом. Ну, что, будешь писать?
Валентина молчала. Приободрённый Александр Сергеевич ухватил на столе начальника цеха лист бумаги и ручку, подвинул работнице:
- Вот так-то лучше!
Савельева, не говоря ни слова, взяла ручку, подвинула к себе бумагу и задумалась, затем крупными буквами что-то набросала на листе и развернула его в сторону кадровика. На листе было написано «ДА ПОШЁЛ ТЫ!».
Александр Сергеевич вскочил. Женщина тоже встала, скомкала в кулаке лист, достала из кармана своего рабочего халата мобильник, что-то понажимала – и в кабинете явственно раздался металлический голос кадровика:
«…И никуда ты больше со своей трудовой книжкой…».
Александр Сергеевич потерял дар речи. Савельева выключила телефон, сунула его в карман:
- Так я пошла, Николай Васильевич, а то бабоньки скажут – заболталась с начальством. У товарища с директорского этажа ко мне, вроде бы, вопросов больше нет.
Она, не спеша, с достоинством вышла из кабинета.
- Н-ну, с-стерва! – яростно выдохнул пришедший в себя Александр Сергеевич, как только за Савельевой закрылась дверь.
- Я ж тебе говорил, что трудно с ней такие вопросы полюбовно решать, - уныло констатировал Петров, бесцельно тыча пальцем в кнопки калькулятора.
- А что она с диктофоном в кармане ходит – ты мне тоже говорил? – взъярился кадровик. - Попробуй теперь тронь её! Она эту запись в любой суд… Что делать, что делать!
Трясущимися пальцами он вытряхнул из капсулы таблетку валидола, сунул её под язык.
- Готовь, Васильич, этим бабам замену. Четырёх других вместо них уволим. Разнарядку надо выполнять!
- А кого? Ремонтные бригады крошить? За это нам с тобой главный инженер обоим кое-что поотрывает! А кроме ремонтников у меня остались только матери-одиночки да ещё единственные кормильцы в семье.
- Не знаю! - заорал помощник директора. - Выберешь сам, пришлёшь ко мне! Не пойдут – сам за руку приведёшь!
Он тяжело поднялся со стула, выругался и громко хлопнул дверью.
В конце рабочего дня в кабинете помощника директора по кадрам за приставным столиком сидела и всхлипывала ещё молодая женщина:
- Так куда же мне теперь, кто семью кормить будет?
- Ничего, мы тебя не с пустым карманом отпускаем. Как-никак, пять месячных зарплат получишь сразу, при увольнении. А дальше биржа платить будет. С мужа бывшего алименты на детей получаешь?
- На эти алименты кошку не прокормить, не то что детей! А биржа копейки платит, я уже слышала. Нет, не буду я добровольно писать заявление, сокращайте, если хотите!
- Послушай, Терехова, - терпеливо увещевал Александр Сергеевич, - я же о тебе забочусь, о будущем твоём и детей твоих. Сегодня заводу туго, а завтра кризис пройдёт, снова работники понадобятся. Ведь ты же снова захочешь к нам, верно?
- Конечно, если в нашем городе больше и заработать-то негде! – снова всхлипнула Терехова.
- Вот, а я о чём толкую! – обрадовался кадровик. - Я потому тебе и предлагаю сейчас добровольно уволиться, по соглашению, на время, так сказать. Нам Москва строго-настрого указала: уволенных по сокращению повторно на завод не принимать. А ты – писать не буду! Я же о тебе забочусь…
Терехова вытерла покрасневшие, припухшие глаза, обречённо вздохнула и подтянула к себе лежавшие на столе листы бумаги с подготовленными текстами соглашения:
- Показывайте, где расписаться.
Через три дня Александр Сергеевич стоял с раскрытой папкой в руках перед огромным столом директора и докладывал о выполнении разнарядки:
- По цифрам, Борис Яковлевич, всё в ажуре. Правда, не всех, кого полагалось, удалось уговорить. Упёртых временно заменили другими, но и с ними работу продолжим…
- Да уж, изволь! Упёртые, как ты выразился, мне здесь не нужны.
- Не беспокойтесь, Борис Яковлевич, не засидятся. Так я доложу в Москву о выполнении разнарядки?
- Доложи, Сергеич, доложи.
Александр Сергеевич вышел в приёмную. Пользуясь отсутствием посетителей, он игриво ущипнул за круглую попку Зиночку, потянувшуюся на верхнюю полку стенного шкафа, и договорился с ней, что в субботу после обеда вызовет её на работу по срочной служебной необходимости. Придя к себе, Александр Сергеевич закрыл на ключ дверь, достал наполовину опустошённую бутылку «Арарата», стакан и с чувством выполненного долга опустился в глубокое кожаное кресло.
«Нервная, всё-таки, у меня работа, чёрт возьми!» - подумал он, наливая в стакан тёмную ароматную жидкость.