Хотели как лучше

Валерий Коновалов
                ХОТЕЛИ КАК ЛУЧШЕ

   Вечером жена к телефону зовет. Захарова на проводе:
   - Извините, Виктор, за поздний звонок. Не отвлекаю?
Так официально: наверное, потому что Нинка трубку сняла. 
   - В чем дело, Юлек?
   - Вить, ты телик смотришь?
   - Ну?
   - Будь другом, не переключайся: информация, говорят, прошла об упрощении порядка регистрации иностранцев. Конец нашему бизнесу. Шефу сюрприз с утреца будет.
   Догадываюсь, почему она так живо интересуется: ведь на нее эту регистрацию  повесили. С акциями работы невпроворот, а тут еще таджики эти с китайцами. Поэтому беспокойство ее –  одно лукавство: баба с возу – кобыле легче.  Ничего я не сказал ей о своих соображениях и стал за новостями следить. По всем каналам щелкал  – Нинку этим в сильное раздражение привел: мешаю, видите ли, ее сериал дурацкий смотреть.
    Сюжет, о котором говорила Захарова,  повторили в одном из выпусков новостей. Суть дела в том, что утверждался уведомительный порядок регистрации иностранцев, для чего была создана служба «единого окна».  Главное тут – легальность процедуры, после которой можно смело ходить по улицам, не прячась от милиционеров и других сборщиков дани, устраиваться на работу, снимать жилье и пользоваться правами граждан страны пребывания. Показали и сотрудников миграционной службы, их  корректные, доброжелательные улыбки,  и первых счастливчиков, получивших документы. Никакой суеты: пришел – уведомил – получил. Цезарь позавидует. Дожили, значит, до заграницы. Как шеф выкручиваться теперь будет: ведь мы только и существуем за счет того, что наши чиновники палки в колеса вставляют просителям?
    В офисе с утра только и разговоров что о новых порядках. Охают, судачат. Только все это  как-то ненатурально звучит. Видно, что  по-настоящему никого это за живое не задевает: проблемы-то у шефа, а у нас зарплата – вынь да положь два раза в месяц. Не все коту масленица – бывает, и служащим быть комфортно.       
     Шеф  уже позвонил Захаровой.
   - Вить, для тебя задание, - обращается она ко мне. – Поезжай на Новинский  – проясни ситуацию. Все запиши, ничего не упусти.
   Увидев мою кислую физиономию (  а мне и в конторе неплохо сиделось), подсластила пилюлю:
   - Начальство считает, что тут человек  грамотный нужен, смышленый. Так что давай -  оправдывай доверие.
   Я решил на метро ехать. Хоть на людей посмотрю, думаю, а то так вся жизнь за баранкой пройдет. C непривычки здесь даже интересно. Такое обилие лиц.  Женщины и девушки все красивые. А как одеваются  модно! Раньше проблема была вещь достать, сейчас – другая: всего навалом. Поносил две недели  –  можно выбрасывать. Раньше, если джинсы достал, до конца жизни себе уважение обеспечил. Их можно было пять лет носить, на ночь не снимая,  а потом продать. Счастливый покупатель столько же ходил в них и также продавал кому-нибудь. Не было на моей памяти ни одного случая, чтобы джинсы выбрасывались по ветхости. Когда в середине восьмидесятых в ЦУМе «выбросили» партию «Супер Райфлов», вся Москва об этом знала. Эта новость была сродни сообщению о том, что человек на Луну высадился. Под ложечкой сосало:  успеть бы у спекулянтов перекупить, пока цены не взлетели. Но цены существенно не взлетели, потому что «Райфлы» после этого стали довольно часто появляться в продаже, и это резко понизило статус тех, кто их носил.
      - «Райфл»? Нет, «Райфл» не хочу. Ты мне «Страус» или  «Вренглер» достань.
   - Двести.
   - Че так дорого? Егоров за сто восемьдесят купил.
    - У меня грузины по двести двадцать берут. Только так отлетают.
    - У грузин бабок навалом, они цветами спекулируют. Достань за сто восемьдесят, а?   
     Бывало, набегаешься по магазинам, настоишься в очередях - зато какое удовлетворение получаешь, когда импортную кофточку, или «батник»,  или сапоги домой принесешь. Нет теперь от «тряпок» прежней радости: у всех все есть.
    Я вышел в город напротив сталинской высотки  и стал подниматься по Баррикадной к Садовому кольцу. На Садово-Кудринской,  если налево пойти, известный всей Москве «комок» был, где продавалась импортная электроника. Крутились там в прежнее время  разного рода дельцы: спекулянты, фарцовщики,  шелупонь, мечтающая заработать пару-тройку лишних червонцев к зарплате, а то и просто вкусить воздуха мелкого предпринимательства. Можно было встретить и тузов. Стоял такой солидняк,  с  крепкой челюстью,    в длинной дубленке, ондатровой или пыжиковой шапке, кожаном пальто или кожаном пиджаке смотря по сезону, с «капитанскими» часами на  массивном браслете, а то и в «Швейцарии»,  играл желваками. Преждевременно состарившаяся кожа на лице в резких морщинах – результат воздействия ветра, табака и временно не комфортных условий жизни. При разговоре обнаруживал недостаток боковых передних зубов, золотую коронку (фиксу).  То есть имел вид человека, уже побывавшего в известных местах.   Попадались и холеные товарищи, внешне с барскими манерами, вальяжные, но это только до тех пор, пока их не вывели из себя. Тогда такие речи можно было услышать, что сразу понятно становилось –  тоже тертые калачи. Простые же спекулянты, боявшиеся  «засветиться» по месту работы, дрожали при каждой коммерческой операции и разбегались при малейшем намеке на облаву.
      Дойдя до Садового кольца, я повернул направо. Только что отстроенный торговый центр «Новинский пассаж» (гранит, стекло, золото, два шлагбаума, вымытая мостовая),  памятник Шаляпину перед домом Шаляпина, группа одно- двухэтажных бело-желтых особнячков, далее – тяжелое, мрачное, похожее на тюрьму здание. Низ выкрашен охрой, верх – грязно-бежевой краской. Окна цокольного и первого этажей в решетках, далеко не декоративных, внушительные аскетические ворота также без излишеств: обитатели, видимо,  готовятся к штурму и более заботятся о прочности ворот, чем об эстетике. Дополняет картину ощетинившийся пиками трехметровый металлический забор.  Натурально тюрьма.  Когда-то фасад здания был обезображен следами от разбившихся о его стены чернильниц, и только случайность уберегла его от более существенного ущерба, когда один человек  пытался произвести по нему выстрел из гранатомета.   Во время оживленного движения он остановил   угнанный милицейский джип посередине Садового кольца напротив посольства, вышел из машины, прицелился, но выстрела не произошло: подвел затвор. Он бросил гранатомет на дорогу, сел в машину и спокойно укатил на глазах у изумленных ментов и охраны здания. Подозревали сербов, русских националистов, а «террористом» оказался одиночка, московский скульптор, увлекшийся идеями панславизма.  Это было его ответом на действия  американцев,  которые в это время утюжили бомбами православную Сербию. У посольства митинговала молодежь из движения «Идущие  вместе», ЛДПР, различных патриотических и националистических организаций.  В здание летели чернильницы, оставляя на его стенах следы лиловых комет. Студенты упражнялись в остроумии. Запомнилось чучело Клинтона с маленьким членом и табличкой с надписью: «Сербия  не Моника - откусит!» Сцена в Овальном кабинете обыгрывалась в разных вариациях: «Моника, стисни зубы!»  Под общий смех в адрес америкосов звучали очень откровенные выражения.      
  Власти после этого приняли надлежащие  меры. Теперь же вдобавок ко всему вдоль фасада стоят каменные фальшь-урны для цветов, похожие на те, которые служат препятствием для бронетехники и большегрузного транспорта на блок-постах в неспокойных регионах страны.
   Но вот и 11-ый дом, бывший Доходный дом Щербатова, внушительных размеров особняк в три-пять этажей. Во дворе топчутся работяги в ярко-рыжих спецовках какого-то РСУ,  смуглые, обветренные. Русской речи не слышно. В отличие от  кавказцев, которые ведут себя по-хозяйски шумно, эти скромнее. Вид покорный. Но покорность эта спокойная, в ней чувствуется уверенность в то, что «старшой» знает, что делать. Это роднит их с солдатами срочниками, но уважение к старшему здесь искреннее. Хотя на самом деле понять, о чем они думают, разгадать их настроение невозможно. Азиаты. К тому же  они осторожны и скрытны. Страна чужая, прав - никаких, а если и есть, то не афишируют, так как грехов тоже хватает: почти все -  нелегалы.
     Я открыл массивную железную дверь  и  почувствовал запах спертого воздуха, который образуется от долгого нахождения в помещении значительного количества людей. Примешивался также запах не просохшей малярки.  Вся широкая лестница,  служившая в какое-то время знатным гостям, в какое-то – жильцам доходного дома, была, как автобус в часы пик,  заполнена бывшими гражданами бывшей советской империи. Преобладал азиатский элемент.  «Телик, наверное, вчера посмотрели», -  подумал я. Слева на подоконнике, размерами напоминающем  письменный стол, сидел, как я его тут же окрестил про себя, «говорящий по-русски  таджик» в цивильном костюме -  вероятно, старший.  Это было видно по его смышленому лицу  и тому уважению, с которым к нему относились соплеменники.
Стараюсь подняться вверх по лестнице.  На втором этаже картина та же: кроссовки, спортивные брюки, курточки, вязанные шапочки, желтые лица. Смесь покорности, настойчивости и уверенности. Я протиснулся в дверь Управления ФМС и оказался на небольшой площадке – своеобразном предбаннике: высоченный потолок с трехъярусной люстрой под бронзу, настенные канделябры, короткая лестница с КПП на подъеме, информационный стенд. Но не успел осмотреться, как охранник попросил нас освободить помещение на время обеденного перерыва. Пришлось вместе со всеми выйти на улицу.
Во дворе к этому времени образовалась внушительная толпа, в центре которой какая-то женщина хорошо поставленным голосом экскурсовода рассказывала о процедуре регистрации. «Конкуренты»,  - подумал я. Подошел ближе. Голос женщины показался мне знакомым. Она стояла спиной ко мне, невысокого роста, плотная, прилично одетая, но с оттенком некоторой неряшливости. Держалась очень уверенно. Голос – энергичный, сильный своей убежденностью. Единственно, что выглядело резковато, это  быстрота, с которой она говорила, почти тараторила: «Все работы проводятся при прямом взаимодействии с органами миграционного контроля, с учетом последних изменений Федерального закона «О правовом положении иностранных граждан Российской Федерации» на основании договора об оказании услуг». Азиаты брали из ее рук анкеты. Для них  это было китайской грамотой. Передали старшему. Тот долго  рассматривал, потом вернул женщине. Не одобрил, но и не высказался против. Не хотел брать на себя ответственность и в то же время не хотел уронить свой  авторитет.
   Женщина повернулась ко мне лицом -  и я узнал Ветку. Неужели переметнулась на юридические услуги? Вот баба: на лету ловит!    Увидев меня среди толпы, она  прервала свой словесный поток, но длилось это мгновение  и было замечено только мною. Я удивился: а где же подельница, неужто рассорились? В бизнесе это не редкость. Закадычные друзья – и те расходятся. Такова  уж власть денег.
Но долго гадать мне не пришлось: со стороны Садового кольца, при входе во двор, в арке  нарисовалась до боли знакомая фигура. Но, бог ты мой,  как одета!? Так у нас в провинциальных городах одеваются  - шьют по выкройкам из модных журналов. Эстрадным тусовщикам подражают. Подходит сразу к Ветке, спрашивает, жеманно растягивая слова:
   - Женщина,  а у вас анкеты еще остались? Можно  два  комплекта купить?
   - Так я же вам уже давала, - удивляется Ветка.
  - Это для мамы с братом. Вчера приехали.
   Она протянула Ветке деньги.
   - Главное, вы мне квитанции на оплату дайте.  А то я писать не люблю: постоянно ошибаюсь.
   Она глупо смеется, глядя на таджиков.
   - К пакету документов прилагается платежное поручение на оплату регистрационного сбора! –  говорит Ветка так, чтобы это слышали все. – Вам остается только фамилию вписать.
   - Да-да, знаю, я же платила, -  перебивает ее подельница.
   - Ну а сами-то вы получили регистрацию?- спрашивает ее Ветка.
   - Ой, через две недели все получила. Спасибо вам.
   Она достала из сумочки и показала пластиковую карточку. Показала так, чтобы все вокруг видели.
   - А то милиция постоянно регистра-а-цию спрашивает, - блудливо улыбаясь собравшимся и ища у них сочувствия, добавляет она.
   Разговор неожиданно прервался громким и певучим женским голосом. В центр толпы  к Ветке продиралась женщина средних лет,  в теплой кофте, длинной юбке и косынке. На ногах – шерстяные носки и что-то вроде тапочек,  которые носят  приезжие из южных и восточных республик, в руках – две увесистые сумки. Только что с  поезда «Москва-Житомир». 
    - Нэ бэруть, дивчина, - проговорила она расстроенным голосом, показывая Ветке бланк заявления.
   Та бегло просмотрела. Пожала плечами:
   - Заполнено правильно.
   - Говорят, - чуть не плачет женщина, делая ударение на второй слог, -  оплатыты квитанцию трэба.
   -  Конечно, без квитанции не примут. Я  же вам давала.
     - Загубила, дивчина. Дайтэ щче адну. Завтра, говорят,  подоражае.
   Ветка соглашается:
   - Да, завтра может увеличиться размер пошлины. Слухи такие ходят. Наплыв большой. Ну что ж, возьмите. Больше не теряйте.
     Но предупреждает:
   - Только сразу  в сберкассу идите платить.
  - Спасэби, гарна дивчина, - причитает баба, заметно повеселев.
Переполненная чувством благодарности, она, обращаясь к таджикам, указывает пальцем на Ветку:
   - Це надийна фирма!
   Подтвердив надежность Веткиной фирмы, она подходит к железной двери и уверенно, как у печи, встает у входа.
      - Зараз пиду в банк, заплачу и первой буду на здачу документив писля обиду.
      - Женщина, уважаемая, тут очередь, - предупреждает старший.
      - Кто регистрационный сбор оплатил, тот без очереди идет, - вклинивается Ветка.
      - Да-да-да, - подтверждает молодая подруга.
    Азиаты не верят, но вынуждены согласиться. Одного человека можно пропустить, тем более такую горластую. Но и самим подстраховаться надо. Они приобретают у Ветки бланки заявлений, анкеты, квитанции, задают вопросы по оформлению. Ветка обещает помощь, но только после оплаты квитанции. Решается наконец и старший. После него бланки начинают раскупать активнее. Кто-то из шустрых уже смекнул, что их можно размножить, но экономия выходит небольшая: все это стоит на удивление дешево. «Рекламная акция,  - подумал я,  - работа на будущую клиентуру. Баба не промах, знает, как дела вести».  В банк решают идти скопом, оставив Ветку на часах.       
       Народу  после обеда собирается немерено. Сразу возникает конфликт с теми, кто пришел недавно и кого  ранее не было в списке.  Ветка куда-то исчезает. Подруги тоже нет. Цивильный таджик взбирается по ступенькам на крыльцо и на своем языке о чем-то горячо спорит с новоявленными «рейдерами».  Очень скоро спор  приобретает характер ссоры. Слышится тарабарщина на непонятном языке с вкраплением знакомых всем фраз и слов, среди которых самым повторяемым было слово, состоящее из трех букв. Начинается что-то вроде потасовки. Негодует больше всех цивильный таджик: на нем лежит ответственность перед товарищами.  Волосы его сбились, обнаружив плешь, пуговицы пиджака расстегнулись, нижняя часть рубахи на правом боку вылезла из-под ремня. Он держит спорщика из враждебного лагеря за грудь и громко частит  на своем языке  высоким, почти женским голосом.  Кто-то успевает вызвать милицию. Вероятно, милиционеры  где-то рядом ( да и американское посольство близко), потому что подъезжают сразу.
   Из патрульной машины выходит плотненький сержант небольшого росточка, но, оценив ситуацию, не решается подойти к разгоряченной толпе.  Он не столько боится пострадать физически, сколько ему лень ввязываться.
   - Я туда не полезу, - говорит он напарнику, который даже из машины не вышел, настолько прилип жопой к сиденью, -  вызывай наряд.
   Раздается характерный шум, исходящий от рации:  ленивый напарник  вызывает подкрепление. Через двадцать минут во двор въезжает еще одна патрульная машина. Но и количество таджиков удваивается. Защитники правопорядка принимают новое решение: вызвать ОМОН – и  удаляются. Вышедший из здания чиновник предупреждает: если народ не утихомирится – приема не будет.  Люди  немного успокаиваются. Между тем особо хитрожопые ( это при нас они прикидываются простачками ) уже просочились через соседний подъезд в здание и тихой сапой заполнили коридоры.
   Образовались две партии: те, кто очередь с утра держали, и  подошедшие после обеда. Последние вдруг стали замечать, что стоявшие впереди потихоньку пропускают своих, отчего голова очереди разбухает. Начинается нешуточная ссора. К этому времени  появляется ОМОН. В касках и бронежилетах.  Старший из омоновцев, здоровенный мужик с кулаками размером со шлем, строит конфликтующих. У них проверяют документы и человек десять увозят с собой.
  Спокойствие после этого держится полчаса, и  опять начинается драка.  Вышедший чиновник  опять призывает к порядку, грозит и, наконец плюнув, отходит.  Его сменяет какой-то мужик и, как Ленин на броневике, держа в левой руке шапку и вытянув вперед правую, к чему-то тоже призывает. Затем говорит  цивильный таджик. Все тщетно, и когда накал страстей достигает своего предела,  толпа, смяв двух стоявших на страже пенсионеров, подрабатывающих на очередях,  рвет вверх. Красный от возбуждения чиновник, прижатый к стене,  орет, что  не начнет прием, но его никто уже не слушает. Опять вызывают  ОМОН. Опять всех строят,  переписывают, список передают чиновнику. Ничто тут даже отдаленно не напоминало телевизионный сюжет.
      Вооружившись блокнотом и ручкой, я пробрался к информационному стенду.  Бланки, образцы заполнения заявлений, реквизиты на оплату регистрационного сбора, список требуемых документов  - все решил переписать, чтобы в конторе ко мне претензий не было. Полблокнота почти исписал, как заметил, что среди стоявших в голове очереди возникло замешательство, которое быстро распространилось на остальных. Все взгляды  были обращены на человека, который с тупым недоумением на лице показывал  соплеменникам квитанцию и что-то объяснял им на родном языке. Те сравнивали со своими бумажками, но ничего не понимали. Негромко и растерянно переговаривались. Ждали разъяснений. Волнение росло. 
 Наконец  у блокиратора возник  невысокий, плотный,  давно простившийся с волосами в верхней части черепа человек  в костюме, бежевой рубашке и темном галстуке. Настоящий чиновник -  заработавшийся  и  чем-то очень рассерженный. За ним шел  другой работяга-мигрант, похожий на первого не только азиатскими чертами лица, но и таким же тупым недоумением на лице. 
     - Ну, откуда ты списывал? – спрашивал у него рассерженный чиновник.
   - Заявление, начальник,  - тот с надеждой смотрел в глаза чиновнику.
   - Что ты мне свое заявление тычешь? Ты не по тем реквизитам оплатил.  Как ты их списывал? Где? Покажи!
   - Женщина купил, начальник.
   - Вот у «женщина» и  получай разрешение.
Тот тупо глядит на него.
    - Ну-ка, дай мне свою квитанцию, - говорит наконец чиновник таджику, стоящему ближе всех к блокиратору.
   - Да у вас у всех неверно что ли?  У кого еще такие?  Дайте-ка.
 Потянулись руки.
   - Ну, братцы, - бегло пробежав глазами по двум-трем квитанциям, разводит руками чиновник. – Есть тут кто с нормальными документами?
    Прошли пять человек с Украины – те еще вчера приходили. Думали, надолго, да повезло: впереди  оказались.   
    Чем все это  у них там закончилось – не знаю, потому что,  сделав все, что от меня требовалось,  покинул это грустное место. На Баррикадной  перед тем, как в метро зайти, решил в кафешке летней стаканчик минералки пропустить: упарился, пока толкался.   Сижу, жду, когда меня обслужат. Думаю: у нас всегда так. По  Черномырдину: хотели как лучше, а получилось как всегда. Ладно, мы привыкли, а вот таджики – у тех иммунитет еще не выработался. В «режим одного окна» поверили.  Поживут у нас - оклемаются. Правда, на деньги они попали с этими квитанциями, но тут уж случайность, «техническая ошибка». Опростоволосилась Ветка. Не за свое дело взялась.   Заполнение документов – только на первый взгляд дело нехитрое.
Внимание мое привлек оживленный разговор, который шел за соседним столиком.
   - Мне в Химки надо поспеть вернуться к десяти, - услышал я женский голос.
   - На метро поезжай – успеешь, - ответил второй.
   Я насторожился.
   - В магазин еще забежать: обещала своему щи из капусты сварить.
   - От капусты кровь густеет и пиписочка толстеет. На работу бы гнала его лучше, а ты щами кормишь.
   Сомнений не было: Ветка! Любит она прибаутки.
   - Сколько квитанций раздала?
   -  Пятьдесят.
    - По Москве деньги день в день идут.
   -  Чтобы не светиться, по доверенности можно будет получить.   
   - Никто бучу поднимать не будет: не те суммы. Тем более таджики: сами всего боятся.
   Последний голос – молодой напарницы Ветки. Чей же первый? Повернул я голову… Ну дела! Баба с поезда «Москва-Житомир». Куда выговор делся? Настрой у всех троих деловой. Видно, еще далеко до «гримерной» и щей с сожителем. Еще целый день впереди, аншлаги и вызовы на бис.
   Не стал я рассекречиваться, подождал, когда уйдут. Размышляю над их разговором… достаю Веткину квитанцию, открываю свой блокнот… Так и есть! А ведь сразу и не заметишь: в графе «получатель платежа» - ООО «Регистрационная служба»! Дальше и читать не надо. Это фирму мы же ей и создали. Я еще тогда подумал, что неспроста она именно такое наименование заказала. Теперь понятно, почему бланки стоили дешево. Вот такие же, как  Ветка, фальшивые квитанции в почтовые ящики гражданам подбрасывают – за «телефонные разговоры»,  «коммунальные услуги»,  «ремонт домофона».  При невнимательном рассмотрении  от настоящих не отличишь. Суммы незначительные, текст мелкий  – вчитываться недосуг. На это и рассчитано. А из  незначительных сумм значительные складываются. Пару подъездов пошлют тебе на счет – вот уже верная десятка. А весь дом? А район окучить? А…

Граждане! Читайте,  прежде чем что-либо подписывать, не ленитесь! Это я вам говорю -  Витек, не раз в своей жизни лопухнувшийся. Говорю для очистки совести, потому что не верю, что это на пользу вам пойдет. Природу ведь не обманешь.