1
- А тебе понравится, если я сделаю вот так?! – и с этими словами тяжёлая нога грузной семидесятилетней дамы, обутая в украшенный бисером унт, тяжело обрушивается на парту. – Так вот, ты делаешь то же самое, когда кладёшь свою шапку на стол, а не оставляешь в гардеробе!
Вам, конечно, может показаться, что это очень странное поведение для учителя, но Людмила Васильевна Джалая, что вела у нас рисование в младших классах и черчение - в старших, была именно таким человеком. А это – одно из моих самых ярких воспоминаний о ней… Хотя, если быть точной, все самые яркие мои воспоминания о школе связаны с Людмилой Васильевной. Она была настоящим художником, очень неординарным человеком и каждое её слово, действие – всё несло в себе отпечаток этой оригинальности.
Что я знаю о ней? Когда-то она преподавала историю, но рисовать и учить рисованию любила, наверное, больше, поэтому стала вести эти предметы. С ней знакомы известные художники Якутска. Она жила в комнате в общежитии, получала очень мало, но ничего не жалела для учеников, выдвигая самых одарённых на улусные и республиканские конкурсы, помогая устраивать показы начинающим модельерам и выставки – художникам. У неё даже была такая традиция – пройдя какую-либо тему, мы устраивали выставку рисунков перед своими одноклассниками и тот, чья работа понравилась большинству, получал шоколадку. Она рисовала по шёлку и слушала «Кино». Ей нравилось читать стихи. Она была порывиста и импульсивна, не боялась резких замечаний. То весела, то строга – часто даже без перехода. Безжалостна к лентяям и тем лоботрясам, что считали её уроки «пролётными». За это её многие не любили, ведь она казалась очень странной. Но я не понимала, как можно говорить гадости за спиной того человека, который загорается, словно факел, от одной лишь единственной искры, стоит ему ухватиться за разговор о своём предмете…
Как я уже сказала, она была художником… Но её работы нигде не выставлялись – она вообще мало внимания уделяла себе. Больше – своим подопечным, в число которых входила и я. Она вдохновляла нас – трудно было не зажечься самому от её огня… Она прочила нам великое будущее. Мне жаль, ведь я, наверное, не оправдала её надежд, выбрав другую стезю… Касаемо же её уроков – она не учила нас рисовать… Она учила нас раскрываться, излагать свои мысли краской по бумаге – думается мне, это даже важнее, чем уметь правильно расставлять светотень и грамотно рисовать куб в перспективе.
В отличие от прочих моих одноклассников, я с ней сошлась легко и быстро – мне нравились её уроки, мне нравилась она. Я любила рисовать и то, что я рисовала, приятно удивляло её, она одобряла мои мысли… А потом я начала рисовать одежду. Она хотела выдвинуть меня на «Шаг в будущее» - довольно известный конкурс в наших краях. Мы даже устроили небольшой показ, но… Мне стыдно сейчас, что была так пассивна и безучастна ко всему, что она делала. Собственно, именно благодаря мне из этого так ничего и не вышло – я всё не могла определиться, чего хочу, металась, то бросала это занятие, то вновь начинала рисовать… Она любила то, что я делала. А я сомневалась. Но даже когда мы «оставили бесплодные попытки», я всё равно до десятого класса приходила к ней и показывала свои новые работы.
Мои последние воспоминания о ней? Мы встретились на выходе из школы и какое-то время шли вместе, разговаривая – нам было по пути. Я сказала, что не буду заниматься живописью, а поступлю на филологический, ведь литература привлекает меня больше. Она удивилась, но не расстроилась. Она сказала: «Ты будешь хорошим учителем. Ты любишь свой предмет». Мне очень хочется верить в её слова…
А потом… Потом был одиннадцатый класс. Где-то полгода я не заходила к ней – всё находились какие-то дела. Но рисунки накопились и я захотела их ей показать. А её уже не было в прежнем кабинете и я поймала себя на мысли, что давно уже не видела её в школе. Я спросила у подруги… Людмила Васильевна ушла на пенсию ещё в конце прошлого учебного года. Я даже не попрощалась с ней.
Людмила Васильевна Джалая очень много сделала для меня. Она многое изменила во мне. И она была не просто учителем – её натура и её дела выходили далеко за сухие рамки «педагогической деятельности». Она была человеком, который должен повстречаться каждому на его земном пути, потому что именно таким людям удаётся повернуть русла судеб в иные стороны, чем им было предначертано прежде. Мне стыдно, что всё закончилось так, но я бесконечно благодарна Людмиле Васильевне за то, что смогла познакомиться с ней.
2
В своей школьной жизни я сменила четырёх классных руководителей. Каждый из них внёс свой штрих в мою жизнь, но тем человеком, который показал мне нужную дорогу, была Еленушка – так за добрый, мягкотелый немного характер прозвали её ученики.
Как ни странно, главные свои изменения в людях она делала на внеурочных занятиях – для желающих она вела кружок журналистики, «Вдохновение». Ходили туда почему-то только девочки. Собственно, я на них и познакомилась с ней – ведь тогда она ещё не была моим учителем. Я пришла на кружок, потому что слышала, что не только публицистикой занимаются тамошние гении от жёлтого скандала, но и сочинительством. Хотелось попробовать себя в литературе. Так всё и началось.
Елена Васильевна была удивительной – бывшая скрипачка, глубоко православная христианка, честный журналист… Она многократно ссорилась с руководством школы из-за своей прямолинейности. С администрацией посёлка – тоже. Она боялась, конечно, но правдолюбие, кажется, было сильнее любого страха – разоблачающие статьи её авторства время от времени появлялись в местной прессе. С виду в этой немолодой, пухленькой и невысокой женщине, чьи добрые глаза были спрятаны за толстенными линзами очков, нельзя было узнать борца – но она была им.
А ещё она писала стихи и рассказы. Читая их, мы, её «воспитомки», начинали понимать, что гениям не обязательно быть знаменитыми и популярными, даже не обязательно издаваться… Я и сейчас не могу понять, почему всю свою жизнь эта удивительная женщина посвятила школе, обалдуям и лоботрясам, которыми являлись наши классы. Почему она стала напутствовать других вместо того, чтобы самой добиться много – а это было ей по силам… Этот вопрос останется для меня навсегда, но, так или иначе…
Нас было трое у неё, тех, кто дольше прочих, до самого её ухода на пенсию, ходил в кружок и работал там. Еленушка в шутку называла нас «маститы». Она внушила нам самые главные мысли – о будущем. Она показала нам, кем мы можем стать, увидела задатки в детях, которые пришли к ней и теперь, благодаря ей, я учусь на филологическом, а мои подруги – на факультете журналистики.
Пенсия её была вынужденной – из-за её статей школьные начальники всё больше косились в её сторону, кружок вытолкали из облюбованного кабинета и потом начала сокращать часы её уроков. Елена Васильевна поняла намёк и ушла, перебралась в дом детского творчества, где появилось новое «Вдохновение». Мы уже не ходили туда – готовились к выпускным экзаменам. Когда я встречала её на улице, мы перебрасывались парой фраз – она говорила неохотно. Мне казалось, что Еленушка была чем-то на меня обижена. Как выяснилось позже, так же она говорила и с моими подругами… Наверное, она потеряла к нам интерес. У неё теперь были новые птенцы, а прежние повзрослели и разлетелись, кто куда… На самом деле, ни мы, ни она больше не нуждались друг в друге. Скорее всего, то, что произошло, было объяснимо. Она научила нас всему, чему могла и направила туда, куда нужно. Она и сейчас любит нас, а мы – её. Мы знаем, чем мы ей обязаны.
Трудно придумать итог, чтоб подвести его под эти две истории знакомства и «благотворного сотрудничества». Мои любимые учителя – люди, которые помогли мне делать свою жизнь, люди, трудами которых я сейчас та, кто я есть и вырасту ещё в кого-то, нового, неизвестного мне человека. Благодарность? Это слово слишком маленькое для того, чтобы выразить всё то, что я должна этим женщинам и то, что я к ним испытываю. По прошествии времени могу сказать, что знаю о них на самом деле не так уж много. Однако… То, что известно мне совершенно точно – это идеал. Та безупречность, к которой нужно стремиться, но получиться не у всех из нас – такими нужно родиться. Я надеюсь, что люди истинно этого призвания будут и среди нас, иначе… Во что превратиться школа, если такие учителя уходят, а та пустота, что остаётся на их месте за письменным столом, так и не заполниться огнём нового человека, для которого собственный успех – слишком малая цена за счастливое будущее его воспитанников?