Своему отцу, Николаю Васильевичу Суханову, посвящаю…
Крутые авто и престижны часы за десятки и сотни тысяч долларов, вино из Франции,
со специально выбранной виноградной плантации, замки на Гражданском поселке – все
это СЕГОДНЯШНИЕ атрибуты достижений и самоутверждения современных
мужчин. Но во все времена мужики не только пускали пыль в глаза, но и занимались
ИСТИННО мужским делом - охотой и рыбалкой. Как мой отец, заядлый охотник и
рыболов...
Селигер
Окончив в 1960 году Ленинградскую академию им. Можайского, отец мог остаться
служить мелким клерком во второй столице страны или поехать в глухомань,
начальником военного представительства при оборонном заводе на озере Селигер. Перед
ним, в отличие от нашей семьи, проблемы выбора не стояло – на Селигере была
возможность рыбачить и охотиться. К тому же маячила карьера до полковничьих погон.
И он выбрал второе...
Тогда на Селигере еще не было столько туристов, как сейчас, это были бескрайние плесы
и заросшие непроходимой трестой протоки, на берегу которых росли длиннющие
корабельные сосны – единственные сохранившиеся представители европейской тайги.
То тут, то там были разбросаны небольшие рыбацкие деревушки, а в лесных чащах белели
стены заброшенных храмов и монастырей, одни имена которых навевали русскому уху
память о славной истории этих глухих мест – Нилова Пустынь, Никола Рожок…
Среди бесконечной воды таились несколько сотен островов, больших и малых. На них в
лесу искали желуди кабаны и лакомились малиной медведи, в тресте шумно
перекликались кряквы и нырки, а под водой в изобилии водились судаки, щуки, окуньки,
лещи и плотва. А на острове Городомля, где мы жили, во внутреннем озере ко всему
прочему встречались огромные угри, как говорили старожилы, запущенные туда
немецкими учеными, работавшими на оборонном заводе в 1940-50-е годы.
Естественно, что все это являлось источником мечтаний и поползновений местных
рыбаков и охотников, среди которых мой отец вскоре занял достойное место.
Почти все они имели лодки, на которых стояли тогда маломощные подвесные моторчики
типа «Ветерок» и «Салют» или помощнее – «Москва» и «Вихрь». Лодки сначала были
обычные деревянные с рулевым шестом, приделанным к рулю мотора, и только гораздо
позже появились на просторах озера металлические «казанки» и «прогрессы». Вот с этих
лодок и рыбачили…
Подледный лов
А теперь расскажу несколько запомнившихся мне моментов, как нельзя точно
характеризующих этих людей, фанатично преданных своим увлечениям.
Во-первых, все они были жутко завистливы к чужим успехам, и, если – не дай Бог, кто-
нибудь из них видел, что сосед по ловле начинает таскать рыбу за рыбой, немедленно
соседние лодки (летом) или просто расположившиеся у соседних лунок коллеги (зимой)
тут же перебирались к удачливому «товарищу» и начинали буравить лед своими
пешнями и ледовёртами. Естественно, к справедливому негодованию последнего…
Во-вторых, все рыбаки - и отец не исключение – были жутко самолюбивы и, как люди
творческие в своем деле, были открыты всяческой лести, касающейся их рыбацких
подвигов и рекордов, а также ужасно любили прихвастнуть.
Когда рыбаки возвращались с улова, они снисходительно останавливались перед
соседями, желающими осведомиться об успехах рыбака, и долго рассказывали
благодарным слушателям, как умело, на какую блесну или мормышку, на шитика или
мотыля они поймали такую кучу рыбы.
А вот когда улов был никакой... вот тогда начинались мучения. Рыбаки старались
прошмыгнуть поскорее домой, чтобы избежать расспросов, насмешек и «унижения».
Так и мой отец однажды, просидев зимой на морозе с раннего утра целый день,
просверлив и поменяв уйму лунок, ничего практически не поймал. Возвращаться домой с
таким уловом было пыткой. Тогда он исхитрился и набил свое рыбацкое ведерко,
специально сваренное на заводе, снегом, а сверху разложил мелких-мелких рыбешек –
как будто ведро полное. И пошел домой.
Стараясь увернуться от назойливых прохожих, он скорее забежал в квартиру, и только тут
мы увидели, что улова-то нет, хотя из ведра торчат хвостики небольших рыбешек.
Помню, мы с матерью долго хохотали над незадачливым рыбаком, нанося, наверное,
огромный урон его самолюбию. Но никому об этом случае не рассказали. Отец все-
таки…
Непруха
Не всегда получалось отцу выпендриться перед нами и летом. Однажды мы всей семьей
поехали на рыбалку на нашей лодке. Отец выдал нам по короткой удочке, а сам сел сзади
у мотора. Рыбалка, на мой и мамашин взгляд, дело довольно нудное. Но рыба была
нужна. Через какое-то время начался активный клев. Мы с матерью таскали одного
окушка за другим. А у отца… не клевало. Он и так закинет блесну и эдак, и червячка
поменяет – а ни в какую! Помню, на него было больно смотреть.
Он никак не мог взять в толк, как это два дилетанта, перед которыми он хотел
выпендриться своим, можно сказать, профессиональным умением, натаскали уже столько
рыбы, а у него хоть бы хны?!
Не выдержав, он несколько раз, не обращая внимания на наши недоуменные протесты,
переезжал на новое место, забрасывал удочку – у него снова н и ч е г о, а мы опять тягаем
одну рыбу за другой…
Убитый перенесенным публичным унижением, отец вез нас назад, и только шум мотора
спасал его от нашего бессердечного юмора и бесконечных подтруниваний…
Но надо отдать отцу справедливость, это были разовые неудачи. Обычно он приносил
пуды рыбы, причем часть из них запускали живьем в ванну, так как все сразу пожарить
было невозможно. Я заходил в ванную комнату и часами наблюдал, как теснятся в воде
похожие на подводные лодки щуки, плещут хвостами судаки и рыскают полосатые
окуни. Признаюсь, это был кайф…
Охота на кабана
Руководство завода любило и поохотиться. Кроме охоты на утку, иногда им доставалась
лицензия на отстрел кабана, который водился на крупнейшем острове Селигера Хачине.
Однажды компания конструкторов и начальников цехов завода, сопровождаемая
начальником охраны, получила такую лицензию и шумной толпой выгрузилась с лодок
на песчаный берег. Переночевав в деревне, закусив, как следует, и приняв на грудь, – как
без этого на русской охоте? – они договорились с егерями, что станут по номерам на
опушке леса, в кустарнике, а те погонят стадо кабанов прямо на них.
Старший егерь расставил упившихся, но еще бодрых охотников, и ушел к подчиненным
организовывать загон.
Ждать стрелкам пришлось долго. Надоедали комары, глаза слипались и уже устали
смотреть в сторону леса, откуда, предположительно, должно было выйти стадо лесных
свиней. Один из охотников, самый мелкий из них, внешне напоминавший тогдашнего
генсека ЦК КПСС Никиту Хрущева по фамилии Хижин, решил не демаскировать
запахами и шумом линию обороны и отошел подальше справить малую нужду. И надо же
такому случиться, что как раз через его номер стадо прошло и ускользнуло от встречи с
охотниками. Когда егеря проверили следы стада, то сразу определили, кто здесь должен
был стоять.
Разъяренные неудачей высшие заводские чиновники решили отлучить Хижина от охоты
и отправить домой. Но тот упросил его оставить, выставив из НЗ пару припасенных
бутылок армянского коньяка.
Следующим утром, снова переночевав и еще больше усугубив, бойцы встали по своим
номерам. Опять потянулось тягостное ожидание. И тут прикемаривший слегка Хижин
вдруг увидел прямо перед лицом морду огромного старого секача, который, не мигая,
смотрел на охотника. Мгновенно вспотев, Хижин судорожно вскинул двухстволку,
собираясь задорого продать свою жизнь... но ружье дало осечку.
И тогда маленький начальник конструкторского отдела гироскопических приборов и
устройств побежал прочь, смешно подпрыгивая над пеньками. Все стадо ломанулось за
ним, выходя в тыл засевшему воинству. И тогда, не ожидая такой подлянки, побежали
все, включая главного инженера, моего отца, научную элиту и лучших
производственников завода.
Несмотря на возраст, бежали быстро. Только пожилой начальник вневедомственной
охраны безнадежно отставал и просил бежать помедленнее, напоминая лидерам забега,
что недавно перенес инфаркт.
Кто успел забраться на дерево, кто добежал до берега и успел заскочить в лодку и
отчалить, но жертв, как, смеясь, рассказывал мой батя, не было. Благополучно спасся и
начальник ВОХРа.
Но Хижина с той поры больше на охоту не брали…
Тройная уха
Как практически все рыбаки и охотники, отец классно готовил. Он умел так пожарить
дикую утку, мясо которой, в отличие от домашней птицы, обычно пахло тиной и рыбой,
что никакого привкуса не ощущалось. Зеленый горошек и жареная картошка на масле с
добавкой небольшого количества воды, порезанная кругляшками, с тушеной в сметане
морковкой или свеклой дополняли мясо и, к удивлению мамаши, бывшей тоже не
последней поварихой, были удивительно вкусными.
Жареная в муке щука или окушки так же были предметом гастрономического
наслаждения нашей семьи.
Но особо отцу удавалась уха. Причем он всегда считал, что уху на плите приготовить
невозможно. Ее нужно готовить только на костре, в котелке.
Готовил он уху мастерски, трижды меняя в ней рыбу и добавляя, как он говорил, «для
вьюшки» пару бульков водки. Вкус и запах основного русского напитка при этом
совершенно не чувствовался, но эта добавка, по-видимому, нейтрализовывала в ухе
какие-то ненужные примеси и запахи. И результат был потрясающим.
Никто и никогда в моей жизни больше так не готовил. Как мой батя…
Вечная ему память…
1