ГЛАВА 25
Шел 1941 год. Вольготно раскинулись посеянные весной хлеба, а на огородах появилась первая клубника и зелень. Даже сверхранние пупырчатые огурчики дружно проклюнулись в парниках, так как не желали более ютиться на подоконниках в качестве рассады в осиротевших без мужиков-хозяев избах.
Уже два года назад Морозы поставили большой уютный дом на месте сгоревшей избы Назаровых. Благодаря деньгам, оставленным Германом и материальной помощи Натальи, давным-давно посетившей старика ювелира, рабочую силу нашли быстро, ибо каждый, имеющий крепкие руки и трезвую голову, не прочь был подкалымить, так как деньги в семьях крестьян были совсем не лишними.
Антон работал в колхозе трактористом и числился в передовиках, Ядвига и Улюшка освоили профессию доярок, а Аннушка пристроилась стирать и мыть полы в крохотной сельской больничке, где исподволь постигала азы непревзойденного мастерства старого бывалого фельдшера Якова Михайловича. Мечту о получении медицинского образования она не забыла.
Наталья и Полина, как и прежде, трудились в птичнике, а юные их дочери, благо, наступили каникулы, с усердием пололи три огорода и ухаживали за скотиной. Так все и жили.
Только Антошка, не обращая внимания на молодых деревенских «барышень», как он с улыбкой их называл, все чаще подумывал о том, что раскрасавица Танечка уж больно медленно растет, и от души боялся, что его неженатым призовут в армию. Но советские вооруженные силы пока не нуждались в тех, кому по необходимости страна дала бронь.
«Девочка, как и Полина, ранняя и не дождется солдата, – лежа в кровати, размышлял по вечерам Антон, – и уж больно нравится она сельской ребятне, среди которых Колька Найденов выделяется великолепной блондинистой шевелюрой и ловко подвешенным языком. Сестрички же что-то засиделись в девках, – вздыхал по ночам их брат, – а ведь он поклялся матери, что будет старшим в доме. А значит, и девушек ему выдавать замуж надо.
Но как заставить согласиться на брак с кем-нибудь из сельчан обстоятельную Анну, если она и слышать не желает о замужестве, да и эмоциональная Ядя на здешних пацанов даже смотреть не хочет. А те чувствуют пренебрежение к себе, называют сестер «снегурками», а потому держатся от гордячек подальше. Иногда, по ночам, правда прохаживается подле их дома младший сын Ильи Безухого Андрюха Афанасьев, но кого из двух сестренок он высматривает, не ведомо.
Да и матушка его, Ульяна Васильевна, деревенским мужикам больно уж нравится, то Фрол Кузьмич из соседней деревушки Калмановки к ней поговорить заедет, то пришлый разведенец Егор Никаноров подойдет, а то и сам новый председатель колхоза бездетный вдовец Степан Иванович Лосев к себе вызовет. По делам как бы. Последний и по вечерам на чай заходить стал. Посидит-посидит, попьет травяного чайку, да как заметит, что семья укладываться начала, вздохнет тяжело и восвояси уберется. Тетя Наташа усмехнется невесело, когда увидит непрошенного гостя, да скажет сестре с шутливой укоризной: и чем ты только мужиков приколдовываешь!
А Полина замкнулась, Она постоянно дерзит представителям противоположного пола и, позвав к себе на постоянное место жительства Кирка, упорно колдует под прикрытием ночи, чтобы не увидела ее запрещенных нынешней властью ритуалов даже родная дочь. О том, что будущая теща не бросила эти несовременные занятия, он узнал случайно, нечаянно подслушав разговор матери и молодой вдовы Петра Красулина».
Вечер обещал быть жарким, несмотря на то, что недавно прошел дождь, и трепетные капли влаги еще висели на дрожащих от легкого ветерка листьях больших, уставших от тягот времени берез.
Аннушка пришла домой пораньше, так как Яков Михайлович по причине отсутствия пациентов укатил в город сдавать квартальные отчеты. Она, не спеша, прогулялась по огороду, прополола несколько грядок, и, подойдя к густым зарослям вишни, отделяющим владения Морозов от дороги, тут же услышала разговор Катерины Афанасьевой и Осипа Еремина, которого лишили большевики брата за несколько самовольно собранных с поля колосков.
– Ты почему не женишься? – гундосо допытывалась у парня старшая дочка Ильи Безухого. – Али девки себе ладной да складной в Сорокине не найдешь? В другие колхозы наведайся.
– Есть такая, – будто отмахнулся от женщины паренек. – Но не смотрит она на меня, хоть убейся.
– Анна Ульянина, чтоли? – недовольно пробурчала Катя. – Одно слово – пришлая! Своих, деревенских мало?
– Сердцу не прикажешь, – неожиданно разоткровенничался немногословный доселе Осип. – И зачем только бабе наука, ежели она производить на свет детей и подмогать по хозяйству должна!
– Да уж, бабья доля таковская, – согласилась с собеседником Екатерина и неожиданно перескочила на другую тему. – Фельдшер на днях говаривал, почему-то в последнее время рождается на свет много пацанов. Вот и у меня…
– Говорят, к войне, – перебил женщину Еремин. – Да и чего хорошего ждать от Гитлера?
«И он тоже мной интересуется, – с грустью подумала Анна и тихо подалась назад. – Видно, не судьба мне в Сорокине эту самую бабью долю найти. А стоит ли искать? К чему любовь людей приводит? К несчастьям одним. Вот и мама через великую любовь сохнет. Не обожала бы она так отца, глядь, и замуж бы снова вышла. Чем плох нынешний председатель колхоза»?
Аня зашла в дом и принялась готовить ужин, но назойливые думы не покидали ее головы.
«Конечно, я любила папу, – продолжали точить ее навязчивые мысли, – но только, если рассуждать здраво, стоит ли посвящать всю оставшуюся жизнь воспоминаниям и страданиям? Не лучше ли остановиться и приказать себе оглянуться по сторонам»?
А Ядя гордилась своей любимой матушкой. А как же! По ее мнению, она была красивее даже теток Натальи и Полины, за которыми, возможно, опасаясь их чародейства, не ухаживали местные кавалеры. Она, Ядвига, как и мать, будет отшивать всех женихов, пока не вернется ее родной батюшка. А он вернется, непременно вернется, и в этом девушка не сомневалась! Безусловно, Витюня Ерошин немного нравился ей, да больно уж юн он, на губах молоко не обсохло. Как-то попытался поцеловать ее сельчанин, так Ядю чуть не стошнило. Обслюнявил он ее, кажется, даже соплями вымазал. После этого девочка стала сторониться
неискушенного ухажера.
А как ей необыкновенной любви хотелось! Так хочется возвышенных чувств только в восемнадцать лет! Может, однажды отважиться и к Андрюхе Афанасьеву на свидание выйти? Только не ведает она, к кому не равнодушен сыночек дяди Ильи. Да и староват он для Яди немножко. Шесть лет – это не шутка! Правда, муж тети Полины тоже намного старше своей жены был, а любовь у них какая получилась! Про такую только в книгах писать!
В соседнем доме живут-поживают братья Найденовы – Сашка и Серега. Оба красавцы, будто из сказки вышли. Да и Колька у них – тоже ничего. Говорят, за Танюшкой он больно ухлыстывает. А старшие сыновья тети Вари ни на кого не смотрят, все за книгами сидят. Сашка – студент, а Серега в институт поступать готовится. Им хорошо, у них Дашка за каким-то городским комиссаром замужем, и они не дети врага народа, не то, что потомки Германа Мороза.
Вот и Анюта вместо лекций в медицинском ВУЗе полы в больнице драит. А Антон, насколько она помнит, всегда мечтавший о карьере… Ему, наверное, труднее всего….
Ядвига тяжело вздохнула и, оглянувшись на распахнутую дверь фермы, подошла к корове Зорьке, которую любила более всего. Подоткнув юбку, она уселась на скамеечку и с нежностью позвала кормилицу. Та, нехотя оглянувшись на свежее благоухающее сено, все-же подошла к той, которую привыкла слушаться.
«На дворе сумерки, – обхватывая затекшими руками тугие коровьи соски, продолжала размышлять «снегурочка». – Мама уже ушла, так как надо ей по дороге заскочить к тете Полине, которая после очередного посещения могилки Марфы-колдуньи, кажется, приболела. Танюшка рассказывает, что ее несчастная родительница все время зовет мужа и делает руками какие-то сложные пассы. Это запрещенное действо девочка наблюдала несколько ночей подряд, спрятавшись за занавеской, отделяющей ее спаленку от горницы матушки».
– Ты до сих пор на работе? – удивился кто-то за спиной труженицы. – Не устала?
Вздрогнув, работница оглянулась и к своему удивлению увидела главного красавца Сорокина – Сашку Найденова. Он стоял, прислонившись к двери, и, покусывая соломинку, пристально разглядывал девушку.
– Что смотришь? – сдвинула бровки Ядя.
– Красивая ты, – минуя длительную паузу, выдохнул незваный гость. – Уж больно на мать свою похожа.
– Ну и что? – отчего-то вспыхнула молодая доярка и натруженные ладошки за спину спрятала.
– А так, – пожал плечами юноша. – Хочешь, провожу?
– Не нуждаюсь, – по-кошачьи фыркнула Ядвига. – Дочь врага народа тебе не пара.
– Глупости все это! – будто возмутился Найденов и сделал шаг навстречу гордячке. – Не отвечают дети за проступки родителей!
– Не было у моего папочки проступков! – залилась слезами младшая дочь Германа. – Он – самый честный и справедливый изо всех, кого я только знала!
– Не плачь, – стремительно подошел к труженице пришелец. – Ерунду я наговорил тебе, а потому ты прости меня, непутевого! Простишь?
Сашка присел возле молодой работницы и с особой нежностью посмотрел ей в лицо своими огромными голубыми глазами, от которых были без ума многие деревенские девушки. Легкий морозец не спеша прошелся по телу Ядвиги, и она внезапно поняла, что вот и пришла она, ее первая настоящая любовь, такая, какая есть у мамы, тети Наташи и Полины.
– Куда денусь, прощу, – размазывая по щекам соленую влагу, попыталась улыбнуться красавица. – Зло помнить – себе вредить.
– Давай я помогу тебе, – нежно отстранил труженицу от нетерпеливо переставляющей копыта Зорьки Александр. – Еще не забыл, как буренок доят.
Ловкими движениями он обхватил вислые коровьи соски крепкими длинными пальцами, и густая белоснежная струя брызнула в вовремя подставленное Ядей ведро.
А потом они шли, взявшись за руки, и не было счастливее их на свете. Небо очистилось от дневных туч и, переливаясь многочисленными звездочками, с благосклонностью всматривалось в два прелестных юных существа, внезапно обретших самое красивое в мире чувство – неповторимую первую любовь.
А Ульяна с нетерпением ждала младшую дочь. Она с тревогой вглядывалась в черное окно, но кроме прислонившейся к дому белоствольной березки, чудом уцелевшей после пожара, никого и ничего не видела.
– Да куда она денется, не маленькая же, – нахмурилась Анна, оторвавшись от атласа по анатомии, который позаимствовала у добрейшего Якова Михайловича Керезя.
– Яди еще нет дома? – вгляделся в тревожные глаза матушки Антошка, внезапно появляясь в дверном проеме. ( И как только Уля его просмотрела)! – Встретить ее, чтоли?
– Встреть уж, – жалобно попросила Лилия.
Ей было очень жаль сына, который приходил домой только ночевать, но тревога за пропавшую негодницу не давала матери покоя.
Развернувшись, Антон стремительно вышел из дома.
«Грязный, голодный, усталый, – шевельнулась острая жалость в родительском сердце. – Разве о подобной жизни я для тебя мечтала»!
– С эдаким мнительным характером ты долго не проживешь, – нравоучительно изрекла Анюта. – Каждый шаг Ядвиги не проконтролируешь.
– Без вас я не протяну и дня, – с досадой отвернулась от дочери Ульяна. (Если б они знали, как дорог всякий их волосок женщине, оставшейся без кормильца, родного и любимого человека)!
– Прошло три с половиной года, – наконец, осмелилась высказаться Анна. – Папу не вернешь, а жить нужно. Почему тебе не выйти замуж?
– За кого? – ахнула от неожиданности Улюшка.
– Три кандидата в приличные мужья уже имеются, – холодно проговорила старшенькая и, словно издеваясь, приготовилась загибать пальцы. – Назвать по именам и регалиям?
– Не стоит! – нервно усмехнулась женщина. – Я не хочу больше об этом слышать никогда! Понятно?
– Понятно, – криво усмехнулась девушка. – Три девицы под окном пряли поздно вечерком…
– Намекаешь на меня, Наталью и Полинушку? – с тоской поинтересовалась Ульяна.
– Извини, мама, но мне необходимо заниматься, – отмахнулась от раскрасневшейся Ули Анюта и раскрыла на середине первый попавшийся медицинский учебник. – А вот и пропавшая!
Лилия резко оглянулась и, встретившись со смущенными глазами младшей дочери, тут же поняла, что что-то случилось. Что? Впрочем, этого давно следовало ожидать.
– Пора ужинать, – подавляя в себе страстное желание немедленно расспросить полуночницу о не зря проведенном вечере, попыталась улыбнуться Уля. – Идите мыть руки!
– Пойду во двор, приму душ, – пристально вглядываясь в смущенную матушку, преувеличенно весело сообщил Антон.
– И я тоже, – попыталась прошмыгнуть мимо чересчур требовательной родительницы провинившаяся Ядвига.
– А ты пока останься, голубушка, – ловко ухватила за локоток девушку мать. – Где была?
– Можно, я расскажу тебе об этом позже, – жалобно проскулила провинившаяся и заискивающе чмокнула Ульяну в щеку.
– Хорошо, – устало прошептала женщина и обреченно побрела на кухню собирать на стол. А так хотелось рухнуть на незастеленную с утра постель и спать, спать, спать! Эх, был бы жив Герман!
– Что у нас на ужин? – отфыркиваясь от остывшей за долгий вечер воды в дворовом душе, подозрительно быстро вернулся первенец. – Вареники с бульбочкой? Здорово! Анюта их превосходно готовит!
– А теперь моя очередь, – пискнула от нетерпения Ядвига и шустро юркнула в распахнутую дверь.
– Ставь воду, – обратился к старшей сестрице единственный в доме мужчина. – Есть уж больно хочется.
Краснея и волнуясь, глубокой ночью Ядвига рассказала матери о своей первой, внезапно нахлынувшей, любви. Она очень боялась, что Улюшка осудит ее, но Белая Лилия нежно прижала голову дочери к своей груди, и бесцеремонная слезинка внезапно скатилась по ее щеке. Когда она плакала в последний раз? Наверное, в том страшном тридцать седьмом году, когда навеки потеряла своего любимого. Но не станет ли противиться чувству сына гордая Варвара Найденова, мечтающая о карьере для своего отпрыска? Да и клеймо «дети врага народа» прочно прилипло к ее ребятам, возможно, поэтому не может выйти замуж Аннушка. Уля повернулась на другой бок, распрямила согнувшиеся от непосильной работы пальцы и с тоской подумала о том, что завтра снова надо рано идти на ферму, а ведь так и жизнь пройдет.
– Саша, – прошептала, отдаляясь от засыпающей Лилии Ядвига. – Саша. Сашенька.
– Зря она, – незаметно влезла в сон несчастной женщины всезнающая Анна. – Не пара она Найденову, ой, не пара!
– Справедливая Советская власть провозглашает мир, равенство и братство, – после небольшой паузы с ненавистью прошипела старшенькая и неожиданно преобразовалась в бестелесный призрак, – а делает ни в чем не повинных людей изгоями.
– Слово – серебро, а молчание – золото, – внутренне соглашаясь с привидением, удивительно похожим на ее правильную дочь, строго произнесла Уля. – Поняла?
– Естественно, – поднялось с постели и затерялось где-то под потолком белесое облако. – Новых смертей нам не надобно.
– Дай Бог, чтобы никогда больше не было войны, – чувствуя огромное облегчение, устало прошептала Ульяна, и тут же тяжелый сон тисками сомкнул ей веки и унес в неведомую прекрасную страну, где пока еще жив был Герман.