Людмила Владимировна всю жизнь прожила в маленьком шахтёрском городе. Отца своего она не помнила, а мама была безграмотной доброй русской женщиной, и баловала своё дитя, как могла.
Училась Люда хорошо и после школы поступила в пединститут в областном центре. Ещё не окончив его, она вышла замуж и родила сына, которого отдала на руки бабушке. Муж, как и почти все мужчины шахтёрского города пил, и скоро они разошлись.
Окончив институт, она вернулась учительствовать туда, откуда родом, и скоро вышла замуж опять за черноглазого красивого разведённого мужика, которого прозвали цыганом. Очень скоро и он стал бить её, когда напивался, и однажды так ударил беременную в живот, что у неё началось кровотечение.
Родилась девочка. Одна ножка её была с уродством: пальчики на ней были сросшимися. По окраине, где они жили, пошли слухи: «Людка-то дауна родила». Людмила возила её в областной цент, два пальчика удалось отделить друг от друга, а остальные решили оставить, чтобы не мучить ребёнка.
Дочка росла своенравной и непослушной, больше она тянулась к бабушке, может быть, потому, что мать нежнее относилась к первенцу-сыну. Когда она подросла, начались конфликты. Муж уже оставил Людмилу и исчез неизвестно куда, и однажды в ссоре пятнадцатилетняя дочь крикнула в лицо матери:
- Ты меня родила, чтобы мужика удержать, из-за вас я родилась уродиной!
Горько было Людмиле. Разве она не баловала её? Какие платьица из областного центра привозила, апельсины целыми сумками… Ах Жанна, Жанночка! Как же она неправа!
После педтехникума Жанна уехала в Харьков и стала работать там воспитательницей в детском саду, оставив мать и любимую бабушку, которая уже не вставала с кровати. Вскоре она вышла замуж и уже никогда не приезжала в родной город.
Бабушка умерла, мать состарилась, вышла на пенсию и разводила кур, и копалась в огороде. Бывшие ученики не любили её и дразнили оскорбительным прозвищем.
Скоро и её силы покинули. В доме появились какие-то приезжие, которые обворовывали её. Она писала детям, разбросанным по городам далеко от дома; но они не приезжали, а ей становилось всё хуже, и возмущённые соседи писали детям о том, что дом почти разрушился, что топить Людмиле Владимировне нечем, и что надо её брать к себе.
Сын стал пьяницей и без образования и работы жил за счёт жены в далёком Подмосковье. Жанна развелась с мужем, тоже перебралась в Москву и торговала на рынке китайскими игрушками. Куда брать мать? Сама комнату снимает. Однако, что-то делать надо.
Перевезли Людмилу в дом сына. В первую же неделю, настроенный недовольным шипением жены, пьяный, он побил мать. В слезах она жаловалась дочери по телефону, прося защиты.
Наконец-то нашёлся выход: поместили бывшую учительницу русского языка и литературы в психбольницу, которая находилась неподалеку от деревни, где жил её сын.
Прожила она там недолго. Однажды её навестила дочь. В палате на восемь человек Жанна не сразу узнала её, исхудавшую и остриженную наголо.
Когда она умерла, администрация больницы подрядила двух спокойных больных, которые вырыли ей могилу в мёрзлой земле деревенского кладбища. Жанна с братом и его женой устроили поминки.
На могиле после похорон никто не бывал.
Вы будете недовольны, мой читатель. Неужели, скажете вы, не было в жизни героини чего-то светлого, радостного? Было, было, конечно. Были и надежды, и любовь, и стремление улучшить свою жизнь… Не получилось. Всё это светлое и радостное растаяло, как дым, без следа.
Вот и холмик могильный почти сравнялся с землёй, и надписи никакой нет на деревянном покосившемся кресте.
Упокой её душу, Господи! И прости всех нас…