Письмо не было анонимным, но по сути своей являлось подмётным. И писем таких один человек написал немало.
Это история о том, как мужчина не простил ухода любимой женщины. Хотя с любимыми так вряд ли поступают.
Альберт Семёнович Сомов сожительствовал с Татьяной Тихоновой в течение нескольких лет. Тихонова была значительно моложе Сомова. Родила ему ребёнка. Мальчишка рос, Сомов любил его. Фактически семья была создана, но… Альберт Семёнович злоупотреблял спиртным. Выпивала и Татьяна. Гораздо меньше, а вот Сомов порой не знал меры. За что периодически изгонялся с работы, но всегда находил себе новое занятие. Связи он имел обширные
Как и у многих алкоголиков, у Сомова развился бред ревности. Он стал частенько поколачивать сожительницу. Ей это надоело, и она ушла от Альберта. Тот продолжал пьянствовать. Преследовал Татьяну, умолял вернуться к нему, но та хорошо помнила кулаки Сомова и не испытывала к Альберту нежных чувств. Потому и оставляла его предложения без внимания.
Тогда Сомовым овладела страсть мести. Он искал повод, чтобы жестоко рассчитаться с бывшей любовницей. И Татьяна, надо сказать, сама такой повод ему предоставила.
Призвали Сомова на воинскую переподготовку – в «партизаны», и он на два месяца покинул город.
У Тихоновой в том же доме, где проживал Сомов, жила её подружка Светлана Геллер. Светка, как и Тихонова, была свободной от мужчин в данный период. И вот однажды вечерком подружки устроили девичник у Геллер. В момент наивысшего веселья Тихоновой захотелось послушать любимую песню популярной группы «Цветы» – «Мы желаем счастья вам». Но вот незадача: кассету с этой песней она оставила у Сомова. А тот далеко…
Но ничего невозможного нет, и Тихонова уговорила подружку на изъятие кассеты из квартиры отсутствующего Альберта. Квартирка-то на первом этаже расположена.
Геллер помогла Тихоновой влезть на балкон сомовского жилья. Татьяна выбила окно в балконной двери и проникла внутрь. Быстро отыскав нужную кассету, вернулась обратно.
До утра подруги веселились. Раз за разом включали любимую песню и пусть нестройно, зато громко подпевали:
Мы желаем счастья вам,
Счастья в этом мире большом.
Как солнце по утрам,
Пусть оно заходит в дом…
А с утренним солнцем пришла забота: требовалось срочно устранить следы вчерашнего посещения сомовской «хаты». Татьяна наняла человека, и он довольно быстро вставил новые стёкла. Когда стекольщик уже завершал работу, Тихонова увидела проходящего мимо дома Сергея Титова – приятеля и собутыльника Альберта. Татьяна поздоровалась с ним. Тот как-то странно улыбнулся, и прошёл дальше.
Вскоре возвратился «отпартизанивший» Сомов. Приятель доложил ему, что видел, как под руководством Тихоновой недавно стеклили дверь на балконе его жилища. На следующий же день Альберт Семёнович написал заявление в отдел милиции о краже из его квартиры пяти тысяч рублей – суммы очень приличной по тем временам. Сомов поведал следователю, что деньги у него остались от недавней продажи автомобиля. А хранились они дома на шкафу.
Получалось, что человек, уезжая на два месяца из города, со спокойной совестью оставил в квартире на первом этаже крупную сумму денег.
- А что такого? Мне бояться некого. Вы давайте лучше виновную раскручивайте, - отвечал Сомов на вопросы недоумевающего следователя. - Это Танькина работа. Она же ко мне ночью в жилище проникала.
Тихонову допросили. Она рассказала о своей цели ночного посещения жилья Альберта Семёновича. Геллер всё подтвердила.
Следователь понимал, что Сомов, пользуясь удобным случаем, скорее всего, оговаривает Тихонову, но вынужден был производить расследование.
По истечении двух месяцев дело приостановили ввиду неустановления лица, совершившего преступление.
И тут началось. Сомов стал писать письма в различные печатные органы – журнал «Человек и закон», газеты «Советская Россия», «Труд», «Известия».
На каждую его жалобу из соответствующей газеты или журнала в областное УВД или прокуратуру поступали письма с просьбой разобраться в ситуации и сообщить о результате. Средства массовой информации тогда были достаточно уважаемы и сильны. Руководство УВД опасалось, как бы не приехал какой-нибудь столичный корреспондент и не написал потом разгромную статью о некачественной работе милиции, хотя все понимали, что Сомов оклеветал бывшую сожительницу.
Несколько следователей сменилось у этого «гнилого» дела. И вот его поручили вести мне.
Сомов, к тому времени осознавший, что по одному его заявлению Тихонову никто не посадит, сменил тактику. Он стал сообщать где и когда ранее Тихонова совершала кражи. Возлюбленная его действительно оказалась нечистой на руку. Люди, которых я допрашивал, подтверждали, что неоднократно Татьяна «уводила» у кого-то из дома норковую шапку или золотую цепочку. Случалось, её хватали за руку, или она признавалась в краже и обещала вернуть вещи.
Ни одному из потерпевших Татьяна украденное имущество, которое успела вынести, не вернула, а заявлять на неё никто не хотел. Считали, что связываться с ней, – себе дороже выйдет. Очень наглая женщина Тихонова. Ей бы жить да жить душа в душу с Сомовым. Они друг друга стоили. Да вот драчуном оказался Альберт Семёнович, а этого даже Татьяна выдержать не могла.
Сомов продолжал «бомбить» жалобами различные инстанции, и мне прямо указали начальники: «За что хочешь, но привлеки Тихонову. Этот только тогда и успокоится. Тем более, на неё фактов хоть отбавляй».
Альберт Семенович продолжал приводить ко мне разных людей, которые сообщали о кражах, совершенных у них Тихоновой.
Однажды притащил свою родную сестру Веру Семеновну, полную, раскрашенную косметикой женщину с пропитым голосом. Та сообщила, как Танька стащила у неё из квартиры золотую цепь царских времен, толщиной с палец. Из червонного золота.
Я допросил Тихонову по данному вопросу. Она рассмеялась.
- Ясно, Альберт с сестрицей побывали у вас.
- Да.
- А они не рассказали вам, как та цепура пропала?
- Рассказали.
- Не всё, видно. А дело происходило так. После похорон отца Сомова близкие родственники устроили дома у Верки поминки. Я присутствовала, не отрицаю.
А когда все напились, то стали делить наследство. Вот из-за той цепи и начался спор, перешедший в драку.
Это надо видеть, как дрались братья и сестры. А их пятеро человек. Страшный мат, кидание посудой.
Я сразу ушла. Меня ещё вслед послали, мол, тебе тут вообще нечего делать, сожительница…
Когда Тихонова покинула кабинет, я представил картину поминок и рассмеялся, подумав: «Ну, Танька дает. Она не пила в тот день. Улучила момент и свистнула цепь прямо со стола, пока родня кулаками размахивала. Практически у всех на виду. Это же надо так дерзко все провернуть. Её бы ведь задавили там, если бы заметили. Да что они видели-то, когда жадность глаза застилала?..»
Наконец, я раскопал один эпизод из воровской практики Тихоновой, за который ее вполне можно было привлечь к уголовной ответственности.
Полгода назад она у подружки на её свадьбе украла золотое кольцо с рубином и серьги невесты.
Торжество происходило на квартире у мамы молодой. Гости уместились за столом в одной комнате.
Тихонова, имеющая немалый воровской опыт, без труда заскочила на момент в соседнее помещение и быстро схватила с трюмо то, что попалось на глаза из ценностей. Затем Татьяна ненадолго покинула дом и вскоре вернулась.
Мать невесты после ухода Тихоновой сразу же проверила наличие золотых изделий. Она знала тягу Татьяны к чужому добру.
Вернувшуюся Тихонову быстренько "раскололи". Но никто не додумался немедленно сходить с ней за похищенным. Свадьба всё-таки...
Несколько гостей, установленных мною и вызванных по повестке, дали показания против Татьяны Тихоновой о краже. Но дело застопорилось. Не имелось заявления от потерпевшей. Она к тому времени выехала с мужем из города. Молодожёны рванули зарабатывать деньги в какое-то село в районе тюменского севера. Мне удалось узнать рабочий телефон матери пострадавшей, проживающей в Нижневартовске.
Я связался с этой женщиной по «междугородке». Она всё знала о похищении золота у дочери, но категорически отказалась дать официальные показания. Адрес дочки тоже не сообщила. Сказала только: «Тихонову мы уличили в хищении прямо на свадьбе, но она уже успела вынести из квартиры золото. В краже Татьяна призналась, и вещи обещала вернуть на другой день. А потом стала скрываться от нас. Пусть подавится, не надо нам ничего».
Ну что за человек эта Танька, думал я, если все от неё, как от огня, шарахаются?
Теперешнее место жительства потерпевшей я узнал от её знакомой, с которой она переписывалась. Оформил командировку и вылетел в Нижневартовск. Там я рассчитывал допросить мать обворованной невесты, а уже из Нижневартовска совершить перелёт в населённый пункт, где проживала молодая жена с мужем.
Позвонил к матери пострадавшей сразу по прилёту. Думал, женщина не захочет со мной встречаться. В крайнем случае, даст показания, что ничего ей неизвестно, а телефонный разговор с ней «к делу не подошьёшь».
На удивление, женщина довольно приветливо пообщалась со мной и пригласила приехать к себе в конструкторское бюро. Я сразу же выехал по указанному адресу. Мама потерпевшей оказалась человеком интеллигентным. Первым делом поинтересовалась где я остановился, нет ли проблем с гостиницей.
Показания дала без проблем (раз уж приехал – деваться некуда), но пояснила:
- Вы просто не знаете, что такое эта Тихонова…
- Уже знаю и вас понимаю. Но и вы меня поймите.
- Ну, конечно, вы ведь не по своей прихоти этим занимаетесь, - сказала женщина и просила передавать дочери привет.
Я сказал, что непременно передам. Тем более, как мне уже сообщили некоторые свидетели, девушка – настоящая красавица. Звали её Алла Бояринцева. И она, и её муж работали врачами на одном северном острове, где коренным населением являлись ханты.
На остров я прилетел на самолёте «АН-2», именуемом в народе «кукурузником», под «брюхом» которого крепились большие лыжи-шасси. Север, однако.
Аэропорт представлял собой огромную избу. Там я сразу приобрёл обратный билет на завтрашний рейс.
Дошёл до посёлка и поразился тишине. Ни одного человека не встретил на улицах, по которым фланировал в надежде хоть кого-нибудь увидеть. Наконец, обнаружил здание с красным флагом на крыше. Понял, это сельсовет и направился туда. На дверях органа исполнительной власти висел внушительных размеров замок.
Пошёл дальше и увидел клуб. Двери оказались незапертыми. Я вошёл туда и двинулся по коридору. На звук моих шагов вышла женщина.
- Здравствуйте. Вы кто? - спросил я.
- Библиотекарь. А вы?
- Я из Нижневартовска прилетел. Хочу одну редкую книжицу почитать. Говорят, у вас имеется.
Видя, как взметнулись брови библиотекарши, сказал:
- А если по правде, то хочу спросить, имеется ли здесь советская власть?
Женщина улыбнулась:
- Сегодня вы никого не отыщете. Суббота.
- Знаю, но лично меня устроил бы участковый инспектор. Он ведь должен работать, как в песне, – почти без выходных.
Библиотекарь объяснила, как найти участкового, и мы распрощались.
Дом работника милиции отыскал быстро. Открыл калитку. Вопреки ожиданиям на меня не бросилась «осторожно, злая собака». Но всё равно я, озираясь по сторонам, не спеша, двинулся к входу. Вошёл в избу. На кухне сидело несколько человек за обеденным столом. Я представился и предъявил удостоверение. Молодой мужчина приветливо указал на стул.
- Присаживайтесь, пообедаете с нами, а о делах поговорим после. Меня Алексеем зовут.
Ломаться я не стал даже для виду. Народ в деревнях простой, не любит, когда кобенятся. И потом, мне больше негде было перекусить.
После обеда участковый отвёл меня в свой кабинет, расположенный в бревенчатом домике.
- Здесь и переночуешь, - указал мне милиционер на кровать возле печки. - А при необходимости звони мне.
На столе я заметил старый телефонный аппарат чёрного цвета. В одном из кабинетов у наших оперов имелся точно такой же, выпуска примерно 50-х годов. Говорили, он надёжнее и качественнее современной техники.
- Алексей, - обратился я к лейтенанту, - а ты давно здесь обретаешься?
- Три года уже и обратно пока не собираюсь. У меня квартира в Казани, но, сам понимаешь, здесь и платят хорошо, и работы гораздо меньше.
Лейтенант довёл меня до дома Бояринцевых. Алла отсутствовала. Её муж пояснил:
- Супруга пошла в баню к соседям. Вы подождите немного.
Я снял шубу и присел.
- И чем здесь народ занимается? - спросил я.
- Кто охотой, кто хозяйством.
- А рыбу тут ловят? Я в Нижневартовске видел приличную рыбку в обычном гастрономе. На обратном пути заскочу туда. Эх, леща бы найти.
- Сейчас здесь не особенно с рыбалкой…
В дом вошла раскрасневшаяся после баньки хозяйка. Действительно очень красивая молодая женщина с прекрасными тёмными и длинными волосами до талии.
Её супруг представил меня, а сам удалился в баню с маленьким сынишкой.
- Да, мама мне сообщила, что вы приедете. Только вот не хочу я о Таньке даже говорить, - сказала Алла, когда мы присели за стол.
- Но ведь Тихонова обокрала вас. Взяла дорогие вещи.
- Да и чёрт с ней. Я уже всё забыла.
Минут десять я уговаривал потерпевшую написать заявление о совершённой краже. Она отказывалась. Потом предложила мне чаю.
За чаем мы разговорились о родном городе. Обнаружили общих знакомых (чуть ли не близкими друзьями я называл людей, о которых едва слышал). Затем Алла, видя, что я не совсем уютно себя чувствую, спросила:
- А зачем вам так надо Таньку посадить?
- Да достал уже всех её сожитель своими жалобами. Сколько народу из-за него выговоры получили. И потом, она ведь на самом деле совершила ряд преступлений.
Я вкратце поведал Алле историю сомовского дела. Она посмотрела мне в глаза и спросила:
- Вам тоже выговор могут объявить, как и предыдущим следователям, ведущим дело?
Почувствовав, что «лёд тронулся», я брякнул:
- А меня вообще выгонят. Так и сказали, надоело нам отписки в газеты строчить. Следующего следователя по этому делу уволим из милиции, если не сможет он Тихонову утрамбовать…
- Что… что сделать с Тихоновой? - не поняла Алла.
- Извините, я с расстройства на «феню» перешёл.
- Куда вы перешли?
- Слова человеческие стал забывать.
- Ах, вон оно что.
- Так вот, выгоним, говорят, одного, а другому сотруднику, кому это дело поручат, мой выгон вроде назидания станет – работай, мол, как следует, а то и ты фраернешься… Ой, извините, я опять разволновался.
- Господи, что за порядки? Из-за ерунды людей с работы гнать… Ладно, подскажите, как писать заявление. Не хочу я, чтобы вас, как это называется… фраернули.
Бояринцева написала заявление в милицию о краже, совершённой у неё Тихоновой, и я запротоколировал её показания. В душе, понятно, ликовал. Пришлось, конечно, слегка на жалость надавить, а что мне оставалось?
Вернулся муж Аллы. Я стал собираться. Мужчина подошёл ко мне и, неловко улыбаясь, протянул пакет с несколькими крупными засушенными лещами.
- Вы интересовались рыбкой...
- Да я же просто спросил. Купить хотел у местных. Извините, не могу это принять. Вот, десять рублей, - полез я в карман, - достаточно?
- Нет уж, возьмите, не обижайте. Вы в такую даль приехали ради нас, - вступила в разговор хозяйка.
Отказать Аллочке я не мог. Чувствовал себя очень неудобно, но взял рыбу. Не у преступника ведь. Люди от чистого сердца предложили.
Но, покидая гостеприимных хозяев, десятку незаметно положил на подоконник в сенях.
Ночевать я пришёл в выделенный мне для этой цели кабинет участкового. Увидев свет в окне, ко мне потянулся местный люд с различными жалобами. Никто при этом не спрашивал, кто я такой. Видимо, считали, раз уж я нахожусь в милицейском кабинете, значит, и должен принимать граждан.
Сначала меня посетил местный «стукач», таинственно сообщив, что такая-то гражданка в настоящее время изготовляет самогон.
Я поинтересовался:
- Почему вы пришли сюда? Вам известно, кто я такой?
- Конечно, - уверенно ответил "тайный сотрудник", - Начальник из Вартовска. Сегодня прилетели.
Я рекомендовал доносчику прийти завтра к инспектору, и он удалился.
Затем явилась взволнованная женщина.
- Так это… Федька пришёл с ножом. Требует у меня водки. Я убежала, а мой сын там остался, - со слезами на глазах сказала она.
- Какой Федька?
- Ну, он мой знакомый. Ходит иногда ко мне. Я без мужа живу.
Заявление серьезное, и я позвонил участковому.
- Алексей, тут сначала твой агент приходил, а сейчас вот гражданочка жалуется на некоего Федьку. Он с ножом за ней гонялся. Она из дому прибежала.
- Знаю и её, и сожителя… У них вечно скандалы. Завтра разберусь.
- Да он ведь прирежет её до утра.
- Не тронет, не беспокойся.
Ничего себе, подумал, участкового такие вещи не интересуют. Здесь же, как минимум, угроза убийством или «хулиганка», а он – «завтра разберусь». И в доме ребёнок остался...
После дегустации сушёной рыбки мне очень хотелось пить. Я спросил заявительницу:
- Водой не снабдите?
- Конечно. Пойдёмте…
Я взял пустой графин и пошёл с гражданкой. Одну руку засунул в карман, чтобы в случае чего сделать вид, что у меня там пистолет. Оружие я в командировку не взял. К потерпевшей ехал, а не местных «кухонных боксёров» усмирять.
При подходе к избе увидели стоящего возле него пьяного мужчину. Заметив, что женщина не одна, он бросился бежать. Мы зашли в дом. На кровати лежал юноша лет пятнадцати.
- Он не бил тебя? - спросил я его.
- Нет, ему водки надо, обшарил тут всё.
- Запирайтесь-ка получше после моего ухода, и больше не вздумайте открывать ему, - сказал я, наполняя графин, черпая большой кружкой воду из фляги.
Утром пришёл участковый и объяснил:
- Сейчас того Федьку приволоку сюда для беседы. С бодуна-то он, как шёлковый будет. А пьяные они все агрессивные. Бабу он не тронет, а на меня бы мог и с ружьём броситься. Они же тут все охотники. Одного участкового застрелили. Другому шарахнули из карабина в окно этого вот кабинета ночью в его отсутствие. Вроде как знак дали – не дёргайся особенно, а то хуже будет. Он несколько дней нос на работу не казал, пока не умер от разрыва сердца. Немолодой, не особо здоровый человек…
Мне стало понятно, почему Алексей не пришёл вчера усмирять скандалиста. Очевидно, он выработал свою тактику поведения с местным населением, исходя из печального жизненного опыта предыдущих участковых. Ему ведь здесь работать ещё не один год…
Уставший я возвратился в родной город. Вызвал Тихонову. Показал ей заявление и протокол допроса Бояринцевой. Татьяна вину не признала. А мне и без её признания хватало доказательств для предъявления обвинения.
Мать Тихоновой лучше поняла, что «запахло палёным» и явилась на другой же день.
- Что мы можем сделать для дочери? - сразу спросила она.
- Неплохо бы возместить ущерб потерпевшей. Смягчающее обстоятельство в суде всё-таки.
Через час на моем столе лежала квитанция об отправке почтового перевода Алле Бояринцевой на сумму причинённого вреда – 180 рублей (практически, моё жалование).
Потом ко мне пришёл Сомов поинтересоваться насчёт успехов по делу.
- Можете успокоиться. В командировку я не зря съездил. Тихонова привлекается к уголовной ответственности за хищение у гражданки Бояринцевой. По краже пяти тысяч рублей у вас, обвинения предъявлять ей не собираюсь. Нет оснований.
Я видел, как просветлело лицо Сомова.
- Да ладно с моими деньгами… Мне важно, чтобы вы Таньку посадили, хоть за что. Я эту…
- Давайте, Сомов, без ругани. Можете считать – своего вы добились. Больше я вас не задерживаю.
Альберт Семёнович, не обращая внимания на мой тон, счастливо улыбаясь, покинул кабинет.
Но не сбылась его заветная мечта. Когда дело по обвинению Тихоновой находилось в прокуратуре, и вот-вот должно было оказаться в суде, выяснилось, что преступление Тихоновой подпадает под действие амнистии, вышедшей к 40-летию Победы.
Имелся там пунктик, на основании которого женщины, имеющие несовершеннолетних детей, освобождались от уголовной ответственности по ряду незначительных преступных деяний. А у Тихоновой, как известно, имелся ребёночек. Он-то фактически и спас свою маму. Дело прекратили.
Ко мне вновь явился Сомов. На этот раз он был мрачнее тучи.
- И как это прикажете понимать?
- А как хотите, так и понимайте. А вам скажу, что я даже рад, что так получилось. Попади дело в суд, Тихонову наверняка бы отправили на зону, хотя по таким преступлениям на первый раз больше условного наказания обычно не светит. Забросали вы все инстанции жалобами, а надо бы вами заняться. Вы ведь ложный донос накатали. Никаких денег Тихонова у вас не воровала.
- А вы докажите.
- Когда докажем, поговорим обстоятельно.
Очередную кляузу Сомов накатал на меня, и я сдал дело по указанию начальника, после чего облегченно вздохнул – отмаялся. Никакого взыскания я не получил. А вот мой первый наставник Владимир Чистяков, которому передали дело, схватил за него выговор.
Уголовное дело по факту кражи денег у Сомова к тому времени представляло собой пухлый том, что довольно необычно для нераскрытого и явно надуманного дельца. Всё, что можно по нему – выполнили.
А Чистякову просто не повезло. Из МВД приехали инспекторы с плановой проверкой в УВД области и затребовали отдельно материалы дела по краже у Сомова. Он ведь продолжал строчить свои письма, куда только мог.
Перед тем как передать дело на проверку, Чистякову и влепили выговор на всякий случай, для отчёта.
Как ни странно, проверяющие никому не устроили разгрома. Изучили документы, сказали, что расследование проводится на должном уровне, и дали указание допросить ещё пару человек. Обычная формальность.
Больше Сомов жалоб никуда не посылал. Дошло до него наконец-то, что путём оговора далеко не всегда можно обвинить человека.
Лет через пять я встретил Альберта Семёновича в городском суде, где уголовное дело рассматривалось уже в отношении него. Что-то он похитил на службе.
Сомов сдержанно кивнул мне и на глазах у свидетелей и других участников процесса вошёл в кабинет судьи. Наверное, сообщить о явке, подумали окружающие. Но из кабинета Альберт Семёнович вышел без верхней одежды.
Подсудимый оставляет дублёнку на вешалке в кабинете судьи, который сейчас начнёт процесс, его судить станет.
Что это? Наглая демонстрация высоких связей?
Дело отправили на доследование по незначительному поводу. А Сомов, видимо, на радостях ушёл в длительный запой, во время которого скончался. Говорили, сорок дней пил.
После его смерти я достоверно узнал от оперативника Виктора Сапунова, что никакой кражи Тихонова у Альберта Семёновича не совершала. Сомов находился в приятельских отношениях с Сапуновым и перед тем, как подать заявление на Тихонову, проконсультировался у него – посадят ли Татьяну? То, что деньги у него не пропадали, Сомов честно сообщил Сапунову. Виктор сказал, что ничего из этой затеи не получится.
- Ну, хоть потаскают её по милицейским кабинетам, потреплют нервишки, - усмехнулся тогда Альберт Семёнович.
Виктор Сапунов, конечно, мог бы доверительно, поведать мне о том разговоре с Сомовым (мы с Сапуновым дружили). Просто так, для спокойствия.
Ведь определённые сомнения у меня имелись: а вдруг и вправду Альберт хранил деньги на шифоньере в оставленном на время жилище? Действия пьющих людей порой непредсказуемы.