Отложив справки о банковских счетах Левченко , Щукин снял очки и устало потер переносицу.
- Вот, вам и мотив… - задумчиво произнес он, уставившись близорукими глазами на собеседника. – Остается лишь понять, как наш прокурор такие деньги на своей должности заработал.
- Наверное, как и все коррупционеры, - пожал плечами Снегирев. – Обслуживал чьи-то интересы, помогал решать возникшие у кого-то проблемы…
- Так-то оно так, - не стал спорить следователь. – Вопрос только, чьи именно ? Кто за всем этим стоит? Думаю, наш подпольный миллионер Корейко, входил в какую-то преступную группировку, за что, в конечном счете, и поплатился.
- Не слишком ли круто? Прокурор, группировка…
- Нет, не слишком, - категорично прервал его важняк. – Самое трудное расследовать уголовные дела, где свои замешаны. Не верю, я в чистоплотность коллег, если у них миллионы на счетах лежат. Да и потом, перевестись, из никому неизвестного Заозерска, в мегаполис и сделать здесь карьеру не каждому удается. Кто-то его явно тянул.
- Вообще-то, - заметил Сергей, - покойный профессионалом был. Руководство о нем хорошо отзывается.
- Ерунда, профессионалов в нашей системе хватает. Только далеко не каждый из них в начальники выбивается. Я знаю много грамотных сотрудников, которые несмотря на свой ум , никогда выше должности старшего следователя не поднимутся.
- А вы, тогда как поднялись?
Похоже, вопрос Щукину не понравился. Он заметно смутился, покраснел, явно намериваясь сказать что-то грубое, но в последний момент смог взять себя в руки.
- Мне повезло. Бывают дела, когда ход расследования совпадает с интересами власти. Ты честно выполняешь свой долг, отправляешь высокопоставленного преступника за решетку, тем самым решая проблемы еще более могущественных персон, а они за это тебе подачку в виде должности и звания кидают. Жаль только, что потом все что ты наработал, спускается на тормоза. Казнокрад и убийца отдает часть своих активов тем, кто это расследование инициировал, выходит на свободу и спокойно уезжает жить за границу, где его нашей Фемиде никогда не достать. Следователей же, чтоб выглядело все респектабельно и красиво, под предолгом повышения, отстраняют от дел.
- И вас это устаивает?
- Нет, конечно. Но что я могу сделать? Я такой же винтик, как и ты. Или ты всерьез думаешь, что в Генеральной прокуратуре святые работают? Если да, то зря…Чем выше власть, тем большей гнилью в ней пахнет. Порой так и хочется, все бросить и уйти на гражданку, чтоб больше в этом дерьме не капаться.
- Что ж, тогда, не уходите?
- Делать, больше ничего не умею. Да и потом, я придерживаюсь мнения, что каждый должен добросовестно выполнять свою работу, а если что-то там не срастается или не получается по независящим от тебя обстоятельствам, то это не повод опускать руки и заниматься самобичеванием.
-А как же справедливость?
- Справедливости в нашей стране еще долго не будет. Слишком уж все избирательно как-то. Закон он вообще, для нищих существует. Если денег и связей нет, то получишь приговор по все строгости, а если есть, то тебе, скорее всего, ничего и не будет.
То, что сказал сейчас Щукин, новостью для Снигирева не было. Он сам все это прекрасно знал, как и подавляющее большинство действующих сотрудников. Служа в управлении по борьбе с организованной преступностью, он периодически натыкался на факты преступной деятельности крупных чиновников и преуспевающих бизнесменов, но сделать ничего с ними не мог. Делам попросту не давали ход. От этого становилось не по себе, накатывало чувство какой-то безысходности и пустоты. От веры и убежденности, что он занимается по-настоящему нужной и важной работой, не осталось и следа. Часто, как и у Щукина, появлялось непреодолимое желание сдать служебное удостоверение и повесить форму на гвоздь, чтоб больше не быть пешкой в чужой и непонятной игре, под названием «Правосудие». Так бы , наверное, он и поступил, если бы не помнил зачем, во все это ввязался. Цель, которая перед ним стояла, была уже близка, но еще не достигнута. А потому, оставалось сжать волю в кулак и терпеть, тем более, что осталось недолго…
Домой Геннадий Чернов заглянул ненадолго. Через час он должен был отправиться на вокзал, чтобы не опоздать на поезд. Мать, которая начала потихоньку привыкать к образу жизни сына, ничего говорить не стала. Узнав, что тот уезжает в очередную командировку, молча прошла на кухню и стала разогревать ужин. Спорить и доказывать что-то, у нее не было никаких сил.
« Что ж, мальчик уже вырос», - грустно подумала она, ставя на плиту сковородку. – « Пусть сам решает, как жить дальше.»
Как и большинство родственников сотрудников милиции, она не разделяла такой выбор. Служба хоть и нужная, но пусть этим делом занимается кто-то другой, а не ее ребенок. Мало ли, что может случиться, на этой работе. Вон, по телевизору постоянно показывают, то одного милиционера убьют, то другого ранят. Сердце от таких переживаний не выдерживает уже, того и гляди остановится.
Своего сына она родила поздно, когда ей уже было за тридцать. Врачи, вообще, удивились, что она смогла его выносить. Маленькая, со слабым здоровьем, по заключению медиков она не могла стать матерью. Именно это и послужило причиной распада ее первого брака. Выйдя замуж в двадцать три года, прожила с первым мужем пять лет, но так и не забеременела.
- У вас биологическая несовместимость, - как-то сказала им врач, после очередного обследования. – К тому же, вы вряд ли сможете иметь детей и от другого мужчины.
- Почему? – спросила она сдавленным от волнения голосом. Слова гинеколога звучали как приговор.
- Вы бесплодны.
Далее, ей подробно начали объяснять про плохую проходимость труб, про то, что такое заболевание на данный момент не лечится, но расстраиваться еще рано. Бывали, мол, случаи, когда и с таким диагнозом женщины тоже рожали… Она слушала, кивала головой, пытаясь сдержать эмоции, но это у нее не получалось. Слезы, сами непроизвольно, проступали из глаз. На счастливой семейной жизни можно было поставить большой и жирный крест.
Через год от нее ушел муж, нашел на стороне другую женщину, от которой у него должен был родиться ребенок. Удерживать его и устраивать прощальные сцены ревности она не стала. Зачем? Ведь он не в чем не виновен. Человек просто хочет быть счастлив, не более того.
Затем было два года бесцельной и одинокой жизни. Мужчин она избегала, боясь в очередной раз, из-за собственных проблем со здоровьем, принести кому-то боль и страдания. Люди ж они не машины, быстро привыкают к друг-другу, зачем потом тяжело расставаться? И если б не случай то так, наверное, и осталась одна. Двадцать шесть лет назад, восьмого марта, ее пригласила к себе подруга.
- Слушай, Зинка, - весело щебетала та, - у тебя планов на вечер никаких нет?
- Нет, - созналась она.
- Тогда приходи ко мне. Соберем девичник, выпьем, о мужиках посплетничаем…
Планов на вечер , действительно, не было. Международный женский день был ее самый нелюбимый праздник, когда наиболее остро чувствовалось одиночество. Всем дарили цветы, делали подарки, оказывали знаки внимания, ей же ждать цветов было не от кого. Разве, что от заведующего магазином, где она работала продавцом-кассиром, получить дежурный букет гвоздик. Но это не в счет, его получали все представительницы прекрасного пола.
После недолгих раздумий приглашение было принято, не седеть же весь вечер у телевизора. Правда, девичник оказался нечистым, новоиспеченный парень подруги пришел сам и привел с собой друзей, как раз по числу собравшихся в гостях девушек. Ей достался молодой слесарь с завода. Весь вечер он пытался за ней ухаживать, говорил красивые тосты и комплименты, так что под конец вечеринки сумел расположить к себе не только ее внимание, но и большей части подруг. Устоять против такого натиска мужской страсти было практически невозможно, он явно хотел ей понравиться.
- Можно, я вас провожу? - немного смущаясь, спросил тот, когда все начали расходиться.
- Проводите, - не стала отказываться она, хотя секунду назад хотела сказать иное. Никакого желания заводить мимолетных романов, а уж тем более серьезных отношений у нее не было. Во всяком случаи, так ей казалось.
Но природа все же взяла свое. Через неделю знакомства между ними начались романтические отношения, которые вскоре перешли в интимные.
Через два месяца ей на работе стало плохо, закружилась голова, началась рвота. Вызванная руководством «скорая помощь» , с подозрением на острое отравление, ее доставила в больницу, где она узнала о своей беременности.
- Как беременна? Мне же сказали, что со мной этого случиться не может.
- Что, значит, не может? – удивился ее наивности врач. – Рано или поздно с женщинами это случается. У вас, насколько я понимаю, это впервые?
- Да.
- Тогда не советую ее прерывать. В вашем возрасте это опасно. Второго шанса может и не быть.
- Я и не собираюсь… - начала оправдываться она, не зная грустить ей или радоваться.
- Вот и прекрасно, - прервал ее доктор. - Будущий отец ребенка, наверное, не в курсе еще?
- Нет.
- Ну, так надо ему сообщить.
Конец рабочего дня для Сергея был испытанием. Он боялся возвращаться домой, где в маленькой, неуютной комнате коммунальной квартиры, на него постоянно обрушивались воспоминания прошлого. Груз безвозвратно прожитых лет давил безжалостным прессом, выворачивал наизнанку душу, заставляя по новой переносить нестерпимую боль прожитого. Иногда начинало казаться, что он сходит с ума, еще чуть-чуть и психика не выдержит. Желание встретиться с теми, кого давно уже не было в живых, становилось порой непреодолимым. Навязчивая мысль о суициде манила и притягивала к себе, обещая, раз и навсегда, избавить его от случившегося.
Чтобы отсрочить свое одиночество, он долго колесил по городу. Автомобильные пробки, в которые он периодически встревал, казались ему спасением. Они отнимали время, оттягивая неизбежность мучений. Если бы он мог, то вообще со службы не уходил. Там его мозг был занят, общение с людьми и сослуживцами отвлекало сознание, память словно растворялась в повседневных делах.
Через два часа он все-таки припарковал машину и вылез наружу, не сразу сообразив, что находится не в своем дворе.
- Зачем я здесь? – поздновато спохватился он.
Двор был знаком. За последние несколько дней он бывал здесь дважды, когда подвозил Быстрицкую домой. Вон ее подъезд, во всяком случаи, именно в него она вчера входила, когда так глупо и никчемно они поссорились.
Сергей сел обратно в машину и закурил. Уезжать почему-то никуда не хотелось. Казалось, что когда-то давно он жил здесь. Ощущение какого-то домашнего тепла и уюта пробивалось сквозь стекла машины, заполняло салон и приятной волной растекалось по телу. Будто мать, в детстве, искупав его в ванне, кутала в мягкое, плюшевое полотенце. От удовольствия и нежности любящих рук, он закрыл глаза, и перед ним, почти сразу же, возникло лицо Лены.
- Сам, дурак!!! – с силой хлопнула она дверью и пошла вдоль плохо освещенной улицы. Затем обернулась, подняла руку и окинула его прощальным взглядом. Точнее не она, это уже Оксана переступала порог железнодорожного вагона, который медленно набирал ход. Он бежал по платформе, пытаясь его догнать, но из этого ничего не получалось. Поезд двигался все быстрей и быстрей, стремительно уменьшаясь в размерах, а затем окончательно пропал из виду.
- Я тебя разыщу!!! Я тебя обязательно разыщу!!! – закричал он ей вслед, но слова тут же потонули в морозном воздухе.