Он сидел абсолютно беззвучно, обхватив колени побелевшими от холода руками, и словно бы и не слышал, того, о чем шептал ему ветер. Или, может быть, он просто настойчиво делал вид, что настолько погружен в свои тягостные и беспросветные мысли, что не замечает ничего на свете. Так всегда бывает, когда ты хочешь отмахнуться от теребящего душу голоса совести, словно бы от нежданных гостей в неурочное время. А может быть, он просто по своей неосторожности врос в огромную глыбу льда, словно наивная доисторическая букашка, своим необдуманным движением навсегда увековечившая себя в маленьком кусочке янтаря, к несказанной радости прагматичных ювелиров и наигранному восторгу сентиментальных европейских старушек, путешествующих по дряхлеющему Старому свету в поисках несуществующих острых ощущений.
Но как бы там не было, он продолжал сидеть не шевелясь, словно был скован тяжелыми невидимыми цепями, которые могли бы рассыпаться в прах, словно стены Иерихона, только лишь после семикратного трубного резонанса к его нескончаемой душевной боли. Поэтому он ждал совпадения. Совпадения с его внутренним состоянием. Чего-то совершенного невозможного, но по-детски желанного, что могло бы как в сказке оживить его израненную душу по легкому мановению несуществующей в жестоком мире взрослых волшебной палочки. И ему казалось, что для того чтобы все встало на свои места, и было как прежде, не хватает чего-то немного, какой-то несущественной мелочи, какой-то очень маленькой радужной шестеренки, способной снова запустить светлое и гармоничное течение времени в его разрушенном стеклянном мире. Словно бы в его жизненной партитуре не хватало какой-то случайной неуловимой ноты, которая могла наполнить музыкой его остывшее от безысходности сердце.
«Беги, беги скорее отсюда мой бедный мальчик» - шептал ему ветер: «С легкостью отбрось свои последние сомнения и все, что осталось от твоей никчёмной жизни в мусорный контейнер, что стоит под твоим окном. Они не нужны тебе больше, как не нужны тебе и ключи от твоих дверей, в которые больше никто и никогда не позвонит. Отбрось все, что тяготит тебя, словно обрывки кошмарных сновидений и забудь об этом навсегда. И беги. Беги отсюда без оглядки. И стань, наконец, свободен». Не смотря на то, что он продолжал сидеть все также молча, от взгляда внимательного наблюдателя, а ветер был именно таким, не могло укрыться, что практически неуловимо, на долю секунды, нервно дернулось его левое плечо.
«Если ты уважаешь себя как самобытную личность, ты просто обязан встретить новый день абсолютно свободным», - ласково шепнул ветер: «Сейчас для тебя нелегкое время, ведь ты стоишь перед очень важным для тебя выбором. Это поворотный момент в твоей судьбе, и если ты сейчас проявишь нерешительность - то завтра будет уже поздно. Ты навсегда упустишь свой шанс». Он продолжал сидеть абсолютно беззвучно, но изо всех сил пытался не слушать пение ветра. Он не пытался заткнуть уши руками, поскольку знал, что это просто бесполезно, поскольку бархатистый баритон ветра все равно проникнет даже в самые потаенные уголки его мозга, в самые укромные закоулки его души. И для того, чтобы укрыться от этого дружелюбного голоса он напряженно пытался думать о чем-то своем: о неоплаченных счетах за электроэнергию, о дырявых носках, которые валялись в пыли под кроватью, о бездомной собаке которую он кормил купленной в гастрономе импортной колбасой, когда в одиночестве пил коньяк из горла в осеннем парке на мокрой скамейке, и о компакте, который в течение уже без малого двух лет забывает вернуть соседу по лестничной клетке. Он пытался опутать себя этими мыслями, которые он наматывал вокруг своей головы бесконечными мотками, как паук опутывает свою жертву тонкой, но очень прочной паутиной, которую бедное существо, попавшее в сеть, разорвать уже просто не в силах. Но ветер был мудр, равно как и бесконечно терпелив, и не обращал внимания на его наивные слабости.
«Ты сильный. Очень сильный. И очень смелый» - шепнул он ему неожиданно настойчиво, но по-прежнему дружелюбно: «Сделай усилие и порви эти сети. Я знаю, ты сможешь. Сегодня ты сможешь это сделать. Я помогу тебе. Отбрось все, что тебя связывает, все то, что удерживает от восхитительного ощущения полной свободы. А что может быть прекрасней абсолютной свободы? Ты ощутишь ее пьянящую сладость на своих губах и, наконец, станешь, свободен, как ветер. А я буду твоим преданным другом». Ветер присел и обнял его за плечи: «Доверься мне и я научу тебя, что нужно делать. Я научу тебя, как убежать от всего, что тебе ненавистно, что все время тяготит тебя, и с чем ты давно потерял всякое духовное родство и единство. Я избавлю тебя от всех твоих несчастий, и ты станешь счастливым и свободным. Бедный мальчик, ты словно Сизиф вынужден тащить огромную глыбу жизненных разочарований каждый день к заоблачной вершине пика утраченных тобой надежд и иллюзий. Но сегодня настал твой день и ты, наконец, станешь свободным».
Он отрицательно покачал головой: «Я не смогу. У меня не получится. Я не смогу просто так взять и уйти. Я не смогу бросить, то все, то, что есть в моей жизни. Я не смогу. Я слаб. Очень слаб. Я всегда был нерешительной и безвольной личностью. Всегда. Я не смогу. Нет, не сейчас…». Ветер взял его за руку и спокойно сказал: «Сейчас. Ты сможешь сделать этот шаг. Я знаю. Я верю в тебя. Сейчас». И тогда он встал на подоконник, на котором сидел и, улыбнувшись, сделал шаг в открытое окно навстречу свободе. Последнее, что он услышал в своей жизни, умирая на холодном асфальте, был тихий шорох осенней листвы и счастливый смех ветра затихавший вдали.