ЯНВАРЬ
(Из книги «Времена года»)
Стихи в прозе
Сестре Татьяне
Я появлялся, как ангел смерти,
С фонарем и револьвером,
окруженный
Четырьмя матросами с броненосца...
Эдуард Багрицкий.
“Февраль”.
Ну, слава Богу!
Спала с плеч гора,
Величиной не меньше Самохвала,
С которого сибирский богатырь,
Пустив коня, хотел над Енисеем
Стрелою пронестись и опуститься
На противоположном берегу.
Понятно, гордая его затея
Закончилась печально -
он разбился.
Но с плеч моих угрюмый Самохвал
И впрямь обрушился.
И слава Богу!
Уж я не знал, что, право, и подумать
О том, что ты надолго замолчала,
Сестра моя родная, свет-Татьяна...
Тогда в письме ты попросила денег,
Мол, надо сына на ноги поставить,
Пришедшего недавно из тюрьмы;
А я довольно холодно ответил,
Что денег про запас, увы, не держим,
И сами кое-как концы с концами
Натужно сводим;
но у вас вовсю
Пойдут дела; соскучившись по воле
И по работе, Юрка, сын твой блудный,
За ум возьмется, – вот и заживёте,
И всё у вас пойдет, как у людей.
Нет, нет! я не кривил тогда душою:
Нас тоже время крепко подкосило –
За прошлое за наше трудолюбье
Богато одарило государство
Не пенсиями, а лишь тенью пенсий,
Которых и на хлеб с водой не хватит;
И вот под старость лет, уже больные,
Мы тянем лямку из последних сил;
Вот-вот и сляжем на краю дороги,
Как полегли родители когда-то...
Не знаю, что с тобой тогда случилось.
То ли обидел мой отказ прямой;
То ли в проделки Юркины шальные
Была вовлечена ты ненароком;
А может, снова по тропе наклонной,
Такой опасной и такой весёлой,
Ты гордо и отчаянно пошла...
Гадать не буду.
Только дни за днями,
Недели за неделями тянулись,
И вот уж месяцы свой счет открыли,
Томительный и тяжкий,
и уж годом
Жестокое молчанье обернулось, –
Но не было письма.
Сначала зло
Мои смутило чувства,
и упрямо
Я говорил себе: “Ну что же, ладно!
Не пишешь ты, и я писать не буду.
Мы тоже по-ефремовски горды.
Не хочешь ровною идти дорогой,
Ну и не надо. Я тянуть не стану.
Сама себе лишь этим навредишь...”
Но как-то ночью,
в час глухой и смутный,
Мне голос был,
бесстрастный, ровный, чёткий;
Из пустоты космической, вселенской
Он произнес всего одну лишь фразу:
“Татьяна умерла”.
И я проснулся.
Прошел к столу и, голову руками
Тревожно охватив, сидел и думал,
И уж восток забрезжил за окном.
Так неужели это вещий голос?
Не шутка сатаны? Не бред больного?
Не выраженье внутренней боязни,
Твоим, сестра, молчанием рожденной? –
Тогда я самый жалкий человек,
С той частью мира связи потерявший,
Где в первый раз заплакал, засмеялся
И строчки первые свои придумал!..
Тогда я самый в мире одинокий,
Росток последний на отцовской ветке,
Последний лист, не сорванный ветрами,
Но этой злой минуты скорбно ждущий...
(Продолжение следует)