«Графомания»: история, настоящее, будущее
Часть 1.Место краткого исторического экскурса
О вы, которые, восчувствовав отвагу
Хватаете перо, мараете бумагу,
Тесненью предавать труды свои спеша,
Постойте - наперед узнайте, чем душа
У вас исполнена - прямым ли вдохновеньем,
Иль необдуманным одним поползновеньем,
И чешется у вас рука по пустякам,
Иль вам не верят в долг, а деньги нужны вам.
Не лучше ль стало б вам с надеждою смиренной
Заняться службою гражданской иль военной...
А.С.Пушкин
Французских рифмачей суровый судия
Принадлежность к узкой прослойке не просто читающих, но пишущих людей, во все времена принималась за свидетельство высокой интеллектуальности. В течение веков носителями письменной культуры были люди привилегированных сословий – священнослужители, чиновники и аристократы, а наиболее известные прозаики и поэты принадлежали к среде придворной знати. Элитаризм писательского творчества сохранился и в Новое время, однако приобрел характер чисто профессиональный. Талантливые люди, заслужившие одобрение читающего сообщества, могли называть себя писателями и поэтами. Салон, став средоточием высоких, подчеркнуто элитарных форм культуры, породил и культуру ориентировавшегося на высокие образцы непрофессионального литературного творчества. Сочинение посвящений, стихов, романов, эпиграмм было одним из самых любимых занятий дворянской и буржуазной элиты в эпоху Гете, Байрона, Пушкина. А пресловутый лондонский денди, по всей вероятности, может считаться первым эталонным графоманом, чей образ жизни и привычки впервые в истории оказались описаны во всех возможных деталях и подробностях. Непрофессиональное же народное творчество испокон веков выражало себя в фольклорных формах. «Чистый и изящный» язык салона противопоставлялся более экспрессивному, интонационному, живому «языку площади».(1)
Начиная с XVII века большое распространение в Европе получили мемуары и дневники. Владеющий пером человек, в надежде на внимание потомков, пытается запечатлеть свою жизнь, описать происходившие с ним события. Массового расцвета литература мемуаров достигает в начале ХIХ века. Участники Наполеоновских войн, не только военачальники и вельможи, но и чины нижнего ранга старались оставить воспоминания о той части своей жизни, в которой «средь войны, ее неслися дни». (2)
"Дневники" (или по-иному – "журналы") известны в Европе с эпохи Возрождения. Ведение деловых, путевых или личных дневников являлось в каких-то случаях обязанностью, в каких-то необходимостью, а чаще делом добровольным и приватным. Известно, что в России XIX века ведение дневника было обязательной часть в системе воспитания в дворянских семьях. Так, из принудительного письменного самоотчета, ведение дневника превращалось в привычку на всю жизнь. Литературные дневники стали особой формой письменного самосознания культуры романтизма.
Распространение всеобщей грамотности и формирование системы государственного массового начального и среднего образования в странах Европы относятся ко второй половине 19 века. С тех пор при определении понятий "передовая цивилизация", "культура", "развитый мир" необходимым признаком становится наличие в подавляющем большинстве грамотного взрослого населения и широкой прослойки образованного среднего класса. В этот период начинается небывалый в истории расцвет книгопечатного дела, появляются сотни новых газет, журналов, в десятки раз увеличивается письмооборот. Книгочтение становится распространенной формой досуга. Аристократические салоны и кружки сменяются более демократичными и многочисленными научными и литературными обществами, как профессиональными, так и любительского толка. Литературная ли гостиная, или клуб любителей поэзии – практически в каждом городе можно было найти эти уютные места, где в дружеском коллективе обсуждались новинки знаменитых авторов, представлялись на суд доброжелательно настроенной аудитории собственные творения и обсуждались самые разные темы.
Мир вступает в эпоху модерна. Отныне письменная культура является достоянием большинства – главный результат политики европейского просвещения. Непременными признаками культурного человека помимо профессиональных знаний теперь являются эрудиция и начитанность. Изысканно-аристократический образ просвещенного человека, «денди» эволюционирует и отрывается от великосветского салона. Теперь атрибутом человека высокого социального статуса, помимо шляпы и тросточки, становится неспешно читаемая за столиком в любимом кафе, а еще лучше на веранде собственного поместья, утренняя газета. Как правило, происходит это во время послеобеденного отдыха, под аккомпанемент ароматов табачного дыма и душистого чая (кофе) - дань моде на колониальные товары. Этот образ джентльмена ли, буржуа, наследника-бездельника или просто провинциального скопидома, тысячекратно воспроизведенный в литературе, а позднее и в кинематографе, становится для широких масс притягательным, очень часто в качестве объекта социального раздражения, а гораздо чаще - подражания и зависти. Перенимаются внешние признаки: в городах вплоть до 60-х годов XX века с некоторыми вариациями, но все же общепринятой стала мода на так называемый классический стиль одежды: пальто, пиджаки, галстуки и т.д. Показателем же культуры дома, помимо зачастую приобретаемого в кредит пианино, становится книжная полка, с непременным и даже не всегда запылившимся томиком Шиллера, Шелли или Лермонтова.
В первой половине ХIХ века в медицинском обороте появляется термин «графомания». Жан Этьен Доминик Эскироль, французский врач и ученый, один из родоначальников европейской психиатрической науки, в своем труде «О душевных болезнях» (1838), в широком списке «маний» упомянул и патологическую страсть к сочинительству. Данный труд стал первым научным руководством для психиатров, а слово «графоман» спустя какое-то время перекочевало в обыденную речь (Wikipedia).
Макс Нордау, автор взбудоражившего умы современников весьма обширного труда «Вырождение» (1892), называет графоманами представителей целых литературных течений, видит в их творчестве признаки интеллектуальной патологии, полагая за этим доказательство умственного разложения европейской цивилизации. Известные в то время литературные течения и знаменитости, попавшие под огонь критики Нордау: прерафаэлиты, символисты, Лев Толстой, Рихард Вагнер, Бодлер, Золя, Ницше и многие другие.
Отныне графоманом мог быть назван любой сочинитель, чье творение не несло в себе новизны или вызывало сомнение в собственной содержательной или эстетической ценности. Разумеется, за этим словом скрывался и намек на некоторое психическое отклонение. Представители профессионального литературного творчества сделали этот термин оценочным и расхожим, с понятной логикой пытаясь огородить поле своей деятельности от полупрофессионалов и любителей.
В конце ХIХ века книжная культура образованных слоев и народно-фольклорная культура полуграмотных и неграмотных городских и деревенских низов устремляются к слиянию, а в зоне полуобразованности между ними возникают первые образцы массовой культуры (3). Появляются бульварный роман, вечерняя газета, комикс, синематограф, затем радио и телевидение. Массовая культура ХХ века функционирует по рыночным законам спроса и предложения, ориентируется на «средние вкусы», стремится не столько развивать, сколько развлекать. Книга становится товаром массового спроса. Формируются сообщества книжных потребителей и производителей. Успешность литератора зависит от тиража, продаж, спроса на его сочинения. Развиваются новые чисто коммерческие жанры: детектив, триллер, женский роман, эротическая проза и т.д.
Целый слой профессионалов занимается созданием и публикацией произведений литературного творчества. К этому слою относятся прозаики, поэты, журналисты, а также издатели, редакторы, критики, корректоры, переводчики. Вопрос разделения между высокой литературой, и становящейся все более качественной литературой массовой, в условиях всеобщей грамотности и бурно развивающегося рынка текстовой продукции приобретает проблемный характер.(4)
Подход к любительскому творчеству неоднозначен также. С одной стороны, ярлык «графоманство» по-прежнему широко распространен и применим к большинству текстов непрофессионального авторства. С другой стороны, путь от безвестного любителя до читаемого, почитаемого, а значит покупаемого автора, регулярно проходят десятки, если не сотни и тысячи новых авторов. Чтобы засвидетельствовать этот факт, достаточно было бы зайти в любой книжный магазин на центральной улице крупного города в развитой капиталистической стране, начиная с 1920-х годов.
В нашей стране, особенно в первые десятилетия существования Советского Союза, карьера писателя целиком зависела от отношений с государственной властью, что диктовало определенные правила игры. Однако небезынтересно знать, что в СССР реализация принципа соблюдения всех «прав и свобод» трудящихся проявилась в следующем, имеющем отношение к нашей теме, виде. При каждом журнале, газете или издательстве была учреждена должность литературного консультанта, в обязанность которого входила работа с претендующими на напечатание, зачастую весьма увесистыми текстами ходоков от «народного творчества». Любой такой текст «формально относился к категории писем трудящихся» и не мог быть оставлен без внимания. Внимание выражалось в письменном ответе с благодарностью за присланное произведение и советами, как повышать «литературно-художественный и общественно-политический уровень» сочинений. (5)
Шло время. Человек покорил космос. Модерн сменился постмодерном. В каждой семье появился холодильник, «кока-кола» объединила континенты, а массовая культура стала настоящим бичом истории. В сознании и мировосприятии произошли огромные сдвиги. Элитаризм вышел из моды. В 1950-е годы дети британских аристократов стали перенимать манеры поведения, выражения речи, моду в одежде и музыке у городских низших классов. (6, с . 354-355) В 1953 году немецкая фирма «Mustang» выпустила партию первых в мире женских джинсов. В 60-е появляется контркультура.
Пафос высоких образцов классицизма и модерна уступил место просторечивому откровению новой литературы. Смешным стало изощряться в попытках подражать стилю классических столпов поэзии и прозы. Высокая литература подстроилась под жизнь, сделала каноны всеобщим достоянием, стала стилистически доступна и близка обычному читателю.
Обманчивость этой близости провоцировала обратное движение возврата - «от читателя». Однако за демократичностью кумиров крылся маркетинговый ход, неприглядность обыденного обернулась изощренным гламуром, а вседозволенность и хаотичность бытия оказались выражением нового социального порядка. Культурная революция не изменила ни на йоту жалкого положения любительского сочинительства. Ажурная ограда, за которой плодоносил прекрасный сад статусного профессионального творчества, превратилась в не менее прочную стену из технологичного прозрачного материала. Смотреть можно, а трогать нет.
Все изменилось в эпоху Интернет. Культура непрофессионального литературного творчества дождалась своего часа.
Часть 2.Ценность написанного
«Если хотите быть писателем, вам, прежде всего, нужно делать две вещи: много читать и много писать».
Стивен Кинг (7)
По мнению многих критиков, «графомания» приняла в настоящее время характер массовой эпидемии, стихийного бедствия, угрожающего настоящей литературе. В чем же причина этого явления? Почему тяга к письменному творчеству непреодолима, а ныне сильна как никогда, при том что, как было показано в первой главе, всегда имела место в истории?
Прежде чем вполне предсказуемо заявить, что истоки массового тяготения к непрофессиональному литературному творчеству следует искать в психологии, напомним следующее: способность к созданию текстового произведения – есть социальный навык. Навык, который целенаправленно развивается системой образования, и которым по достижению зрелости люди продолжают пользоваться в силу профессиональных обязанностей. Если же по роду деятельности писать не предусмотрено, то навык чаще всего и не используется. Однако на самом деле самовыражение в письменном творчестве есть не просто законное, но глубоко закономерное право, осуждение которого должно вызывать недоумение.
Никто не обвиняет человека в бездарной игре в футбол, если человек любит гонять с друзьями мяч. Теперь представим себе, хотя бы примерно, сколько времени человек проводит, с младых ногтей образовываясь путем переписывания в тетрадь цитат из произведений классиков или заучивая наизусть стихи? Сопоставимо с количеством уроков физкультуры, посещаемых согласно образовательной программе? Однако спортивная игра доступна и не вызывает порицания, а привычку писать человек должен бросить, подавленный авторитетом общепризнанных авторов, страшась ярлыка графомана. Все равно лучше Толстого ведь не напишешь... Не играть в футбол, потому что есть Бекхэм?
Большое значение имеет определенный романтизм фигуры писателя, по степени воздействия на умы сравнимый лишь с образом рыцаря из средневековых романов. Известные писатели, поэты, публицисты независимы в суждениях, широко популярны, их труд хорошо оплачивается, а мнение весомо даже для сильных мира сего. Таковы в представлениях современников те, чьи имена тиснены на обложке. Путь к обретению популярности, достатку, а возможно и "властительству над думами" прост – лист белой бумаги и "отточенное перо" под рукой. Ныне же, в компьютерную эру, все стало гораздо проще - дорога от написания до опубликования сократилась до электронного мгновения.
Чем выше становился образовательный уровень населения, чем более разнообразной и массовой становилась письменная культура, тем проще казался путь в литературу. Старт в пресловутое авторство может начаться как с восклицания «да, я могу писать не хуже», так и с вполне логичного желания пробы пера личностью, осознающей врожденную склонность к писательскому ремеслу. Путь к признанию и славе непрост, тернист, и мы не будем живописать его, а лучше почитаем на досуге воспоминания известных авторов.
Письменность сама по себе является особой сферой жизни, которой ученые придумали название – скриптосфера. (8) Посредством чтения литературы человек имеет возможность уйти от обыденного, от обстоятельств бытия в мир идей и культурных ценностей. А в попытке создания собственного текста обретается возможность приобщиться к этому миру, а, может быть, и оставить свой след в его развитии. На самом деле, подражание понравившемуся произведению есть не посягательство на его заслуженный статус, но выражение неравнодушия, активная позиция читателя. Художественная ценность высокого образца от этого нисколько не страдает.
Всегда ли написанное имеет ценность? Для написавшего - да, всегда. Кроме того, хотя с течением времени исписанная бумага желтеет и ветшает, дорожает значение на ней написанного. Обнаруженные учеными в 1956 году на месте раскопа кусочки бересты с каракулями новгородского мальчика Онфима ныне есть редчайшее историческое свидетельство. А чем считались эти берестяные прописи в XIII веке?
Безусловно, мало интересны корявый слог, очередной пересказ набившего оскомину сюжета или любительское рифмование. Однако свобода творчества подразумевает свободу критики. А также волеизъявление игнорирования. Должны ли попытки написания претендующего на литературность текста осуждаться и пресекаться? Нет, не должны. Даже у знаменитых авторов не все произведения равнозначны по своей ценности. Для того чтобы стать мастером, необходимо упражняться, проходя стадии подражания, повторения и отрицания канонов, утверждения новизны. Только за этим следует уровень индивидуального совершенства.
Написание текста - естественная потребность, характерная для человека культурного. Настоящая художественная литература может появиться лишь в определенных культурных условиях, одним из которых является создание и функционирование множества так называемых «вторичных» текстов.(9) «Графоман» - не бездарный варвар, но ценитель, а на самом деле - естественный союзник в борьбе с массовой электронной культурой.
Часть 3.Новое время - новая реальность
Nullus tam imperitus scriptor est,
qui lectorem non inveniat similem sui.
Нет такого пустого писателя, который
не нашел бы себе читателя (лат.)
Кажется странным, но, несмотря на популярность, которую приобрело слово «графомания» в последнее время, кроме нескольких строчек в медицинских словарях, трактующих это явление как патологическое стремление к написанию лишенных новизны и эстетизма текстов, чего-то иного, объясняющего суть этого явления, нет. Термины «графоман» и «графомания» употребляются безапелляционно, к месту и не к месту, уподобившись ругательствам уровня «сам дурак». Подпасть под определение «графомания» может и любительское сочинительство, и серийная беллетристика, и не несущая оригинальности работа признанного автора. На самом деле, причина такого отношения заключается в ситуации, сложившейся в отечественной культуре в последние годы.
Особенностью развития культуры чтения в России можно считать то, что с избытком разноплановой массовой литературы отечественный читатель столкнулся только в конце 20 века, в период, последовавший вслед за распадом Советского Союза. Идеологические заслоны были сняты, книжный рынок стал функционировать по коммерческим законам, магазинные полки и многочисленные «развалы» наполнились ранее не издававшимися произведениями зарубежных и отечественных авторов. «Свобода от цензуры и идеологического заказа заменяется в массовой литературе заказом не только коммерческим, но и социальным. Хотя это уже не социальный заказ советской эпохи, а рыночный заказ массового читателя». (10) Спрос породил предложение: как в калейдоскопе замелькали новые имена на мягких обложках детективов, триллеров, эротических и женских романов.
Нужно отметить, что до постперестроечного времени массовой литературы в западном варианте в России не было, поскольку до революции 1917 года не существовало массовой читательской аудитории – большинство населения огромной аграрной страны было полуграмотно или неграмотно вообще. В советское время читателю предлагалась литература прошедших идеологическую селекцию, избранных авторов, а преподавание и популяризация классической литературы велось с позиций, заключавшихся в том, чтобы на примере художественных произведений показать порочность самодержавного строя и буржуазно-помещичьих порядков и, как следствие, закономерность революционных перемен. По мнению И. Захарова, данное обстоятельство послужило отторжению классической литературы в среде советской интеллигенции, предпочитавшей Толстому и Достоевскому альтернативу - произведения М. Булгакова и поэтов Серебряного века. В результате, в настоящее время авторитет классической литературы в целом оказался подорван. (11)
Как бы то ни было, в действительно «самой читающей стране в мире» сформировались достаточно высокие читательские вкусы, воспитанные хоть и на отобранных цензурой, но качественных образцах отечественной и зарубежной поэзии и прозы. Недостаток же разнообразной массовой литературы сыграл свою роль, и образовавшийся в постперестроечный период свободный книжный рынок был за самое короткое время заполнен переводной литературой самого разного качества. Массовая литература отечественного «производства» в избытке появляется в 1990-е годы. Современные издательства ежемесячно выпускают книги 10-15 новых авторов.(1) Количество регулярно появляющихся на магазинных полках «бестселлеров» исчисляется десятками, сотнями. Большие тиражи оказались у ранее малоизвестных авторов-беллетристов.
Новизна и массовость этого явления приводит к тому, что возникает закономерный страх перед потоком низкокачественной литературы, названной «графоманской». Писатели и публицисты заговорили о кризисе литературы, разобщении литераторов, потоке низкопробного чтива. Действительно, мы можем с сожалением констатировать, что открытие культурного пространства приводит к потере «классикоцентризма» отечественной литературы, а влияние основных мировых тенденций к формированию нового читателя, для которого каноном станет не признанная в советское время классика, и даже не ставшая классикой альтернатива, с такими именами как Набоков и Солженицын. Читатель оказался без выбора – стал волен делать выбор сам. Ныне ситуация развивается так, что с большей долей вероятности можно прогнозировать, как через несколько лет едва ли не единственной признаваемой в среде молодежи литературой станут наиболее удачные «фанфики», написанные по мотивам популярных видеоигр. Безусловно, это самый негативный сценарий, и будем надеяться, что такого не произойдет. То, что для постмодернистской культуры Запада является естественным порядком вещей, для российской культуры, переживающей вместе с политической и социальной сферами период трансформации, оказалось явлением болезненным и отталкивающим.
Какова же роль «графомана» в этом? Графоман оказался крайним. Как ни странно, но многие критики, пытающиеся разобраться в причинах упадка, в упор не видят новую реальность «открытых границ», влияния мировой массовой коммерциализированной культуры на литературу России. Мало кто говорит об этом, в основном предпочитая винить жадных издателей и примитивных авторов. Тем самым следствие выдается за причину.
Часть 4.Сетература и явление нового читателя
Огромное значение для формирования новой культуры непрофессионального литературного творчества имело развитие интернет-технологий. По сути, на наших глазах был заложен технический фундамент для осуществления глобальных сдвигов в области культуры, которые, несомненно, произойдут, и возможно даже в недалеком будущем. Имеющийся теперь почти в каждом доме компьютер заменил собой пишущую машинку, библиотеку и типографию, позволив в тиши и уюте родного жилища заниматься творчеством, публиковать, общаться с читателями. Популярности многих сайтов, блогов и форумов может позавидовать любое традиционное бумажное издание, ныне за редким исключением не имеющее собственного «представительства» в Интернете.
Однако пока новые технологические веяния можно назвать революцией коммуникационной, видоизменившей формы распространения информации, но пока не сыгравшей большой роли в изменении литературы и искусства. Увы, в пророчествах теоретиков информационного общества, сбывающихся на наших глазах, не оказалось места для прогнозов, касающихся развития литературы в бурлящем образами и текстами «постинформационном» мире.
Еще десять лет назад явление «сетературы» воспринималось как нечто игрушечное, дополняющее, оттеняющее и копирующее литературу настоящую.(12) Ныне же взаимосвязь виртуального и «реального» литературных миров воспринимается как само собой разумеющееся. При этом неоспоримые удобства, дарованные интернет-технологиями, если не изменяют суть литературного процесса, то усиливают в нем тенденции, воспринимаемые как опасность для «статусного» литературного творчества, которые на самом деле есть просто новые правила игры. Хотя едва ли "сетература" обретет когда-либо отдельный статус. Скорее всего, со временем эффект новизны этого явления сойдет на нет и отпадет необходимость отделения "первостепенного и значительного", а значит литературного, от всего остального по критерию принадлежности к сети Интернет.
Наиболее важной из всех наблюдаемых тенденций можно назвать усиление роли читателя. Теперь "читатель" не абстрактная категория, а вполне осязаемая, хотя и пользующаяся всеми преимуществами виртуальной анонимности, личность, способная к выражению как ожидаемых, так и неожиданных эмоций и мнений. Нет никаких преград к общению с читательской аудиторией, и это не может не пленять, не отталкивать и не вызывать опасения автора. Читатель может восхититься, поаплодировать, порекомендовать прочитанное, или же наоборот, не стесняясь в выражениях раскритиковать, высмеять, и что самое "страшное" (!) - предложить Писателю ознакомиться с собственными литературными экспериментами.
На самом деле новый, более активный, читатель как явление возник благодаря появившейся возможности формирования новых социальных связей, появлению которых мы обязаны эпохе Интернет. Можно с определенной долей уверенности предположить, что происходит в некотором роде «деатомизация» индивида – явление, если не обратное, то значительно смягчающее процесс социального разобщения в индустриальном и постиндустриальном мире, о котором писали такие мыслители XX века как К.Г. Юнг, Э. Фромм, Г. Маркузе, Т. Адорно.
Ключевым же для этого нового явления словом является Интерес. Виртуальная коллективность, выразившаяся в появлении многочисленных тематических интернет-сообществ, формируется на основе общности интересов, и порой не ограничивается даже языковыми барьерами.
Демократичность нового явления стирает все мыслимые границы. Учительница русского языка и литературы может быть добавлена в «друзья» на страничках своих учеников в социальных сетях, а ученый с мировым именем на страницах своего «живого-журнала» имеет возможность вступить в многодневный спор с виртуальным «ником», за которым скрываются проживающие в одной комнате в общежитии студенты-первокурсники. Фанфики, живые журналы, литературные игры и проч. стимулируют интерес к литературе в целом
Гипертекстуальность, динамичность и «способность формировать вокруг себя дискуссионное поле, порой гораздо более многозначное и сложное, нежели сам текст»(Википедия), есть ключевые определительные признаки сетературы. Дискуссионность в количественных показателях рецензий и отзывов переходит в такое качество, которое не может не повлиять на творческий процесс.
Доступность, игровая манера, "интерактивность" в сфере сетевой литературы и попавшей в интернет-сети литературы «реальной» поощряют людей, еще вчера далеких от мыслей о собственном творчестве. Причем соприкосновение читателя с креативной писательской сферой таит в себе потенциал развития, формирования новой читательской культуры. С точки зрения специалиста по исторической психологии современный человек воспринимает мир как текст. (13) И что же, в таком случае, ждать от современного человека как не воспроизводства текстов?
Если есть интерес, есть выбор и основы для проявления активности, значит, эта активность стимулируется с увеличивающейся силой. «Графоман» не угрожает культуре и не подрывает ее основ, а «графомания» не проблема, мешающая развитию литературы. Потому что появление массива любительских текстов есть культурный фон нашей эпохи.
Часть 5. Массовая культура и «графомания»
Редко кто из современных публицистов и критиков не пишет о той негативной роли, которую играет массовая культура в жизни общества. Современную индустрию культуры упрекают в поверхностном, несерьезное отношение к высоким духовным и эстетическим ценностям, в распространении дурновкусия, поощрении потребительского отношения к жизни. Культуриндустрия – термин, введенный в оборот Максом Хоркхаймером и Теодором Адорно в середине ХХ века, обозначает доминирующую в обществе систему культурного производства, функционирующую по законам развлекательного бизнеса. «На потребителя она (культуриндустрия – Д.В.), воздействует и подчиняет своей власти опосредованно, развлекая его; не путем откровенного диктата, но благодаря использованию внутренне присущего развлечению принципа враждебности всему тому, что является чем-то большим, чем оно само, удается ей в конечном итоге расправиться с последним»(14), – такой видится сила негативного влияния массовой культуры. Хотя некоторые исследователи видят в массовой культуре и положительные стороны (15). Негативизм масскульта наполовину теряется, если явление берется безотносительно к высокой культуре.
Анализируя проблему «графомании» как массового явления в связи с вопросами массовой культуры (рассматривая все же её, применительно к нашей теме, как негативное явление), можно выделить два противоположных по значению момента.
Момент первый заключается в том, что непрофессиональное литературное творчество есть явление самоорганизующееся и стихийное. И в этом заключается потенциал независимости от доминирующей, коммерциализированной массовой культуры. Амбиции, питающие творчество, заставляют быть в поиске, ориентироваться на лучшие образцы, играют роль двигателя развития, вступают в конфронтацию с навязываемыми усредненностью, повторяемостью и стандартностью массовой популярной культуры. Таков позитивный потенциал непрофессионального литературного творчества, подпадающего под определение «массовая «графомания».
С другой стороны - и это второй момент - нельзя не видеть в «графомании» тенденцию подражания, копирования в бесчисленном множестве образцов массовой культуры. Причем отличие между «настоящим» образцом массовой культуры и подобной ему любительской графоманской копией может быть определено по критерию пригодности в качестве товара. «Графомания» с этой точки зрения совершенно бесполезна, она не отвечает критериям продаваемости. Угрожает ли графоман настоящей высокой культуре? Скорее всего нет, по той же причине бесполезности большинства его творений как жалкого подобия признанных образцов.
И все же, чего больше в случае «графоманского» творчества – вреда, бесполезности или, наоборот, пользы? На этот вопрос может быть найден ответ в том случае, если разделить это явление на результат и действие. Причем именно в этой последовательности: сперва – результат, а затем процесс (действие).
Результат любительского писательства не всегда предрешен. Попытки любителя проявить себя через подражание эталонной литературе могут выглядеть натужно и смешно.
Сложнее обстоит дело с вопросом новаторства. В ситуации конкуренции получить высокий литературный статус возможно лишь написав что-то необычное, оригинальное и новое. Новаторство чаще сводится к необходимости эпатировать, попирать традиции. Сложно нащупать золотую середину между подражанием канону и новизной, угодить высокому вкусу, поскольку уже все обозначено, разграничено, на все повешены ярлыки. Причем в современных условиях попытки противопоставления массовой культуре пресекаются в корне через механизм абсорбирования. Читаем у Хоркхаймера и Адорно: «Все то, что способно оказывать сопротивление, имеет шанс выжить только приспосабливаясь. Будучи хоть единожды зарегистрированным в своем отличии от культуриндустрии, оно уже становится составной частью ее подобно тому, как составной частью капитализма становиться зачинатель аграрной реформы. Реально вполне оправданное бунтарство становится товарным знаком того, кому удалось снабдить производство новыми идеями»(14).
Более позитивной выглядит сущность массовой «графомании» в качестве поступка, действия. Именно здесь можно увидеть потенциал альтернативы по отношению к масскульту. Массовая культура предлагает ограниченный выбор, бездумное потребление, а культура непрофессионального литературного творчества совершенную свободу от любых ограничений. Это благодатное поле для обучения, развития и пропаганды более высоких форм культуры, для ухода от навязываемого извне единообразия масскульта. Причем совершенно иной смысл получает словосочетание «графоманское творчество», поскольку на индивидуальном уровне это действительно творчество, со всеми вытекающими из этого позитивными моментами.
Часть 6. Развеять мифы. Вместо послесловия
- Ваши удостоверения, граждане, - сказала гражданка.
- Помилуйте, это, в конце концов, смешно,- не сдавался Коровьев,-
вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы
знаете, какие замыслы роятся у меня в голове? Или в этой голове? - и он
указал на голову Бегемота, с которой тот тотчас снял кепку, как бы для того,
чтобы гражданка могла получше осмотреть ее.
Булгаков М.А. «Мастер и Маргарита»
В самой нераскрытости, неопределенности понятия «графомания» лежит ответ на вопрос - почему это явление до сих пор воспринимается с сугубо отрицательным знаком. В связи с этим понятно и отсутствие сколько-нибудь значительных попыток описания явления сетературы. С одной стороны, не вызывает возражений закономерное стремление оградить территорию «статусного» литературного творчества от непрофессионализма любителей. Со стороны другой, очевидно, что обывательская среда видит в попытках такого творчества неоправданную претенциозность, что-то схожее с манией величия, ведь слова "писатель" и "поэт" ассоциируются с выдающимися именами. Поэтому до сих пор творчество сетевых любителей априори воспринимается как нечто второстепенное и легкомысленное.
Первоочередной задачей любого современного исследователя непрофессионального литературного творчества должно стать стремление воспрепятствовать распространенному одиозному суждению в отношении «графомании», гласящему, что привычка писать и стремление быть опубликованным есть патология, стоящая в одном ряду с психическими расстройствами. Среди всех привычек, культивируемых массово современным обществом, «графомания» является, пожалуй, наиболее безвредной для здравия физического и умственного. На самом деле человеку, страдающему «графоманией», грозят телесные и душевные недуги в гораздо меньшей степени, чем любителям брудершафтов, азартных игр или телесериалов на ночь. Люди интеллектуальных профессий живут интересней и дольше.
Вызывают недоумения рассуждения о «графомании», как едва ли не о главной проблеме современной литературы. Совершенно непонятны стоящие с такими высказываниями в одном ряду пожелания сформировать «настоящую» читательскую аудиторию, обладающую высокими вкусами. Хотелось бы спросить в связи с этим: неужели возможно сформировать такую высокоразвитую аудиторию, удалив читателя за дверь? А именно это, по сути, и предлагается сделать. Современный читатель активен, он сформирован в новой культурной среде, у него иной потенциал и технические ресурсы и, поэтому больше возможностей дотянуться до творческих «небес», чем раньше. Также как нельзя препятствовать человеку в стремлении быть грамотным, нельзя отказать ему и в праве не только читать, но и писать, стремиться к интеллектуальному общению, связанному с литературой. Писать и получать возможность быть прочитанным – это не право избранных. Каждый человек может написать, по крайней мере, одну книгу в своей жизни, которая будет оригинальна, и ни коим образом не может быть отнесена к категории "графоманской". Это книга жизни - автобиография человека.
Вместе с тем, не каждый пишущий может называться писателем, и в этом отношений иллюзий не должно быть.
Возможности, дарованные сегодня развитием коммуникационных технологий, открывают для развития литературы новые, еще не оцененные перспективы, в которых чисто гуманитарный аспект представляется наиболее важным. Тысячи непридуманных историй, ситуаций, судеб, изложение людского опыта едва ли не в любой из существующих сфер деятельности - разве это не Клондайк неисчерпаемых сюжетов, который ждет своего трудолюбивого старателя? Однако нашествия старателей нет. И мешает этому отношение к сетевому материалу как к чему-то сиюминутному, малозначительному, второстепенному.
Основанное на полу-медицинском определении, понятие «графомания» существует в неизменном виде с конца ХIХ века. Возможно, введенное в широкое употребление Максом Нордау в книге «Вырождение» это понятие и, в особенности, его расширенное толкование, не подвергались сколько-нибудь критическому анализу до настоящего момента. Читая «Вырождение», можно увидеть, что обвинения в графомании в отношении известных европейских авторов, свидетельствующие якобы об умственном разложении Европейской цивилизации, соседствуют с заключениями наподобие того, что «асимметрии лица и черепа соответствуют ненормальные умственные способности». (16) Из сумрачного мира идей ХIХ века, породивших одиозные расовые теории и евгенику, идет традиция строгого иерархического разграничения в области литературы. Отношение к праву заниматься литературным творчеством в том виде, в котором оно просуществовало до нынешних времен, требует пересмотра.
По словам Ю.М. Лотмана: «…Мир текстов, лежащих вне господствующих литературных форм, не хаотичен, и организация его определенным образом соотнесена с общей структурой культуры эпохи. Таким образом, хотя высокая литература не признает массовую, они составляют в определенном отношении единое целое»(9). Продолжая данную мысль, нельзя не прийти к заключению, что любительское сочинительство, хотя и не стоит на одной ступени с лучшими образцами литературы, все же является заслуживающим внимания, своеобразным и недооцененным феноменом современной культуры.
Март-сентябрь 2011 г.
____________________________________________
Использованная литература и примечания:
1. Лотман Ю.М. Слово и язык в культуре
Роль салонной культуры в развитии русской классической литературы подробно рассматривается в трудах Ю.М. Лотмана.
2. Лермонтов М. Ю. - «Наполеон». «В неверный час, меж днем и темнотой».
3. Шкуратов В.А. Историческая психология. М., Смысл, 1997, с.332
4. Подробно см. И. И. Саморуков. К проблеме разграничения "массовой" и "высокой" литературы./ http://dtheory.info/txt/samorukov.doc.
5. Драгунский Д. Учреждение литературы.
6. Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век. 1914-1991 г., М.: Независимая газета, 2004.
7. Кинг С. Как писать книги. М., «Издательство АСТ Москва», 2008, с.152.
8. Теория скриптосферы разработана советским ученым, библиопсихологом Н.А.Рубакиным.
9. См. Лотман Ю.М. Массовая литература как историко-культурная
10. М. А. Черняк. Категория «автора» в массовой литературе./ http://ec-dejavu.ru/p-2/Popular-literature.html
11. Захаров И. Отторжение русской культуры: кто виноват?/ http://www.warandpeace.ru/ru/exclusive/vprint/56066/
12.Горчев Д. Сетература./ http://www.netslova.ru/gorchev/seteratura.html
13. Поговорить с кроманьонцем. Русский репортер №21(199)
14.КУЛЬТУРИНДУСТРИЯ. Просвещение как обман масс./ Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика просвещения. Философские фрагменты. М.-Спб., 1997. С. 149-209./ http://culturca.narod.ru/adorno.htm
15.Рыжов Ю.В. Ignoto Deo: Новая религиозность в культуре и искусстве. –
М.: Смысл, 2006./ http://www.binetti.ru/studia/ryzhov_11_index.shtml
16. Нордау М. Вырождение.М., «Республика», 1995, с. 34.